Арийская колыбель - Абрашкин Анатолий Русь - арийская колыбель
Вот теперь Украина уже не входит в состав Российского государства. Но представим, что пройдет еще тысяча лет, ведь тогда тоже, может быть, придется доказывать, что Киевскую Русь создавали русские! Историки будут говорить о присутствии в Поднепровье множества племен, говорящих на различных языках, но даже не заикнутся о ведущей роли русского народа в союзе этих племен. Вполне возможно, что в будущем возникнет в точности такая же ситуация, как и с историей Средиземноморья во II тысячелетии до н. э. Какие русские в Трое? Да те самые, о которых писал Гомер и безвестный автор «Слова о полку Игореве»!
Можно вводить в заблуждение одно, два, несколько поколений, но рано или поздно этот обман раскроется. Можно сколько угодно говорить, что Гомер творил исключительно на «греческой почве», вдалеке от тех просторов, на которых обитали наши предки — арии. Но вот мнение двух специалистов, А. А. Алексеева и Н. М. Ботвинника (из послесловия к книге А Н. Егунова «Гомер в русских переводах XVIII-XIX веков». М.: Индрик, 2001): «Перевод «Илиады», выполненный Гнедичем, занимает исключительное место в русской литературе. Ни одна культурно-языковая традиция в
Европе не смогла с такой всеобъемлющей полнотой передать содержание и литературную форму греческого эпоса, как это сделала русская. С одной стороны, структура русского слова и просодика стиха (расположение ударений в системе стихотворных размеров. — А. А.) позволили найти размер, почти без искажений передающий дикцию подлинника, с другой стороны, эстетические формы русской речи неожиданно оказались внутренне созвучны Гомеру… Идея народности, пробившаяся в язык и литературу с конца XVIII в., стала обретать реальные формы, которые нашли себе высшее воплощение в труде Гнедича. Естественная речь этого творения не допускает мысли о том, что перед нами перевод, и только это позволяет ее содержанию стать принадлежностью национальной русской культуры».
За академической бесстрастностью этого отзыва ученых скрываются, не побоимся сказать, ошеломляющие выводы. Во-первых, ни один европейский язык не может передать красоты и звучания гомеровского слога так, как русский. Но не следует ли отсюда, что русский и греческий языки наиболее близкие родственники из всех существующих? Думаем, что следует. Далее, «эстетические формы русской речи неожиданно оказались внутренне созвучны Гомеру». Почему неожиданно? При истолковании имени Гомер в Библии исследователи безоговорочно принимают для него значение «киммериец». Киммерийцы обитали на юге России и входят в число предков современных русских. Они активно проникали в Малую Азию, а потому «греческий Гомер» вполне мог быть одним из их потомков. А уж с тем, что на юге России господствовал арийский (проторусский) язык, думаем, спорить никто не будет. Вообще, надо заметить, что переводчики Гомера обратили внимание на одну удивительную способность русского языка, выделяющую его из всей остальной массы европейских наречий. Он удивительно плодотворно способен воспроизводить благозвучные двусоставные эпитеты: среброногая Фетида, багряно– ризная заря, молниеносный Зевс, шлемоблещущий Гектор, быстроногий Ахилл, звуконогие кони. Это верный признак живого языка, и в то же время указание на его исключительную древность. В противоположность ему греческий язык и молодой, и мертвый.
У нас есть твердое убеждение, что совершенно не случайно тексты Гомера так удачно зазвучали по-русски, так что и нельзя допустить «мысли о том, что перед нами перевод». Тем более, что и сам А Н. Егунов, автор уже упоминавшейся книги, пишет: «Нет русского Тассо, русского Мильтона, русского Вергилия или Овидия… но есть русский Гомер… «русская Илиада» — по выражению Пушкина относительно труда Гнедича». И русская Троя, добавим мы, подразумевая под этим историю Средиземноморской Руси.
Глава 27
СКАЗКА-БЫЛЬ ИВАНА КОТЛЯРЕВСКОГО
Энею горевать не надо.
Анхиза и Венеры чадо,
Он расплодит великий род.
Сей род обширный, стойкий, смелый
В чужие вторгнется пределы
И под себя их подомнет.
И. Котляревский
В нашей отечественной литературе есть одно очень оригинальное произведение, которое, к сожалению, малоизвестно основной массе читающей публики. Речь идет об «Энеиде» Ивана Котляревского. Если говорить в двух словах, то это сочинение берет за свою основу знаменитую поэму Вергилия, но с одним важным изменением: Эней и его окружение выведены там казаками! Многие из читателей наверняка тут же вспомнят веселый мультфильм, созданный по мотивам украинской «Энеиды». Уж его-то точно никто не принимает всерьез. Какие казаки в Трое? Что за Троянская Сечь? Сказка, да и только. Весело — да, смешно — да, но выдумано, кажется, все от начала до конца. Да, согласимся, выдумано, но не все: наши предки действительно защищали Трою, а позже стали основателями Рима! Критики, писавшие об «Энеиде» Ивана Кот– ляревского, совершенно не затрагивали этот вопрос, им, похоже, и в голову это не приходило, так сильна инерция. Однако сам автор поэмы, думается, понимал, о чем писал и какую проблему затрагивал в своем сочинении.
Иван Петрович Котляревский родился в 1769 году в Полтаве. Его отец был канцеляристом городского магистрата, в 1789 году их семья была внесена в список дворян. Получив начальное образование, как и водилось тогда, у местного дьяка, Котляревский в десятилетнем возрасте поступил в Екатеринославскую (по названию епархии) семинарию в Полтаве. Обучение здесь обычно продолжалось 10-13 лет и включало русский и латинский языки и литературу, поэтику, риторику, философию и богословие. Изучение поэтики и риторики сопровождалось практическими занятиями по переводу и подражанию, главными объектами которых были произведения Вергилия, Овидия, Горация. В 1789 году Котляревский, не доучившись, оставляет семинарию и поступает на службу в Новороссийскую канцелярию, находившуюся тогда в Полтаве. В 1793 году он начинает учительствовать в помещичьих семьях на Полтавщине. В эту эпоху своей жизни он наблюдал нравы, обычаи, поверья и предания украинцев, бывал на сходбищах и играх простолюдинов и сам, переодетый, участвовал в них, прилежно вслушивался и записывал слова малороссийского наречия. Тогда же, в 1794 году, Котляревский приступает к работе над поэмой «Энеида». Начинается она строками:
Эней был парубок бедовый И хлопец хоть куда казак,
которые мы не побоимся назвать гениальными, они задают и тон, и направление всей поэмы, точно так же, как зачин «Илиады»:
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…
Читателю в предельно краткой форме открывается идея произведения, с которым ему еще придется познакомиться. Его еще ждут подробности действия и невиданные приключения героев, но эти ключевые строки он уже никогда не забудет и будет мысленно постоянно возвращаться к ним.
Идея изобразить троянцев казаками — главная в котляревской «Энеиде». Она, на первый взгляд, настолько же смела, насколько и безумна. Как такое вообще могло прийти в голову автору? Этот вопрос представляется нам главной загадкой произведения, к которой, насколько нам известно, ни один исследователь даже не попробовал подступиться. Неужто двадцатипятилетний семинарист-«недоучка» случайно, как мы сейчас понимаем, решил одну из труднейших проблем средиземноморской истории II тысячелетия до нашей эры? Вполне возможно, что и так. Родная для Котляревского Полтава лежала как раз в тех краях, куда мигрировали палайцы-поляне из малоазийской Полы, и к своей идее он мог прийти и интуитивно. Но более вероятно, что ему был известен, например, такой фрагмент из «Истории Российской» В. Н. Татищева: «Ниже из Диодора Сикилиского (Сицилийского, греческий автор I в. до н. э. — А. А.) и других древних довольно видимо, что словяне первее жили в Сирии и Финикии… где по соседству еврейское, египетское или халдейское письмо свободно иметь могли. Перешед оттуду, обитали при Черном мори в Колхиде и Пофлагонии, а оттуду с именем генети, галли и мешини, по сказанию
Гомера, в Европу перешли и берег моря Средиземного до Италии овладели, Венецию построили и пр., как древние многие, особливо Стрыковский, Вельский и другие, сказуют». Матвей Стрыковский и Мартин Вельский — польские хронисты XVI века, это серьезные и авторитетные авторы. Молодой писатель, интересующийся историей Троянской войны, не мог не знать их трудов, тем более, что Польша была, что называется, у него под боком.
Точка зрения В. Н. Татищева очень близка той, которую отстаиваем мы в этой книге. Отличие заключается в том, что венетов (генети) мы связываем с ариями, которые в Средиземноморье называли свое государство Русеной, в народе мешени (мушки, мизы) видим арийско-праславянскую основу и отделяем от них индоевропейцев-галлов. Это очень важные уточнения, но от них позиция В. Н. Татищева не становится менее шокирующей для тех, кто привык считать русских народом молодым, об истории которого можно говорить разве что с IV века нашей эры. Но вот комментарий к татищевскому тексту одного из наиболее выдающихся специалистов по истории древних русов, профессора А. Г. Кузьмина: «По некоторым древним авторам, пафлагонские венеты были родственны «морским» народам, обитавшим некогда в Палестине и вообще по восточному побережью Средиземного моря. Действительно, эти территории подвергались колонизации пришедших с моря племен, а топонимика района сохраняет следы пребывания индоевропейцев. По некоторым данным, к последним относились и ханаанцы — население Палестины, предшествовавшее еврейскому завоеванию. В позднейшей иудаистской традиции на Руси ханаанцами называли славян-руссов. Переселение части ханаанцев из Палестины в Малую Азию после завоевания ее еврейскими племенами вполне вероятно. Но для связи венетов со славянами оснований, естественно, нет».
