Кен Уилбер - Краткая история всего
Установление максимально дружественных отношений с сансарой как совершенным выражением всепронизывающего Духа — вот она, недвойственная революция. И расположить эти отношения в технико-экономическом базисе, позволяющем им проявиться, — вот великий проект постсовременности. Этот союз не произошёл (и не мог произойти) до прихода индустриализации; и, по мере того как мы осторожно продвигаемся к постиндустриальности, исправляя, насколько это возможно, эксцессы и вредные побочные эффекты гипериндустриализации, у нас появляется возможность впервые в истории утвердить подлинно недвойственный подход к миру (не просто теоретически, но и на практике).
И хитрость, разумеется, будет состоять не в вынужденном воздержании и снисходительном отношении к деньгам, еде и сексу, а в уместном и функциональном использовании отношений с ними как с вполне нормальными и функциональными проявлениями Божественного.
При попытке установить равновесие существует опасность склониться к одной из двух крайностей. Первая, естественно, заключается в стандартной ошибке восхождения: все аспекты сансары нужно считать злом и дезинфицировать отвращением (не прикасайся к деньгам, еде, сексу, земле, телу, женщинам!). Но и вторая крайность (исключительное нисхождение) не менее угрожающе маячит на горизонте: это некое сверхпотворство личностным желаниям и влечениям под маской того, что «всё есть Дух», — разновидность Дхармы хиппарей, дзен-битников, суррогатное самопотакание, путающее эгоические гулянки с эгоической трансценденцией.
То, как отдельные люди (и учителя) предпочтут устанавливать это деликатное равновесие (интеграцией как восхождения, так и нисхождения в недвойственном сердце), я оставлю на их личное усмотрение (это и вправду совершенно отдельная тема). Теперь же я скорее хотел бы указать на то, что мы всё ещё наблюдаем необычайную амбивалентность, вину и отвращение, связанные с идеей, что Дхарма и деньги должны как-то пересекаться в этой жизни.
И это действительно крайне запутанная ситуация. Допустим, если некоторые люди не могут позволить себе посещать занятия по обучению Дхарме, тогда мы можем предпринять все усилия для того, чтобы обеспечить бесплатные места таким индивидам. Но это совершенно отдельный вопрос, который, по сути, никоим образом не отличается от вопросов, с которыми мы сталкиваемся при предоставлении любых других услуг. Полагаю, что большинство людей считают, что мы обязаны, должны предоставлять людям базовую медицинскую помощь вне зависимости от их способности заплатить за неё. Сходным образом мы должны сделать и Дхарму доступной людям независимо от их способности платить за неё.
Но столь многих людей (и столь многих учителей Дхармы) беспокоит не это. Скорее они, как правило, считают, что, даже если люди могут позволить себе заплатить за обучение, от них не должны это требовать. Мол, Дхарма «превыше всего», Дхарма не должна запятнать себя прикосновением к этим грязным баксам. Другими словами, Дхарма должна презентовать себя как нечто питающее полнейшее отвращение к грубому миру. Ведь «чистота» Дхармы превыше всего.
Но это чисто аграрный, восходящий, настроенный против сего мира вздор. В его претензиях на чистоту сокрыто отвращение к явленному миру. В его претензиях на свободу сокрыто рабское служение другому миру, который не соприкасается с базовыми реалиями бытия в этом мире. В его претензиях на моральную ясность сокрыто моральное суждение, согласно которому сансара есть нечто совершенно прогнившее.
Презренный металл. Не осквернить себя прикосновением к грубому миру. С глазами, направленными исключительно вверх, давайте стремиться лишь к трансценденции. Давайте не будем вступать (с заботой и состраданием) в отношения обмена, которые являются определяющей характеристикой мира сего: обмена едой, сексом и деньгами.
И давайте во имя наших идеалов указывать на фигуры аграрных мудрецов, которые отрицали денежные взаимоотношения (и на самом деле порицали их). Мы применяем этические стандарты, уместные для аграрной структуры, к постсовременному миру, а они даже отдалённо неприменимы в этом контексте. Вся аграрная структура поддерживала йогинов и бродячих монахов милостыней и подаяниями — тем не приходилось беспокоиться о деньгах, поисках места под солнцем и уплате налогов (да и довольно легко проклинать то, что вам в любом случае достаётся задаром).
Всё, к чему это приводит в постсовременном мире, так это к созданию и укреплению порочного лицемерия. Поскольку людям и учителям приходится зарабатывать деньги для обеспечения собственного выживания и поскольку деньги есть зло, тогда давайте, переполняемые муками совести, собирать деньги, но называть этот процесс как-то иначе («добровольными» подношениями). Давайте продолжать указывать на то, что Рамана Махарши не принимал денег (правда, конечно же, его поддерживали многочисленные последователи); Далай-лама не принимает денег (у него просто есть целая маленькая страна, которая его поддерживает). И не дай бог обнаружится, что какой-то учитель водит BMW: это дьявол, не иначе, сподвиг его на это.
И ещё хуже следующее: послание, которое исходит от Дхармы, состоит не в том, как быть ответственными и иметь здоровые отношения с деньгами, а в том, как избегать этой ответственности. Чистая Дхарма не прикасается к баксам, следовательно, и чистые практики Дхармы не должны заботиться о деньгах. И это означает, что хороший практик должен быть всецело, абсолютно и безумно оторван от действительности.
Никому не нравится видеть, как духовность насилуют чрезмерно раздутой меркантильностью и цепляниями — как Джимми Сваггарт или Орал Робертс (или Раджниш и др.) высасывают баксы из ничего не подозревающих последователей. Но противоположность жадности до денег есть не отсутствие денег, а здоровые отношения с деньгами. Тот восходящий список необходимо подкорректировать и дополнить: необходимы правильная еда, правильный секс и правильные баксы.
Я на самом деле смотрю даже ещё дальше. Я уверен, что хипповская Дхарма («презренный металл») на самом деле делает Дхарму дешёвкой. Она выражает такой посыл: Дхарма не имеет ни малейшего представления, как выживать в современном мире. Она распространяет на века устаревшую ерунду, что, дескать, Дхарма сродни пуританству, омертвелому от шеи и ниже, что Дхарма не может прикасаться к деньгам, не пороча себя. И это самая дешёвая из всех дешёвок.
Как я уже отметил, я уверен, что все практические усилия должны предприниматься для того, чтобы обеспечить всем желающим доступ к Дхарме — независимо от их платёжеспособности (я вернусь к этому вопросу через мгновение). Но это радикально отличается от позиции, которая утверждает, будто Дхарме никогда не должны быть оплачены её усилия.
Другими словами, это два совершенно разных вопроса: обеспечение доступа к Дхарме тем, кто не может её себе позволить, и идея, будто за Дхарму вообще нельзя взимать деньги. Первое заслуживает всяческого уважения, является благородной и достойной позицией; последнее есть нечто жалкое, отсталое, ретроградное и оскорбительное. И Дхарма, испытывающая отвращение к грубой сфере, есть не свободная Дхарма, а дешёвка, искалеченная своей неспособностью принять грубую сферу умным, заботливым и сострадательным образом.
Деньги — это сила отношений обмена в грубой сфере. Это совершенно уместная форма перемещения товаров и услуг в грубой сфере. И Дхарма, которая включает грубую сферу, — это Дхарма, которая оперирует уместными баксами, тем самым являясь Дхармой, которая входит в современный и постсовременный мир без этого безумного воспевания аграрной, сексистской, восходящей, пуританской, настроенной против земли, тела и женщин позиции, которые, уж это вы мне поверьте, всегда идут рука об руку.
Трудность тем самым заключается не в том, должна ли Дхарма когда-либо пересекаться с деньгами (конечно же, должна), а скорее в том, каким образом мы можем сделать так, чтобы Дхарма была доступна тем, кто её не может себе позволить.
И тут мы возвращаемся к намного более прозаичному и обыденному вопросу: каким образом подобное достижимо в отношении любых товаров и услуг? В этом смысле Дхарма никоим образом не занимает особенное место. Каким образом в любом событии мы можем обеспечить условия справедливого обмена?
Например, когда я учился в вузе, то зарабатывал деньги репетиторством. Мне не удавалось принять решения о какой-то фиксированной цене, потому что некоторые студенты были весьма обеспечены, а другие крайне бедны. Поэтому я брал в час столько, сколько они зарабатывали в час (или эквивалентную сумму; занимаясь с одним сыном врача, я брал столько, сколько его отец, врач, зарабатывал в час). Это означало, что у меня учились и те, кто платил 3,75 доллара в час (это был минимальный размер оплаты труда в то время), и те, кто платил около ста долларов в час (и, странным образом, они не возражали против этого).
