Пользователь Windows - o b5f4535d73c98ec0
канала, к которому выходили дюжины улиц – словно ручейки,
впадающие в реку. Я бродил, пока у меня не заныли ноги, но всё же
нашел узенький переулок, соединявший две оживленных улицы.
«У Марейна», к моему облегчению, оказалось не борделем, а
таверной, достаточно большой и ухоженной, чтобы дела там шли
успешно, хотя в это время суток большинство клиентов покидало
заведение, а не стремилось внутрь. Я стоял на противоположной
стороне улицы и смотрел, как сияют в ночи фонари. Глубоко вздохнув,
я расправил плечи, подхватил сумку и вошел.
В баре было светло, но почти пусто. Несколько человек – мужчин
и женщин – ещё сидели там, похрапывая за столами или пьяно качая
головами. Кто-то нашел себе пару и теперь развлекался в уголке.
Одинокая девица за стойкой с усталым видом собирала пустые
бокалы и едва взглянула на меня. Я повидал немало таверн в час
закрытия, и эта ничем от них не отличалась, за исключением одного из
углов, где спиной к стене стояло кресло – так, чтобы весь зал был
виден с него, как на ладони.
Возле него был ошеломительный бардак: бутылки с длинными
горлышками и полупустые кружки группками стояли на столах,
некоторые из них упали и катались по полу в лужицах вытекших из них
напитков. Место отдавало дешевым вином и пивом. А в самом кресле
сидел Майкель, или кто-то очень на него похожий. Сказать точно было
сложно: он сидел глубоко в кресле, ссутулившись и опустив
подбородок так, что пряди закрывали лицо. Я бы решил, что он уснул,
но его пальцы в неровном ритме лениво стучали по подлокотнику.
Я подошел и остановился всего в паре шагов от него. В грязной с
дороги одежде и со всеми пожитками в сумке через плечо я
чувствовал себя деревенским бедняком, пришедшим просить
аудиенции у короля.
Окинув взглядом перевернутые скамьи и раскиданные вокруг
пустые тарелки, я повернулся к Майкелю и произнес:
— Так вот какова великая вампирская свита, которую до
беспамятства жаждет видеть весь Амстердам. Ты выглядишь как
пьяница.
Он медленно поднял голову и взглянул на меня сквозь
взъерошенную челку. В свете ламп его глаза казались черными.
— Сейчас ты очень далеко от дома.
Я сбросил сумку к ногам и смотрел на неё какое-то время,
ощущая тяжесть его взгляда.
— На днях я купил пончик у Герды и ел его в тени дерева, глядя,
как солнце рисует веснушки на тыльной стороне ладоней.
Он хранил молчание. Сердце у меня в груди колотилось, как
ненормальное.
— Почему ты рассказываешь мне это?
— Я не знаю, — прошептал я и поднял на него взгляд, чувствуя,
что могу взорваться в любой миг. — Не знаю. Разве что... — Он
подвинулся, усаживаясь ровнее, и, тряхнув головой, убрал волосы с
лица. У меня пропал голос.
Он выждал минуту, а когда я не продолжил, спросил, озадаченно
сдвинув брови:
— Ты проделал весь этот путь только чтобы рассказать мне о
своем завтраке?
Я глубоко вдохнул, собираясь с силами, чтобы дать волю всему,
что переполняло меня. Но меня отвлекло замеченное краем глаза
движение: к нам приближалась барменша. Нахмурившись и сжав губы,
она кинула на меня быстрый неодобрительный взгляд и встала перед
Майкелем, оперев поднос о бедро так, что рукав задрался вверх,
открывая ленту чистых белых бинтов вокруг запястий.
Я смотрел на них, не в состоянии оторвать взгляд. Пальцы сами
по себе потянулись к моим запястьям. Даже спустя столько времени
без повязок они казались беззащитными.
— Сэр? — Она присела в реверансе и восторженно взглянула на
него. — Близится рассвет. Желаете поужинать перед уходом?
— Что? — Я, обойдя кругом стол, воззрился на неё с
негодованием. — Ты ему для этого не нужна. Майкель... — Я
развернулся, чтобы видеть его.
Он поспешно перевел взгляд с барменши на меня, меняя
выражение лица на задумчивое. Откинувшись в кресле, он постучал
пальцами по своим губам, а потом опустил руку и склонил голову
набок.
— Но, Арьен, я должен есть. Уже почти неделя прошла. Или ты
накормишь меня вместо неё?
— Да, конечно. — Я сложил руки на груди. Поверить не могу, что
после всех раз, когда он нахально брал свое, не задумываясь о том,
что я мог передумать, он спрашивает разрешения сейчас, когда я стою
перед ним.
— Что ж, — он поднялся и приблизился ко мне с сардонической
улыбкой. — Тогда пойдем. У меня комната наверху.
Я последовал за ним по лестнице. Мои ладони скользили по
перилам, отполированным тысячами рук за многие годы. Я взглянул на
древесный рисунок под кончиками пальцев и внезапно с болью
вспомнил, как несметное количество раз поднимался наверх, как
сейчас, в Амстердаме, провожая клиентов к себе в комнату, в свою
постель. Всё это не имело особого смысла.
Для меня это не было ничем, кроме очередной месячной ренты и
ежедневной возможности поужинать. Ничем.
У меня по спине побежали мурашки. Не отрывая взгляда от
Майкеля, я крепче сжал руку на поручне. Значил ли я для него
больше, чем клиенты для меня? Он не обернулся, не улыбнулся и не
заговорил со мной. Судя по его отношению, я был не важнее
барменши, которую он звал к себе, чтобы покормиться.
Он отпер дверь и скрылся в комнате, так что мне оставалось
просто следовать за ним.
Я сделал шаг и замер на пороге. Он привел меня не в комнату, а в
целый номер: моему взору открылась гостиная с креслами,
диванчиками и маленьким обеденным столиком, а за открытой дверью
виднелась спальня. Голос Майкеля, слишком невнятный, чтобы я мог
разобрать его речь, уверенно доносился оттуда, пока я не осознал, что
он полагает, что я нахожусь рядом и слушаю его. Он ожидал, что я
последую за ним, как любой из его спутников.
Его односторонняя беседа резко оборвалась. Он вновь появился в
проеме спальни, глядя на меня с кривой улыбкой.
— Скажи на милость, что ты делаешь?
У меня внутри всё перевернулось. Я уставился на него, не в силах
двинуться с места. Был ли я для него всего лишь едой? Не думаю, что
смог бы это вынести. Как он может ничего не чувствовать, когда я стою
перед ним, разрываясь от боли? Я сжал ладони в кулаки и поднял
подбородок, встречаясь с ним взглядом.
— То, что ты сказал тогда ночью... Мне нужно знать... — Я
медленно глубоко вздохнул. — Я должен знать, говорил ли ты всерьез.
— Всерьез? — Его улыбка искривилась сильнее, превращаясь в
ту самую ухмылку, за которой он часто прятался от меня. Я
почувствовал, как по мне прошла волна облегчения оттого, что он без
моих объяснений понял, какую ночь и какие слова я имею в виду. —
Боже правый, ты за всеми своими клиентами так бегаешь, чтобы
расспросить о постельных разговорах? Чудо, что ты о таком помнишь.
— Конечно, помню. — Было невыносимо трудно дышать ровно и
говорить уверенно. — А ты нет?
Он улыбнулся ещё шире, глаза воодушевленно загорелись.
— Напомни мне.
Я потрясенно отшатнулся, словно он залепил мне пощечину. Он
стоял в центре комнаты, скрестив руки на груди, с пытливым
спокойным взглядом. Я столько недель мучился, не в состоянии
думать о ком-нибудь или чем-нибудь другом, а он... Он, очевидно, жил
дальше. Собрал группку почитателей, снял комнаты, подобающие
королю, нашел барменшу, которая рада предложить себя. Я не нужен
ему. Ему нет дела до меня, иначе мне не пришлось бы напоминать
ему, что именно он сказал той ночью.
Я пересек комнату и, устроившись на диванчике, закатал рукав.
Краем глаза я видел носы сапог Майкеля, но не мог поднять на него
взгляд. Я не выдержал бы насмешливой улыбки на его лице, когда
внутри меня всё бушевало от горя.
— Арьен, что ты делаешь?
Я протянул ему руку и, запустив пальцы в волосы, склонил голову,
чтобы ничего не видеть.
— Давай, пей. — Я отвернулся от него. — Это было ошибкой. Я не
должен был являться сюда. Пей, и мы сведем, наконец, счёты.
Он медленно подошел и встал передо мной. Я сжал пальцы в
кулак, пытаясь удержать руку. Он схватил меня за запястье, но не
укусил, тем самым заставив поднять на него взгляд.
— Вот к чему мы вернулись? К счетам и балансам? — Он, черт бы
его побрал, всё ещё улыбался, когда мне казалось, что я скоро
разлечусь на куски. — На этот раз ты тоже будешь ждать
