Доминик Ливин - РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ
В этих обстоятельствах совершенно неудивительно, что многие австрийцы приветствовали аншлюс4 1938 года. Правление Берлина в течение следующих семи лет укрепило чувство австрийской идентичности среди некоторых слоев населения, но если бы Вторая мировая война закончилась чем-то другим, а не безоговорочной капитуляцией, Австрия скорее всего разделила бы судьбу Баварии в качестве не похожей на другие, но тем не менее вполне немецкой провинции. Однако в 1945 году австрийцам было необходимо всячески подчеркивать свою совершенно отдельную австрийскую идентичность, не только чтобы избежать раздела или попадания в сферу советского влияния, но и для того, чтобы избавиться от всякой ответственности за преступления фашистского режима, что было особенно актуально, учитывая «австрийское» происхождение и детство фюрера. Десятилетия, проведенные в мире и процветании, с течением времени помогли легитимизировать вторую республику. Членство в Евросоюзе с 1994 года позволило в принципе сохранить самостоятельную австрийскую идентичность, объединиться с немцами, не попадая при этом под их власть, и в то же время расширить европейские горизонты
Форарльберг - федеральная провинция Австрии, граничащая со Швейцарией.
Аншлюс (нем. AnschluB - присоединение). В 1936 году фашистская Германия навязала Австрии соглашение, в соответствии с которым Австрия объявлялась «вторым германским государством» и фактически обязывалась подчинить свою политику интересам германского фашизма. Опасаясь, что во время плебисцита о судьбе Австрии австрийский народ выскажется против аншлюса, фашистская Германия в 1938 году оккупировала Австрию, и был опубликован закон «О воссоединении Австрии с Германской империей», согласно которому Австрия объявлялась «одной из земель Германской империи».
Республика межвоенного периода в противоположность послевоенной Австрии не могла приобрести легитимность и процветание благодаря экономическому развитию. Отчасти это объяснялось тем, что ей пришлось мучительно приспосабливаться к коллапсу единого габсбургского экономического пространства. Рынок, состоящий в 1918 году из 51 миллиона потребителей, внезапно сократился до 6,5 миллиона человек. До 1914 года австрийская промышленность и венгерское сельское хозяйство представляли собой некий взаимовыгодный симбиоз: венские финансы обслуживали всю империю, а столица получала уголь и многие потребительские товары из Богемии. Глядя на благополучие и процветание послевоенной Австрии, странно сегодня слышать жалобы на то, что межвоенная республика была нежизнеспособной в экономическом смысле. Эти жалобы, без сомнения, очень часто имели политическую подоплеку и служили для подкрепления требований союза с Германией. В действительности австрийские бизнесмены всегда испытывали гораздо меньший энтузиазм по поводу этого союза, нежели либеральные и социалистические лидеры и публицисты. Однако межвоенная Австрия в противоположность Австрии послевоенной должна была вести свое существование в условиях мировой экономики, в которой преобладали протекционистские тарифы и национальная автаркия. Все государства, образовавшиеся после распада империи Габсбургов, в различной степени применяли эту практику уже в 1920-х годах. С началом Великой депрессии эти тенденции еще более усилились, и экономический кризис стал угрожать всем государствам региона.
Учитывая слабую легитимность австрийского республиканского режима, нельзя удивляться, что партийная политика, и без того жесткая уже в 1920-х годах, стала еще более агрессивной в последующем десятилетии. В глазах социалистов австрийский патриотизм, провозглашенный Дольфусом5 и его сторонниками, был просто прикрытием для авторитарного правления и реакционной политики. Короткая гражданская война между режимом Дольфуса и социалистами в феврале 1934 года только усилила взаимную партийную ненависть. Сам Дольфус был убит пятью месяцами позже, во время неудавшейся попытки путча, предпринятой австрийскими нацистами. После этого трудно было говорить о создании единого антигитлеровского фронта. Отчасти жесткость австрийской партийной политики объясняется экономическим кризисом, отсутствием легитимности у республики и непримиримыми идеологическими противоречиями, характерными для всей европейской политической жизни в 1930-х годах. В дополнение ко всему этому не существовало уже, как в довоенной Австрии, суверенного имперского государства и бюрократии, способных регулировать партийные конфликты, а при необходимости подавлять их.
Дольфус Энгельберт (1892-1934) - федеральный канцлер Австрии и министр иностранных дел с 1932 года. Подписал с правительствами Италии и Венгрии так называемые Римские протоколы, поставившие политику Австрии в полную зависимость от Италии.
В каком-то смысле положение венгров - другого «правящего народа» старой империи - было после 1918 года намного лучше австрийского. Во всяком случае никаких сомнений в силе венгерской национальной идентичности или легитимности независимого венгерского государства никогда не возникало. Однако это государство возникло в условиях социальной революции большевистской диктатуры, иностранной военной интервенции и контрреволюционного террора. Неизбежным следствием этих обстоятельств явилось то, что многие венгры ненавидели и боялись режима адмирала Хорти,
Впрочем, после того как этот режим был установлен в 1920 году, вероятность его свержения внутренней социальной революцией стала очень мала. Основным вопросом венгерской политики на протяжении последующих двух десятилетий стала ревизия территориального устройства, сложившегося после 1918 года. Мирный договор, подписанный в Трианоне 6, уменьшил Венгрию с 279 000 квадратных километров и 20,9 миллиона населения в 1910 году до 90 000 квадратных километров с 7,6 миллиона граждан в 1920 году. Такое положение вещей не было «справедливым» с этнической точки зрения. В пограничных регионах местности с преобладающим венгерским населением были переданы в руки словаков, румын и сербов, Од-нако, учитывая демографические особенности региона, любое проведение границ, каким бы справедливым оно ни было, так или иначе приводило к образованию крупных национальных меньшинств во всех государствах - преемниках империи Габсбургов. Но и самое справедливое размежевание не могло бы примирить венгров с распадом исторического и многонационального Венгерского королевства святого Штефана. Неудивительно, что оппозиция Трианону сильнее всего проявлялась среди венгерской элиты - основная часть нищего в массе своей и лишенного избирательных прав сельского населения имела более важные повседневные заботы. Из трех миллионов венгров, которых мирный договор оставил за пределами нового государства, 424 000 человек вернулись в Венгрию до декабря 1924 года. Большая их часть была представителями высшего и среднего класса, из которых образовалось влиятельное националистическое и ревизионистское лобби. Венгерская элита считала, что государственные границы определяют исторические, а не национальные права. В любом случае эта элита не имела ни малейшего уважения к демократическим процедурам, мнению большинства или подсчету голосов. Ей также никогда не приходило в голову, что румыны, не говоря уже о словаках; могут быть им ровней.
Трианон - ансамбль из двух дворцов (Большой Трианон и Малый Трианон) в Версале, где в 1918 году был подписан мирный договор об условиях окончания Первой мировой войны.
Впрочем, национализм и ревизионизм захватили не только элиту: во второй половине 1930-х годов эти настроения были распространены практически среди всех групп населения - во всяком случае городского. Прежняя венгерская аристократическая элита не испытывала ни малейшего энтузиазма по поводу союза с Гитлером, к режиму которого она относилась с выраженной антипатией и высокомерным презрением. Однако никакое венгерское правительство не могло бы остаться равнодушным, когда во второй половине 1930-х годов Германия выказывала желание (и способность) пересмотреть условия Версальского договора, - особенно принимая во внимание, что Британия и Франция не выражали особой готовности защищать этот договор, Если до 1938 года сами венгры не решались открыто бросить вызов версальской системе, это объяснялось только их слабостью - как финансовой, так и военно-помогла продолжаться долго, а победоносные союзники не желали и не могли защитить то территориальное устройство, которое сами и навязали Европе после Первой мировой войны.
Германии и дать новой Чехословакии хорошо защищаемые границы сыграло большую роль в этой кажущейся несправедливости. Промышленность Судет пострадала от распада бывшего габсбургского рынка значительно сильнее, чем индустрия в чешских регионах Богемии и Моравии, С наступлением в 1930-х годах экономического кризиса это стало больным вопросом. Масла в огонь подливали также заявления Германии о том, что чешское правительство предоставляет немцам в Судетах гораздо меньше субсидий, чем чехам, и никак не заботится о безработных.
![Айзек Азимов - Основание и Империя [Академия и Империя]](/uploads/posts/books/116810/116810.jpg)