Сергей Романов - Нищие
Афинская положила трубку и устало вздохнула. На нищих музыкантов она угробила полгода работы. Ведь это не опустившийся инженер или учитель ботаники. С ним, музыкантом, и на высоких тонах не поговоришь. И она из кожи вон лезла, чтобы пригреть под своим крылом аккордеонисток и баянистов, скрипачей и скрипачек, виолончелистов и саксофонистов, гитаристов и трубачей. Это с гармошечниками легко, а с остальными довольно трудно разговаривать.
Она побывала в филармонии и переговорила с руководителями музыкальных и вокальных групп. Со многими нашла общий язык, и сегодня на центральных улицах города музыкальный люд пел, играл, танцевал, даже давали мини-концерты. Сорок процентов выручки от "музыкальных шоу" шло в казну Афинской. Она объясняла всем музыкантам, что эти деньги идут на подкуп, организацию, их же защиту. Но ей не всегда верили. И никто и никогда из музыкантов не сказал ей спасибо, когда милиция почему-то не делала им замечания, дескать, в этом месте петь или трубить не положено. Концертные группы не ведали, что рядом с ними иногда находятся крепкие мальчики, которые почему-то не дают слушать их произведения другим крепким мальчикам. Неблагодарные!
Правда, Афинская знала, что не каждый репертуар устраивает людей из префектуры и даже городской и государственной Думы. Со страниц правительственных газет слышалось возмущение, дескать, уличные музыканты, оскорбляют честь и достоинство важных персон. Она на это только ухмылялась. А сами депутаты во время выборной кампании в Думу, в своих чуть ли не матерщинных частушках, как хотели поносили и своих соперников, и демократическо-коммунистический строй, и страну, в которой они хотят сытно кушать и хорошо жить.
Частушечники же, с которыми работала Афинская, действительно проходились и по руководству страны, и по депутатскому корпусу. Но все частушки были сложены, как и советовала Афинская, без всяких матюгов и похабщины. Она-то как никто другой понимала, что высокое лицо не турнут за черное словцо на телевидении, а её музыканта выпихнуть из перехода запросто смогут. Вот она и избегала конфликтов. Она, как и телевидение, хотела зарабатывать. Только на "ящик" платили деньги чиновники и богатые организации, а её музыкантам - народ простой и далеко не состоятельный. А это тоже бизнес.
Она сегодня явно засиделась. Стрелки часов приближались к десяти вечера. Она поискала в сумочке ключи от своего "БМВ" и, вытащив их, пошла к выходу. На улице её поджидали двое братков. * Ну что, по домам, мальчики?
Она села в свою машину, завела двигатель. В зеркало заднего вида увидела, что зажглись огни у "девяносто девятой", на которой сопровождали её всюду два телохранителя. Она не выносила в своей машине присутствия братков и потому разрешала своим защитникам ездить только следом. Парни были не только профессионалами в драках и потасовках, но и каждый классно водил машину. И если ей в автомобильной толчее удавалось ускользнуть от их внимания, то никогда не ругалась, а была сказочно рада. * Ну что, сделала я вас? - гордилась она.
Братки ухмылялись и отворачивались, жуя резинку, их лица выражали ответ, дескать, хоть ты и наш начальник, но баба. А бабе разве докажешь, что порой и на самолете в Москве даже за "чайником" бывает трудно угнаться.
Правда, побег от своих телохранителей ей удавался крайне редко.
ГЛАВА 3. КНОРУС
После вечернего заседания у Афинской Кнорус долго размышлял, каким образом вызволять Юрайта. Он разработал несколько планов. Оставалось выбрать правильный. Но сначала нужно было узнать главное - где располагается офис самого Яхтсмена. Раньше его бригадиры и сборщики денег собирались около Крестовского рынка, но потом разом куда-то исчезли, оставив на толкучке только своего наместника - бригадира, который следил за работой и действиями бомжей, обитающих на самом рынке.
Кнорус уже разослал своих ребят по разным точкам города, и те активно разнюхивали, куда могло исчезнуть руководство конкурирующей нищенской фирмы.
Прошло уже два дня, а сведений не было никаких. Афинская выдала Кнорусу по первое число. Распсиховалась, разъярилась, дескать, Яхтсмен, это не иголка в стоге сена. Потом, с презрением поглядев на Кноруса, схватила свой телефон и, расхаживая по кабинету в течение полутора часов, звонила по разным номерам. В конце концов, положила трубку на аппарат и теперь уже сама в изумлении долго сверлила глазами Кноруса, дескать, ну и дела! Она только и смогла сказать: * И зачем ему конспирироваться? Неужели порешили кого? - и, обратившись конкретно к Кнорусу, уже безо всякого гнева в голосе сказала: - Ищите, ребятки, ищите.
Кнорус и сам ездил по местам, где с сонными лицами выклянчивали милостыню бомжи. Поил их портвейном и расспрашивал, где их хозяева. Но те, заглотнув стакан, только пожимали плечами. Не удавалось проследить и за сборщиками денег. Те, собрав с бомжей выручку, не спешили куда-либо её сдавать. Правда, Кнорус уже выяснил, что деньги сборщики передают одному человеку, но проследить за дальнейшим маршрутом этого человека ему пока не удавалось. Он умело исчезал из-под опеки ребят Кноруса.
Словом, план по выручке Юрайта, который уже сам для себя утвердил Кнорус, только ждал своего осуществления. Сначала он хотел применить простецко-пацанский вариант. Это был план на дурака: захватываются два быка из команды Яхтсмена и уже через сутки, а может быть, и несколько часов обмениваются на Юрайта. Захватывать бомжей-нищих было неразумно. Яхтсмен и пальцем бы не пошевелил, чтобы освободить их. А вот за быков, мог отдать и лучшего попрошайку Афинской, если, конечно, он не знал, что этот воин стоит десятка его быков и целой сотни бомжей, собирающих подаяние. Но если бы это мероприятие провалилось, то Кнорус мог надолго впасть в немилость Афинской. А расставание со своей госпожой пока не входило в его планы.
Крутился в его голове и второй вариант. Кнорус со своими ребятами уже проделывал подобные номера. Но тут, как говорится, фифти-фифти. Могут засечь, и тогда без скандала и мордобоя не обойтись, а может все пройти как по маслу. Заключался этот план в обыкновенном выкрадывании. Но чтобы выкрасть, необходимо было точно знать, где находится Юрайт. Хотя бы издалека осмотреть здание, если удастся, зайти в помещение, определить, какие вспомогательные средства для этого нужны.
Но Кнорус пока не знал, где располагается офис и штаб-квартира Яхтсмена. И потому, когда пошли уже четвертые сутки поисков, он отбросил все варианты и остановился на том, какой советовала применить сама Афинская - дипломатический. Он с двумя своими самыми преданными быками поедет в офис Яхтсмена и без горячки, как будто ничего не случилось, во всем разберется.
Он тянул мартини в "Космосе", когда рядом с ним на соседний стул плюхнулся Жак, грохнул кулачищами по столу так, что стакан с коктейлем из манго и апельсинового сока чуть не перевернулся на пол. * Ты че, озверел? недовольно посмотрел на него Кнорус. * Заказывай стакан водяры, - не сказал, а скорее приказал улыбающийся до ушей Жак. * А ху-ху, не хо-хо? * Заказывай, а то не скажу, где располагается офис Яхтсмена. * Неужели нашел? * Купил. Так что, с тебя ещё и сто баксов.
Официантка по щелчку пальцев поняла, что просит Кнорус для своего товарища, который часто захаживал в кафе и в выборе напитков большой фантазией не отличался, принесла два бокала - один с водкой, другой с пенящейся колой. Жак тут же махнул один и запил другим. * Повторить бы.
Кнорус, подавляя в себе гнев и до поры до времени терпя наглость своего подчиненного, снова щелкнул пальцами в сторону официантки. Через несколько секунд на столе появился тот же водочно-коловый набор для Жака, который закатил глаза от счастья и откинулся на спинку кресла. Он молчал, словно желал вывести своего непосредственного патрона из себя и добился этого. * Тебе прямо здесь в репу въехать или вниз спустимся? - распаляясь с каждым словом, прошипел Кнорус.
Жак увидел, что достиг того, чего так целенаправленно добивался. Он понял, что если скажет любую фразу, не касающуюся места нахождения Юрайта, тут же схлопочет по морде. Поэтому он решил не дразнить больше зверя и выпалил: * Это в Строгино. Малыгина, пять. Бывшее ателье. Офис занимает половину первого этажа, - и увидев, как подобрели глаза Кноруса, он махнул второй бокал с водкой, запил колой и нагло напомнил: * С тебя, шеф, сто баксов. * Обойдешься. * Дело хозяйское. Я, конечно, человек небедный, опять с издевочкой говорил Жак, - поэтому телефончик и пейджер Яхтсмена при своей памяти оставлю...
Но не успел договорить, как сильнейший удар в челюсть свалил его со стула. Благо столик, находившийся за спиной Жака, был никем не занят. Официантка тревожно посмотрела в сторону Кноруса, но тот, выставив ладонь, успокоил - все нормально.
Жак поднялся с пола и монотонно выпалил все три телефона - городской, сотовый и номер пейджера. Потер ушибленную челюсть и, нацелившись глазами на подбородок Кноруса, настойчиво сказал: * Сто баксов-то отдай. * А почему не пятьдесят или не двести? - уже миролюбиво спросил Кнорус, достал пять двадцатидолларовых бумажек и положил на стол перед Жаком. - Надеюсь, компенсацию за моральный ущерб спрашивать не будешь? * Мне лишнего не нужно. За что купил, за то и продаю. - Он встретился взглядом с Кнорусом и понял, что бригадир ждет от него подробного рассказа. - Собственно и рассказывать-то нечего. Я выследил одного из быков Яхтсмена, после того, как он собрал выручку с бомжей на Тишинке и передал её сборщику. Сборщик прыгнул в бээмвуху и исчез. А этого кнута я не выпускал из виду. Так, хиляк. Можно было бы придавить, как клопа. Ну, я на него наехал. А он без всяких там выпендрежей заявляет, дескать, хоть убей, а адреса не знаю. А заплатишь сто баксов - скажу. Не стал я его трясти, подумал, может, пригодится когда. Отсчитал пятьсот тысяч, он мне и сказал. Точно знаю - не врет. Он на Тишинке всегда ошивается и знает, что ему может быть от меня за туфту. * Чего это он такой продажный-то оказался? * Я же сказал - он хиляк. Только название быка носит. Его бригадиры каждый раз шугают, да , видимо, и Яхтсмен им недоволен. Словом, в немилости он. Хотел было и я ему по морде за предательство врезать, но потом подумал, а может... * Знаешь, Жак, что я тебе скажу, - оглядев квадратную рожу братка, сказал Кнорус, - то, что ты ему не врезал - это самая удачная мысль и самый благороднейший твой поступок, который ты совершил во всей своей бездумной жизни. Если бы ты ему врезал, я тебя бы вообще убил. Прямо здесь. * Вот я и подумал...
