Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века
– А почему бы и нет? – задумчиво пробормотал Дорофеев. – Почему бы и нет? Тот старик тоже предупреждал меня, что ты готов все отдать за то, чтобы быть первым…
– Какой старик? Подумай, о чем ты говоришь! Горе помрачило твой разум.
– Помрачило, – кивнул головой упрямец. – Только вот зачем ворам вместе с ценностями уносить все бумаги? С каких это пор грабители в Та‑Кемет умеют читать?
– Может быть, им заказали принести все бумаги?
– И кому нужны мои записи? Тем более что рецепт бетона я держу вот здесь. – Сергей постучал согнутым пальцем по голове.
– Но ведь я тоже знаю, что ты не доверяешь бумаге. Зачем мне бумаги, большинство из которых я видел, а то и составлял?
– Тоже верно… – Мужчина уронил на грудь лобастую голову и с силой потер переносицу. – Прости… Я действительно не в себе…
Оран‑Тог подошел к нему и положил руку на плечо:
– Ничего, Серр. Это бывает. Когда моя постройка обрушилась в первый раз, я тоже был готов подозревать в кознях всех подряд. А любого косо посмотревшего – в сглазе или даже колдовстве… Мы оба виноваты.
– Ты‑то в чем?
– В том, что поддался панике и потащил тебя на стройку среди ночи, а не дождался утра. Можно подумать, что мы могли чем‑то помочь, если пирамида действительно рухнула!.. Вот что: ляг и постарайся заснуть хотя бы на час, а я посижу рядом и подежурю.
– Ты с ума сошел! Как я могу уснуть?
– В народе говорят, что с бедой нужно переспать ночь. – Инженер едва ли не насильно уложил крупного, но вялого, словно из него вынули все кости, Сергея на разоренную постель. – Бог даст, утром что‑нибудь да прояснится…
* * *
Начальник мемфисской внутренней стражи, фараон первого ранга Кебехсенуф, конечно, мужик был хороший и рад бы был помочь другу одного из своих знакомцев, Оран‑Тога, но… Зачем взваливать на себя заведомо провальное дело, на жаргоне блюстителей порядка «ехзара», портить отчетность… Гор знает откуда пришли эти воры, не оставившие следов, словно улетевшие на крыльях…
– Извини, Оран, – развел руками Кебехсенуф. – Дел у меня по горло, не могу я девицу твоего друга искать… Вот если бы у вас были веские доказательства, что ее убили, тогда да. А так… А вы точно знаете, что ее похитили? Может быть, сама обчистила дом твоего терпилы да пятки смазала. Тем более что, как ты говоришь, рыжевья и камушков у того было немерено.
– Ты что, Кебехсенуф! Никаких сомнений! Я хорошо знал эту Рамоон. Отличная девушка, любила Серр‑Гея без памяти…
– Тогда не знаю, что и посоветовать.
– Как же быть?
– Как? Вопрос, конечно, интересный… Поищите какого‑нибудь частного специалиста.
– Где ж я его найду? Ведь указом номарха весь частный сыск запрещен под страхом смерти.
– Да? А… Точно. Как это я забыл?..
Фараон со скрипом почесал в курчавом затылке.
– Тогда остается только одно: ищите кого‑нибудь из местных воровских авторитетов и наводите справки у них. Мазурики чужих не любят и обязательно помогут.
– А если это именно местные мазурики сделали?
– Ну что ты заладил: «Если, если»! – рассердился Кебехсенуф, у которого действительно было полно дел, как по службе, так и личных, не самого неприятного свойства. – Что я тебе – гадалка?.. О! К гадалкам обратитесь. К ясновидящим всяким, провидцам… Может быть, что‑нибудь присоветуют. А что? Бывали такие случаи. Вот, помню…
– Спасибо на добром слове. – Оран‑Тог в сердцах сплюнул на пол и, не прощаясь, вышел.
– Не за что! – крикнул вслед фараон как ни в чем не бывало. – Заходи, если что…
* * *
– А позолоти ручку, яхонтовый!
Гадалка напоминала старую морщинистую жабу, утопающую в ворохе всевозможного тряпья, подобранного с «оазиса по пальмочке» и поэтому производящего впечатление развала какого‑нибудь старьевщика. Старуха была лыса, как колено, но зато ее верхнюю губу и тройной… нет, четверной подбородок украшала густая седая щетина. И тем не менее, несмотря на противоречивые вторичные половые признаки, провидица была женщиной. Более того, как утверждала молва, некогда – едва ли не первой красавицей Та‑Кемет, пожертвовавшей своей красотой ради возможности заглянуть в будущее и прошлое…
Но скорее всего, молва, как обычно, привирала или перепевала на разные лады слухи, распускаемые о себе самой ясновидящей, обычной состарившейся на своем ремесле мошенницей…
Старая Хамуасут стала последней надеждой друзей, поскольку все остальные возможности узнать что‑либо о судьбе несчастной Рамоон были ими исчерпаны без малейшего результата. В том числе и по линии криминального сообщества столицы.
Местный смотрящий Уркатеп имел репутацию заслуженного вора.
Еще бы не заслуженного, если за разного рода преступления, по приговорам разных номархов (у старика была бурная молодость, и его покидало по Та‑Кемет из конца в конец), он потерял обе руки и ноги. Поэтому волей‑неволей должен был завязать с активной противозаконной деятельностью. Зато он с головой окунулся в административную работу, стал держателем воровского общака (в основном потому, что никак не смог бы наложить на него лапу) и арбитром в спорах разного рода. Злые языки утверждали, что Уркатеп и ему подобные потому и становятся смотрящими, что в качестве реальных воров показывают себя полными неудачниками – кто еще попадает в руки правосудия так часто, – но это, конечно же, чистейшая клевета.
Увы, старый вор даже руками, как Кебехсенуф, развести не мог, за их полным отсутствием. Он, конечно, посочувствовал безутешному горю Сергея (правда, сочувствие вора гроша ломаного не стоит), пообещал, что как только его «пацаны» выяснят что‑нибудь о беспредельщиках, орудующих на чужом участке, то сразу… Одним словом, обычная история.
Дорофеев не пошел бы никогда к криминальному авторитету, хорошо помня про «не верь, не бойся, не проси», но наивный, как все интеллигенты, Оран‑Тог настоял на этом походе, а отказать другу, стремящемуся помочь всем, чем можно, было никак нельзя…
И вот теперь, отчаявшись найти след реальным способом, сыщики поневоле обратились к инфернальному…
– А позолоти ручку, яхонтовый!
Сергей не стал упорствовать и позолотил. Солидно так позолотил, целыми пятью золотыми. Старуха, привыкшая к медякам и мелкому серебру, аж опешила, а в профессионально хитрых, удивительно молодых глазах мелькнуло уважение. Видать, сильно припекло могучего, не по‑здешнему светлоглазого и светловолосого мужика, что он бросается, не глядя, такими деньжищами.
– Все как на духу поведаю тебе, смарагдовый! – зачастила гадалка. – Что было, что будет, чем сердце успокоится…
– Не надо мне, старая, про то, что было, – оборвал ее заученную скороговорку мрачный Дорофеев. – И про то, что будет, я лучше тебя знаю.
– Любимую у него украли, бабушка, – встрял Оран‑Тог. – Скажи, кто украл и где искать ее. Мы в долгу не останемся. – Он тряхнул увесистым кошельком, многообещающе звякнувшим, и положил его на край низкого столика, за которым сидела ясновидящая.
При этих словах взгляд старой Хамуасут затуманился.
Нет, не от звона золота. Прожившая долгую, не самую счастливую на свете жизнь, гадалка оставалась женщиной сердечной и сентиментальной и, почти не познав настоящей любви, от всей души сочувствовала влюбленным, тем более несправедливо разлученным.
Душещипательных сериалов тогда, конечно, не было, но женские романы существовали. Небольшая спальня была доверху завалена папирусными свитками тогдашних мастериц этого жанра: и местной беллетристки Донцептах, и переводных баронессы де Полякофф, Патриции Митчелл и многих‑многих других.
И вот перед ней стоял Белый Принц, пусть даже не на белом коне, – один из персонажей такого вот романа. Грех было не помочь мальчику.
– А подай‑ка мне, юноша, – сурово обратилась она к заробевшему вдруг Оран‑Тогу, – вон тот хрустальный шар с полочки… Да не разбей смотри, орясина! Бешеных денег стоит вещица… Так… Ставь сюда.
Хрустальный шар оказался не очень ровно вытесанной из какого‑то прозрачного камня (возможно, горного хрусталя, но представить кристалл таких размеров трудновато), плохо отполированной сферой, мутноватой, с множеством включений внутри. Вряд ли оная безделка стоила сумасшедших денег, да и куплена была, скорее всего, на распродаже чернокнижной атрибутики… Оба мужчины не скрывали разочарования убожеством провидческого инвентаря.
Склонившись над магическим артефактом, старуха столь долго, без видимого результата, творила замысловатые пассы скрюченными артритом руками, шептала всякую бессвязную околесицу на непонятном языке (похоже, придуманном только что), что Сергей ощутил горячее желание отобрать у мошенницы гонорар и хлопнуть дверью. Уж очень все это походило на плохо срежиссированную постановку.
