Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
Может быть, Петр, отлично зная об его незаконных поборах, собирался его сослать и, может быть, велел бы это сделать, когда умирал неожиданной, быстрой, почти таинственной смертью, о которой мы рассказали.
Итак, Меншиков устоял во всех своих почестях, во всем своем богатстве, другими словами, сохранил все свое могущество. И в качестве фельдмаршала держал в своих руках войска. С пятью сотнями человек он окружил сенатский дворец; затем, войдя в зал заседаний, где ранг давал ему право присутствовать, и, заняв свое место, он заставлял сенат решить вопрос о престолонаследии в пользу Екатерины - его бывшей любовницы, надеясь править от ее имени и вместо нее. Однако проявилась оппозиция.
Великий канцлер и другие сенаторы не разделяли мнения Меншикова и поддерживали порядок престолонаследия в пользу Петра II, внука царя.
Испытывая давление от присутствия Меншикова и солдат, сенаторы предлагали посоветоваться с народом и открыть одно из окон зала, где шло заседание, для общения ассамблеи с людьми. Меншиков ответил, что не жарко, чтобы открывать окна. После этого он подал знак, и вошел офицер, с двумя десятками солдат только, но в глубине коридоров можно было видеть всю военную группу, вооруженную и грозную. Императрица Екатерина была провозглашена преемницей Петра I.
Но вскоре опека Меншикова стала ей в тягость, и она дала почувствовать, что этим раздражена. С тех пор Меншиков предугадал близкую смерть императрицы Екатерины и занялся подбором наследника ее короны. Пообещал трон великому князю Московскому при условии, что тот женится на его дочери. Великий князь, вольный не выполнять обязательства, впутался в это дело. И вот что рассказывают или, скорее, рассказали.
Екатерина, в самом деле, как и предвидел Меншиков, заболела; Меншиков пожелал взять на себя все заботы о достославной больной; однажды Меншиков взял из рук фрейлины-итальянки, которую звали мадам Джанна, чашку с назначенной врачом микстурой. Екатерина нашла микстуру такой скверной, что отпила только три четверти чашки и передала ее фрейлине. Та не могла сообразить, откуда взялся дурной привкус в питье, приготовленном ею собственноручно и только из приятных компонентов, допила микстуру из чашки и действительно обнаружила в ней тот самый привкус, на который пожаловалась императрица.
Императрица умерла; фрейлина тяжело заболела и была спасена только мужем, итальянским химиком, который дал ей противоядие.
Меншиков, стал хозяином и господином всех и вся. Сосватал дочь молодому царю и стал его стражем, но не как императора, которого уважают, и не как зятя, которого любят, а как узника, когда боятся, что тот убежит. Тем не менее, Петр II бежал. Его компаньонами в этой игре были тетка Елизавета (которая правила после и оставила восемь внебрачных детей и ни одного законного наследника и была названа Милосердной, потому что в ее царствование никто не умер насильственной смертью) и два молодых князя Долгоруких. Во время поездки, предпринятой Петром II в Петергоф в сопровождении неотлучного опекуна, один из двух братьев, Иван Долгорукий, подталкиваемый министром Остерманном, предложил юному принцу бежать ближайшей ночью через окно.
Дело было очень легким, потому что, как заметили, часовой стоял только у двери.
Молодой царь, более других утомленный рабством, в какое попал, и не испытывающий любви к дочери Меншикова, принял приглашение и с наступлением ночи вместе со своим предприимчивым компаньоном бежал и добрался до определенного места на дороге, где его в огромном числе ожидали вельможи и офицеры, поголовно враги Меншикова. Все прибыли в дом канцлера Головина, провели заседание сената и оттуда, с триумфом, вернулись в Санкт-Петербург.
Меншиков, узнав о бегстве принца, растерялся. Однако он ни в чем не хотел себя упрекать и решил испытать судьбу до конца. Поехал за молодым царем, прибыв во дворец, увидел, что все караулы заменены, а гарнизон обезоружен. Тогда он вернулся в свой дворец, чтобы принять какое-нибудь решение. Когда он входил к себе, его арестовало подразделение гренадеров, которое окружило дом. Он просил милости поговорить с царем, но весь полученный ответ о смысле ареста сводился к тому, что царь приказал ему вместе с семьей удалиться в Раннебург [Раненбург].
Раненбург был земельным владением Меншикова - между Казанским царством и провинцией Вятка [в Липецкой области]. Меншиков мог бы ожидать худшего. В Раненбурге у него был роскошный замок, который он велел превратить в крепость и где он собрался жить жизнью старых князей, к кому его, сына простого крестьянина, приравняли императорские милости.
Царь разрешил взять с собой столько слуг, сколько он пожелает и денег, сколько потребно, и самые большие ценности. Кроме того, что редко случается при опале, с ним говорили предельно вежливо; значит, он не был человеком, который погрузился на дно и не мог больше выплыть на поверхность. Ему предписывалось покинуть Санкт-Петербург на следующий день.
Около 10 часов утра он выехал в своих самых великолепных каретах с багажом и свитой таких внушительных размеров, что его отъезд выглядел не смиренным этапом ссыльного, а парадным кортежем посла. Проезжая по улицам Санкт-Петербурга, он приветствовал каждого, справа и слева, как император, принимающий почести от народа, заговаривая со знакомыми спокойным и ласковым голосом. Многие шарахались, не отвечая ему, как поступили бы они по отношению к чумному, но другие, ктo посмелей, обменивались с ним несколькими словами, чтобы его пожалеть или ободрить: он еще не был низведен до такого уровня, чтобы дерзали его оскорбить.
Оскорбление на очереди, и до него недалеко.
Через два часа езды из Санкт-Петербурга по дороге в Сибирь, по которой, после него, проследовало еще столько несчастных, он увидел, что путь прегражден подразделением солдат; солдатами командовал офицер. Этот офицер, именем царя, потребовал у него ленты орденов св. Андрея, Александра Невского, Слона, Белого Орла и Черного Орла. Меншиков их отдал; он держал их в небольшом кофре, чтобы снова надеть по первому приказу. После этого, его с женой и детьми заставили пересесть в телеги, приготовленные, чтобы везти семью в Раненбург.
Он подчинился, сказав:
- Выполняйте ваш долг, я готов ко всему; большего богатства вы у меня не отнимите, меньше хлопот вы мне не оставите.
Итак, он вылез из кареты, пошел садиться в телегу, полагая, что жена и дети сядут рядом. Но их рассадили по отдельным телегам. В утешение ему оставалась возможность беседовать с ними, и он за нее благодарил бога. Так его препроводили в Раненбург. Там не суждено было закончиться испытаниям, что его ожидали. Между Москвой и Раненбургом было всего 150 лье. Меншиков находился слишком близко к царю. К нему поступил приказ отправиться в Якутск [в Березов], в Сибирь. Он повернулся к детям и жене, увидел их печальными, но с улыбкой на губах.
- Когда желают? - спросил он царского гонца.
- Немедленно, - ответил тот.
Поехали в тот же день. Меншикову разрешалось взять с собой восемь слуг на выбор. Но удар был глубокий, усталость - крайней. Первой скончалась княгиня Меншикова; она умерла в пути, между Раненбургом и Казанью. Ее тело привезли в Казань. Охрана, которая не разрешала Меншикову ехать в одной телеге с живой женой, разрешила ему ехать рядом с ее телом.
Во время агонии муж заменил ей священника, увещевая и утешая ее, как если бы он был министром Всевышнего; лучше даже, несомненно, с большей убежденностью и глубиной, потому что беды, среди которых он пытался утешить ее в минуту кончины, Меншиков испытывал сам и разделял невзгоды семьи до самой своей смерти; когда жена умирала, вся тяжесть ее ухода из жизни обрушилась на него.
Он продолжил путь до Тобольска. Там ожидало все население города, предупрежденное об его приезде. Едва он ступил на берег, как два вельможи, которых он сам сослал в дни своего могущества, вышли вперед, один – справа, другой - слева, и осыпали его бранью. Но он, грустно покачав головой, сказал одному из них:
- Раз ты не можешь отомстить врагу иначе, кроме как оскорбить его словами, доставь себе такое удовольствие, бедное ничтожество! Что ж, я выслушаю тебя без ненависти и злобы. Если я принес тебя в жертву своей политике, то, значит, хорошо знал твои заслуги и благородство; ты был помехой моим планам, и я сокрушил тебя - на моем месте ты поступил бы так же - в интересах политики.
Затем, второму:
- Ты, - сказал он, - я тебя даже не знаю. Не ведаю, ссыльный ли ты. Если тебя сослали, тебя, кого я не мог ни бояться, ни ненавидеть, то это - следствие каких-то тайных козней, когда сотворили зло от моего имени. Такова правда. Но если оскорбления способны облегчить твои боли, то продолжай; у меня нет сил и желания защищаться.
