Илья Канаев - Петр 2 альтернативный
- У меня, конечно, были там пара человек среди лакеев, но от тебя, Государь, они находились достаточно далеко. Случись что внезапное - не смогли бы помочь!
Мы немного поспорили о границах допустимого при моей охране.
- Не забывай. Михаил Афанасьевич, что мне нужно работать с людьми, много общаться. А из-за толпы стражей вокруг ко мне и подойти невозможно будет.
В итоге сошлись на том, что для оперативного решения спорных вопросов моей охраны рядом со мной всегда будет кто-то из руководителей четвёртого отделения, сам Матюшкин или его заместитель Адриан Лопухин. Последний являлся моим дальним родственником через бабку. Вообще российская политика всегда строилась на периодическом сближении с троном каких-то родов. Вместе с очередной царской женой во власть приходили её многочисленные родственники. Традиция оказалась нарушена моим дедом, женившимся на безродной прибалтийской девице и нашедшего наследникам немецких невесту и женихов. Но в моем случае мне грех не воспользоваться преданностью родичей, которые в случае моей гибели снова потеряют всё, как это уже было после развода деда с моей бабкой. С другой стороны, нужно постараться не давать Лопухиным власти больше кроме защиты моего бренного тельца.
Рассказал генералу о своих наблюдениях при общении с гренадёрами.
- В их преданности я уверен. Теперь, после совместной вариоляции мы с ними вроде как побратимы. Но гвардия большая, в надёжности всех я сомневаюсь. Нужен запасной план на случай мятежа. Сил твоих подчинённых в какой-то момент может оказаться недостаточно. Попробуй дружить с морскими пехотинцами. Они хорошо себя показали летом во время покушения.
- Я уже это делаю, государь. Многих своих людей набрал среди них.
- Да, я знаю. Вам стоит проводить совместные манёвры по сценарию освобождения какого-нибудь дворца в пригороде, в котором меня могут держать мятежники в заточении. Только не озвучивай этот сценарий вслух. Сама идея о покушении на царя должна казаться народу фантастической!
Сложный разговор у меня получился с Дмитрием Голицыным. Начал он с критики моей идеи о законе на наследство. Как его собирать, если у дворян кроме земли и крестьян нет другого имущества? И нет денег на уплату пошлины при вступлении в наследство? Как оценивать имущество, если нет ни грамотных оценщиков, ни судов где эту оценку можно оспорить? Как объяснить дворянам, освобождённым от уплаты податей введение нового налога, в том числе и с них?
Обычно невозмутимый, князь разволновался. Я кивал и помалкивал. Все доводы его были серьёзные. Я бы сам добавил, что новый налог противоречит той принятой мною политике на не увеличение налоговой нагрузки с населения.
- Дмитрий Михайлович, не горячись, я всего лишь высказал предложение, которое можно обсудить.
- Ваше величество, вы не понимаете! Любое ваше слово воспринимается как приказ. Ладно здесь, в Петербурге. Мы успеем быстро всё решить и отменить, но слухи поползут по стране и бог знает, как отзовутся ваши легкомысленные слова где-нибудь в империи!
Это он прав. Не только слова императора, но даже гримаса случайная становится предметом обсуждения всех приближённых. Недаром бедолага Николай II так боялся проявления чувств, что прослыл то ли бессердечным, то ли тупым.
- Ты хочешь что-то предложить, Дмитрий Михайлович?
- Учитесь, Пётр Алексеевич! Божьим промыслом царский венец дан вам в юном возрасте. Но вы ещё так мало знаете! Позвольте тем, кто много лет посвятил служению царскому роду помочь вам принимать правильные решения!
Я молча разглядывал преданно глядящего на меня князя. Похоже, он так и не понял, что перед ним не безграмотный недоучившийся мальчишка, а человек с солидным багажом уникальных знаний. Удивительная для царедворца такого уровня не наблюдательность! Он верит только в то, что не противоречит его жизненному опыту. Для него учёный двенадцатилетний мальчик это нонсенс. Юному правителю нужен опекун. Меншиков не справился, верховный тайный совет развалился, а Сенат слишком большой, чтобы контролировать сумасбродства монарха, пусть даже малолетнего. Попробуем воспользоваться его эмоциональным порывом.
- Дмитрий Михайлович, в ближайшее время я хочу возродить Консилию министров из глав коллегий и правительственных канцелярий. Но с одним новшеством. В моё отсутствие председательствовать в Консилии должен кто-то самый авторитетный. Я считаю, что кроме тебя эту важную работу некому поручить.
Голицын моргнул. На его страстное желание вновь втиснуть меня в тесную клетку регентства я ответил чем-то пока не понятным.
- Какие у меня будут полномочия, Ваше величество?
- Широчайшие. Назначать и увольнять президентов коллегий, управлять страной, проводить реформы. Но при нескольких условиях.
- Каких же, Ваше величество?
- Во-первых, президенты, советники и асессоры коллегий и канцелярий не могут одновременно состоять в Сенате. Я хочу разделить законодательно-судебную власть Сената и административную власть Консилии министров. Поэтому тебе, Головкину и Остерману придётся сложить полномочия сенаторов.
То, что основной политический противник князя, барон Остерман, покинет сенат вместе с ним должно немного подсластить пилюлю моему собеседнику. Насчёт Головкина тоже проблем не должно быть. Когда мы с моим воспитателем обсуждали эту административную реформу, то учли скорое возвращение в Сенат зятя Головкина Ягужинского. Так что канцлер ничего не теряет.
- Во-вторых, министры должны будут ежемесячно отчитываться в Сенате.
- Если меня там не будет и если вы, Ваше величество, не придёте на заседание, то отчитываться мне придётся перед Долгорукими?
- В Сенате останутся не только Долгоруковы. И вообще его состав будет расширяться. Но отчитываться придётся. Кроме того, у сенаторов останется высшая судебная и законодательная власть. Разумеется после меня. Но я не намерен мешать работе министров или сенаторов.
Я не стал пока расписывать Голицыну в деталях распределение функций среди ветвей власти. Сенат согласно моим планам станет зародышем представительного органа. Конечно, до настоящего парламента ему ещё очень далеко. Ведь назначать и исключать сенаторов я могу по собственному произволу. Но со временем, путём аккуратных трансформаций мы придём к относительной контролируемой демократии.
- Ваше величество, такое важное решение требует тщательного обсуждения.- Конечно. Вот возьми проект изменений в Генеральном регламенте, и обсудите его на ближайшем заседании.
На какое-то время мы споры вокруг очередной административной реформы отложили. Доклад по текущим делам Голицын начал несколько вяло. Видимо лихорадочно одновременно обдумывал моё предложение.
Процесс подготовки печати ассигнаций идёт. Этим занимается Василий Татищев. Обещает через пару недель принести первые экземпляры.
Под создаваемый Государственный банк подобрали здание на Васильевском острове. Подыскиваются люди, но нет достойного кандидата на должность руководителя.
- Почему бы не назначить на эту должность Бибикова? Ревизион-коллегия, которую он создавал теперь у тебя в подчинении, есть кому за нею присмотреть.
- Бибиков достойный человек, но у него нет опыта в банковском деле, Ваше величество.
- Такого опыта в России нет ни у кого. Придётся нанимать иностранцев, но место при деньгах уж больно важное! Не хотелось бы, чтобы российскими деньгами управлял какой-нибудь немец, итальянец или еврей.
Голицын согласился. Иностранцев он недолюбливал.
Вопрос с подготовкой банковского устава пока не решён. Я пообещал поторопить людей в своей канцелярии, чтобы они прислали в камер-коллегию свой вариант.
- Да. Это было бы хорошо. В вашей канцелярии есть толковые люди, государь! Тот вариант правил составления и исполнения бюджета, который они прислали, оказался очень полезным. Интересно, кто конкретно его готовил? Шаховской? Макаров? Кириллов?
Я пожал плечами. Наличие у меня собственной канцелярии с множеством отделом и сотрудников стало удобным инструментом для сокрытия источника разных непростых идей и знаний. Большую часть текста бюджетных правил я написал сам, потом пустил на согласование по цепочке между отделами, так что найти инициатора теперь невозможно. Те, кто не знают, не спрашивают (хмурые ребята из III отделения за стенкой сидят). Те, кто догадываются, молчат. Кроме того, каждый из экспертов внёс свои незначительные поправки, так что итоговый документ получился формально коллективным.
Благодаря наличию собственной канцелярии я теперь не боялся, что мои воспитатели подобно Голицыну захотят поставить меня на место мальчишки, которому требуется опека. Остерман и Левенвольде без возражений приняли меня таким, какой я есть. Алексей Григорьевич Долгоруков воспринимает меня как сироту, по-отечески, но ему и в голову не приходит в чём-то меня ограничивать. В какой-то момент и мой сегодняшний собеседник поймёт, что совершаемые мною ошибки не отменяют того факта, что я уже полноправный самодержец всероссийский. Время регентства Меншикова прошло, и замены опальному временщику не будет.
