Монах Юкинага - Повесть о доме Тайра
— Еще до наступления Нового года они сказали, что идут молиться в храм Великого Будды, в Нару А после Нового года, кажется, собирались пойти на богомолье к богине Каннон, в храм Хасэ. С тех пор мы ни разу не видели, чтобы кто-нибудь бывал в их жилище… — сказали люди.
Го Сайтоо поспешил в Хасэ, разыскал там госпожу и кормилицу, и, когда рассказал им обо всем, что случилось, обе женщины не смогли поверить, что это правда. «Нет, это сон! Это сон!» — твердили они. Поспешно возвратились они в храм Прозрения, увидели юного господина, и так велика была их радость, что прежде всяких слов градом хлынули слезы! «Прими постриг! Скорей, скорей!» — говорили они, но праведный Монгаку, жалея мальчика, не стал его постригать. Вскоре он приехал за ним, взял его с собой в храм Такао и, как рассказывают, помогал госпоже в ее скромном существовании.
Велика доброта, велико милосердие богини Каннон, спасающей правых и виноватых! С древних времен немало было примеров ее чудесных благодеяний, но все же сколь благостно и это спасение Рокудая!
8. Казнь Рокудая
Время шло, и постепенно исполнилось господину Рокудаю лет пятнадцать-шестнадцать. День ото дня становился он все прекраснее и лицом, и всей статью. Красота его озаряла все вокруг, как сияние.
— О горе! Если бы все в мире шло, как встарь, он был бы уже военачальником в императорской страже! — говорила, глядя на него, мать, не в силах сдержать свои чувства.
А властелин Камакуры все время с подозрением думал о Рокудае и всякий раз, посылая письма праведному Монгаку, справлялся: «Кстати, как там сын князя Корэмори Комацу? Каково его поведение? Не умышляет ли он смыть позор поражения с семейства Тайра? В прошлом вы сумели провидеть мою судьбу; не читаете ли теперь нечто подобное в лице Рокудая?» «Рокудай — отпетый трусишка! — отвечал праведный Монгаку. — Будьте совершенно спокойны!»
Но властелин Камакуры никак не хотел успокоиться.
— Если он замыслит поднять восстание, — сказал он, — Монгаку такой человек, что сразу встанет на его сторону! Впрочем, кто осмелится посягнуть на меня при жизни? Но за потомков своих тревожусь!
Страшной бедой грозили эти слова! Узнав о них, мать сказала:
— Поскорей, поскорей прими постриг, ибо ничего другого не остается!
И вот весной 5-го года Бундзи, когда господину Рокудаю исполнилось шестнадцать лет, отрезали ему прекрасные волосы, ниспадавшие на плечи, облачили в одежды, окрашенные соком хурмы, повесили на спину ящичек пилигрима, и, распростившись с преподобным Монгаку, отправился он в паломничество по святым местам. Братья Сайтоо, одетые так же, пошли с ним вместе.
Прежде всего он поднялся на святую вершину Коя, навестил отшельника Такигути, наставлявшего отца на путь праведный в час кончины, подробно расспросил о пострижении отца, о том, как прошли последние часы его жизни, а затем, пожелав увидеть места, где побывал покойный князь Корэмори, направил стопы в Кумано. Стоя у храма на берегу, глядел на остров Яманари, куда отплыл отец, и захотелось ему тоже побывать там, но помешал встречный ветер и бурные волны, и переправиться на остров не удалось. «Где же погрузился в воду отец мой?» — издали глядя на остров, мысленно вопрошал он белопенные волны, а глядя на прибрежный песок, думал: «То не прах ли отца моего?» И так дорог сердцу его был этот песок, что от слез насквозь промокли рукава его одеяния, словно одежда у рыбачек, что, добывая соль, черпают воду морскую, — казалось, вовеки им не просохнуть… Всю ночь провел он на берегу, твердя слова сутры, читал молитвы, пальцем чертил на песке лик Будды, а когда рассвело, пригласил почтенного монаха из местного храма, вместе с ним вознес молитвы за упокой отца и наконец, мысленно распростившись с покойным, в слезах пустился в обратный путь, в столицу.
Среди сыновей князя Сигэмори Комацу был князь Тадафуса. После битвы в Ясиме он бежал, и след его затерялся.
В действительности же бежал он к Мунэсигэ Юасе, жителю земли Кии, уповая на его помощь, и затворился в крепости Юаса, вотчине Мунэсигэ. Прослышав об этом, верные дому Тайра воины — Морицуна из Эттю, Тадамицу из Кадзусы, Кагэкиё и Кагэиэ из Хиды — примчались к нему на помощь. Следом за ними прискакали, торопясь обогнать друг друга, самураи из земель Ига и Исэ. Когда же разнеслась весть, что в крепости Юаса собралось несколько сот могучих, выдающихся витязей, властелин Камакуры послал приказ надзирателю Кумано Тандзо, и тот, повинуясь приказу, две и три луны кряду восемь раз осаждал усадьбу Юаса, пытаясь взять ее приступом, но воины в крепости оборонялись, не щадя самой жизни, и всякий раз дружины Тандзо бывали рассеяны и разбиты. Великое множество монахов Кумано полегло в этих битвах. Тогда Тандзо, надзиратель Кумано, отрядил к властителю Камакуры гонца-скорохода с сообщением:
«На протяжении двух и даже трех лун восемь раз осаждал я усадьбу Юаса, но воины в крепости оборонялись, не щадя самой жизни, и потому всякий раз наше войско терпело поражение. Так и не удалось нам сломить врага. Пришлите на подмогу воинов из близлежащих земель, тогда можно сызнова начинать битву».
— Если мы пошлем туда войско, — сказал властитель Камакуры, — это будет грозить истощением стране и бедствием народу! Злоумышленники, затворившиеся в усадьбе, просто-напросто воры, промышляющие разбоем на морях и на суше… Этих разбойников-воров надо взять измором, крепко-накрепко запереть, закрыть им все входы и выходы!
Так соизволил распорядиться властитель Камакуры, и в самом деле, когда поступили по его указанию, в крепости в конце концов не осталось в живых ни единого человека.
Властитель Камакуры с тайным умыслом объявил:
— Всем сыновьям князя Сигэмори Комацу, сколько б их ни было, я обещаю сохранить жизнь, ибо только благодаря покойному князю мне, Ёритомо, заменили казнь ссылкой. Не кто иной, как именно князь Комацу просил за меня по поручению госпожи-монахини Икэ, хозяйки Усадьбы у Пруда!
Поверив этим словам, князь Тадафуса сам объявился и сдался самураям в Рокухаре. Его сразу же препроводили в Камакуру. Князь Ёритомо вышел к нему без промедления.
— Возвращайтесь в столицу! Там, в окрестностях, я приготовил для вас жилище! — лицемерно пообещал он и отправил князя Тадафусу в столицу, а сам послал следом людей, и неподалеку от моста Сэта князя Тадафусу убили.
Кроме шестерых законных сыновей у князя Сигэмори Комацу был еще один сын по имени Мунэдзанэ, правитель Тосы. Трех лет от роду отдали его в приемные сыновья Левому министру Цунэмунэ, в усадьбу на улице Оимикадо. Он получил другое, новое имя, стал чуждым семейству Тайра, ратному делу не обучался, занимался только письмом и чтением. Ныне исполнилось ему восемнадцать лет. Князь Ёритомо не приказывал разыскивать его, как других отпрысков Тайра, однако из страха перед властями его выгнали прочь из дома, и ему негде было преклонить голову. И вот пошел он к монаху Сюндзе в храм Великого Будды в Наре.
— Я — Мунэдзанэ, правитель Тосы, младший сын князя Сигэмори Комацу, — сказал он. — Трех лет от роду отдали меня в приемные сыновья Левому министру Цунэмунэ, в усадьбу на улице Оимикадо. Я получил другое имя, ратному делу не обучался, занимался только письмом и чтением. Ныне исполнилось мне восемнадцать лет. Князь Ёритомо не приказывал разыскивать меня, но из страха перед властями меня выгнали прочь из дома. Возьмите меня в ученики, святой отец! — И, сказав так, он сам отрезал себе волосы. — Но если вы все-таки боитесь дать мне приют, доложите обо мне в Камакуру и отправьте куда угодно!
Монах пожалел его, посвятил в духовное звание и временно укрыл в кладовой, где хранилось масло для светильников Великого Восточного храма, Тодайдзи, а сам сообщил о случившемся в Камакуру.
— Прежде всего надобно взглянуть на него, тогда и решим, как быть с ним дальше. Пришлите его сюда! — сказал властитель Камакуры, и монаху не оставалось ничего другого, как отправить Мунэдзанэ на восток, в Канто. Но со дня отъезда из Нары Мунэдзанэ отказался от еды и питья, даже воды в рот не брал и в конце концов в местности Сэкимото, уже за перевалом Асигара, скончался. Как видно, он окончательно утратил надежду — все равно, мол, не будет ему спасения!
Смерть его — тяжкий грех на совести властелина Камакуры!
Всех отпрысков Тайра, будь то даже годовалые или двухлетние дети, разыскали и истребили еще зимой минувшего 1-го года Бундзи, уцелели разве лишь те, кто находился в материнской утробе. Казалось, на свете больше не найдется ни единого члена семейства Тайра, но в живых оставался еще один мальчик по имени Томотада, правитель земли Ига, младший сын князя Томомори. Когда Тайра бежали на запад, Томотаде было всего три года, его бросили тогда в столице на произвол судьбы, но муж его кормилицы, некий Тамэнори из края Кии, подобрал и воспитал мальчика, прятал его то там, то здесь, а потом скрывался вместе с ребенком в краю Бинго, в местности Ота. Когда же Томотада подрос, на него стали с подозрением коситься ставленники Камакуры — местный надзиратель-чиновник и сборщик податей. Тогда Томотада уехал в столицу и тайно поселился неподалеку от храма Торжества Веры, близ Йти-но-хаси, Первого моста. В былые годы его дед Киёмори, Правитель-инок, выстроил здесь про запас крепость, со всех сторон окруженную двойным рвом и густой бамбуковой рощей. Днем Томотада таился за оградой из раздвоенных кольев, стараясь не выдать себя ни единым неосторожным звуком, по ночам же у него собирались одаренные люди, слагали стихи, японские и китайские, наслаждались звучанием струн.
