Виктория MORANA - Поколение NET
дубинками наперевес, «космонавты» двигались железным строем, больше не удалось
выхватить оттуда никого, чтобы придать народному суду за «злоупотребление властью по
отношению к мирным гражданам». А граждане были совсем уже не мирные.
Елочные игрушки, казавшиеся бутафорскими, издали, оказались острыми и тяжелыми.
Одно за другим, украшения с елок летели в ОМОН: новогоднее безумие, кровавые
праздники с размахом на национальной почве. Наконец, и Егор оказался достаточно
близко для того, чтобы получить дубинкой в плечо, а потом в живот. С трудом уползая из-
под жестких ботинок ОМОНа, он поднял осколок, наугад бросив его в сторону обидчиков.
-Граждане, соблюдайте законность! – раздраженно рявкнули из громкоговорителей, а
потом в толпу полетел слезоточивый газ. Егор снова заметил ту девушку в ярком пальто.
33
33
Она терла глаза, стоя на коленях на асфальте, который местами был красным, там, где
люди отплевывались кровью из разбитых носов и губ.
«ОМОН – предатель русского народа!», скандировала Манежная площадь, задыхаясь от
зеленоватых испарений.
Стихийная акция в центре Москвы закончилась через полтора часа после применения
слезоточивого газа. По трем иностранным каналам произошедшие события освещались в
противоречивом контексте, митинг упоминался, как фашистский, что вызвало
первобытный ужас в некоторых странах Европейского Союза, включая Великобританию
и Прибалтику.
Уголовные дела, открытые по факту митинга, были завершены в течение менее чем
одного года после открытия. Правительство Российской Федерации назвало акцию
протеста преступлением, официально потребовав усилить контроль над приведением в
исполнение наказания для всех зачинщиков.
В ходе митинга было выдвинуто несколько требований, только одно из которых было
выполнено в период, который аналитики назвали приемлемым и скорым – убийцы тески
Егора были осуждены на отбывание тюремных сроков.
Не стоит начинать заниматься политикой, если у вас нет толстой кожи, как у
носорога. (с) Ф. Рузвельт
Питер, менее 8 месяцев до дня Х
#толерантность
Юля сидела на крохотной кухне, рассматривая пол в черно-белую клетку. Напротив неё
закипал электрический чайник, полностью прозрачный, так что видно было, как в нем
поднимается от спирали нагревания каждый пузырек. Вода на свету казалась удивительно
чистой и прозрачной, словно бы не на границе с Ленинградской областью сидишь, а на
валлийских холмах, готовишь традиционное английское чаепитие.
-Я надеюсь, ты припахал к ремонту свою новую девушку? – с самым доброжелательным
видом интересовалась Юля, когда на кухню вернулся самый старший мужчина в этой
квартире, ни смотря на то, что сам он младше Юли почти на год.
Дима только ухмыльнулся, оставляя вопрос без ответа, но мысленно, скорее всего, послал
её к чертовой матери, потому что шутки в адрес девочки, с которой он встречался, с
перерывами, уже месяца 4, озвучивались Юлей каждые 5 минут. Не могла она удержаться
от упражнений в остроумии, глядя на неё можно было подумать, что его личная жизнь
только ради этих упражнений и затевалась, больше не для чего.
-Нет, ну, правда? Или она слишком занята на общественных работах? – не унималась
Юленька. – Конечно, детский труд у нас законодательно запрещен, но ради будущего
любимого мужа ведь можно?
34
34
-Какого мужа? – Дима оглянулся, будто на кухне еще кто-то был, кроме них двоих. – Это
ты замуж собираешься, а не я, у меня всего лишь ремонт кухни, очень даже неплохо
получилось.
-Хорошо получилось, - кивну Юля, не педалируя тему с замужеством, так как это было его
делом. – Приятно приходить сюда раз в полгода, может, в следующий раз вернусь в
пентхаус?
-Сомневаюсь. Кухню мы отбили без проблем, но звать сюда таджиков для капитального
ремонта, это значит надо еще звать нациков, чтобы сначала таджики убрали квартиру,
потом нацики убрали таджиков… - загибал пальцы Дима, передавая ей свободной рукой
чайную кружку.
Дима имел тот склад характера и жизненную позицию, которую в лучше случае назвали
бы асоциальной, а в худшем – экстремистской. Впрочем, в 21-м веке, когда границы
понятия экстремизма окончательно размылись, а обществом правила толерантность, таких
людей как только не именовали, от гопников до un enfant de revolusion, в зависимости от
количества образования и числа имевшихся административных правонарушений.
Периодически, Диме, как и большинству человеческих особей, страстно хотелось «убить
всех людей», однако в отличие от простого обывателя, у него были достаточно четкие
представления о том, как именно это можно сделать. Обыкновенных представителей
общества присутствие таких, как Дима, обычно очень напрягало: за словом в карман не
лезет, на все имеет свое мнение, причем переубедить его практически невозможно, даже с
белой льняной рубашкой одевает кожаные перчатки с металлическими вставками, на
случай, если придется драться. Да и рубашки-то от него не дождешься, в любое время года
лучшей одеждой у него считается темный свитер, «косуха» или камуфляжные штаны.
Одним словом, не прекрасный принц, причем он сам это понимает и очень собой
гордится.
Юля с Димой общалась уже 3 года, давно забросив попытки его переделать. Для этого, в
свое время, ей пришлось засунуть свои православно-интеллигентские корни подальше,
Диме не было интересно в ней ни то, ни другое. Зато он с удовольствием говорил о книгах, холодном оружии и зачем-то знал французский. В какой-то момент их общение стало для
Юли невыносимым, потому что все её мнения и попытки донести некую «светлую и
великую» идею разбивались об нездоровую долю упрямства и инфантильности.
Через пару лет после знакомства инфантильность улетучилась, упрямства поубавилось,
зато пришел цинизм, причем не только у Димы, но и у самой Юли. С того дня общаться им
стало проще некуда. Лучше всего это получалось на трезвую голову, тогда как у
большинства людей было с точностью до наоборот.
-Самое странное то, что раньше меня очень напрягали вот эти твои заявления, -
призналась Юля, рассматривая лежащую на столе коробку с плавленым сыром со вкусом
шоколада. – А теперь ничего.
-Это потому что ты все меньше ездишь по Европе, - спокойно ответил Дима, проследив её
взгляд и открывая крышку коробки. – И толерантности в тебе все меньше, это нормально.
35
35
Мозг как бы сам начинает работать, когда перестаешь купаться в этом бреду про то, что
все люди – братья. В твоей Англии это на каждом шагу.
Юля, молча, кивнула. Буквально за несколько дней до приезда она лично билась в
истерике из-за одного случая, произошедшего на их выпускном курсе и затронувшего её
саму, как старосту. Университет славился своей юридической библиотекой, в которой было
достаточно копий академической литературы для написания курсовых студентам с потока
в 100 человек. Поток, само собой, состоял не только из англичан и её самой, на курс
поступило более 40% студентов из Африки и Китая. И если китайцы казались ей
биороботами, направленными на самосовершенствование во имя величия Поднебесной, то
африканцев Юля периодически не понимала совсем.
В разгар сезона сдачи курсовых работ, когда те, кто начал «творить» вовремя уже перешли
от вступлений к основной теме, а те, кто поленился раньше, решили, что пора срочно
начинать писать, из библиотеки начали пропадать книги. Совершенно случайно
выяснилось, что ценные тома в своем шкафчике прячет африканская девушка 24-х лет,
которую на курсе никто, кроме её соплеменников, не замечал, такая она была тихая и
спокойная.
-Чем дело-то кончилось? – вернулся к теме Дима, когда они заговорили о случае с
учебниками.
-Ну, видимо, повинуясь той самой ужасной толерантности, о которой ты так много
говоришь, - усмехнулась Юля. – Наши студенты решили не «сдавать» её в деканат. Одна
девочка подошла к ней после лекций где-то на автомобильной парковке и спросила, зачем
она прячет книги, мол, они же всем нужны для занятий.
-Она, конечно, расплакалась, извинилась и отдала Уголовный кодекс? – деловито
поинтересовался парень, прикончив к тому моменту полутора литровую кружку кофе со
сгущенкой.
-Будешь смеяться, но нет, - поежилась Юленька. – Она накинулась на подошедшую
сокурсницу там же, на парковке, чуть ли не с кулаками, обвинив её в расизме,
преследовании «black people» и прочей ерунде. Ни девочка, ни я так и не поняли, почему
