Пенни Уотсон - Яблоки должны быть красные
— Да, готовлю. Мне нужно приготовить много блюд...
Том встал спиной к столешнице.
— Думаю, Бев пока не начала готовить по-настоящему. Просто нарезает продукты. Не вижу причины, почему вы не можете сунуть свои десерты в духовку.
Бев молча посчитала до десяти.
— Здесь не так много места, чтобы...
Лили улыбнулась:
— О, это не проблема. Я все сделаю как можно быстрее. Большое спасибо. Я знаю, что наш ужин на День благодарения будет совсем не изысканным, но мне хотелось бы сделать хотя бы пироги.
Джером обнял жену за плечи:
— Мы поможем и постараемся закончить как можно скорее. А потом оставим вас в покое.
Мистер Франклин взял поднос с пирогами и поставил его на рабочую поверхность. Бев наблюдала за событиями, словно в замедленной съемке. Поднос задел стеклянную банку с шалфеем. Банка покачнулась и опрокинулась. Вода потоками растеклась по мрамору столешницы и закапала на пол. Шалфей лежал в луже, от которой разбегались ручейки, пропитывая ее хрустящие овощи и листочки с рецептами.
Вдох.
Выдох.
— Упс. Я уберу, — Том стянул тряпку с корзины и бросил ее на пол, потом вытер разлитое ногой и улыбнулся Бев.
Она послала ему умоляющий взгляд.
«Пожалуйста, не разрешай им остаться».
Он поднял бровь.
«Это была твоя идея — подружиться с соседями».
— Что ж, все будет хорошо и уютно. Я пойду посижу на ступеньках и прикончу свое пиво. Удачи.
Насвистывая, Том пошел к двери. Насвистывая! Беверли захотелось поднять банку и запустить ему в голову. Она глубоко вдохнула, нацепила на лицо фальшивую улыбку и отодвинула свою начинку подальше.
— Вам хватит столько места?
Ее голос слегка дрожал, но она надеялась, что Франклины не заметили.
— Да, еще раз спасибо, Беверли.
Лили достала свои пироги и выставила их в ряд на рабочей поверхности. Малыш наклонился вперед и напускал слюней на разделочную доску.
Бев задумалась о том, где Том хранит аспирин.
* * *
Он дал им час.
Он знал, что на кухне закипает Беверли. Ее маленькая идеальная система, наверное, пошла прахом. Пока он ждал, мимо по улице проходили соседи и здоровались. Говорили, как им нравится новый цветник. Спрашивали о семье. Спрашивали про его планы на праздники.
Беверли вырубила его защиту от остального мира.
Даже хипстеры остановились поболтать. Они выгуливали свору хипстерских собак и пахли марихуаной.
Он поднял газету повыше, чтобы отгородиться от них, но соседи были непоколебимы. Все сегодня казались такими чертовски наглыми, и это ужасно его бесило. После часа вынужденных приветствий и разговоров он решил посмотреть, как поживает Бев в зоне боевых действий.
Том был готов рассмеяться, но выражение ее лица его отрезвило. Она была очень напряжена и готова сорваться. Хорошо организованная кухня исчезла: на столешнице пятна рассыпанной муки, на полу ползал ребенок, повсюду на столе пироги, под ногами вертелся Джейсон. Франклины, казалось, совершено не замечали, что Беверли близка к нервному срыву. Она ссутулилась и морщилась каждый раз, когда ребенок вопил. Что случалось часто.
Больше не существовало прекрасно организованных зон. Было похоже, что Франклины захватили поле боя, а Беверли выслали на задворки.
— Есть кто дома?
Скрипнула и захлопнулась сетчатая дверь, и в кухню вошел Поль ди Бенедетто — сосед-нудист. К счастью, полностью одетый.
— На улице пахнет чем-то вкусным. Пироги?
— Вы всегда заходите в чужие дома без приглашения? — рявкнул Том.
Поль пожал плечами:
— Нет, но я решил, что вы начали новую жизнь, судя по лужайке. И по гостям. И по еде.
Он жадно разглядывал пироги.
Том неохотно представил Франклинов и ди Бенедетто. Беверли едва кивнула и метнула взгляд на дверь.
— Я холостяк. Мне нечасто доводится есть домашнюю еду.
Том не удивился бы, если бы увидел, как с подбородка Поля капает слюна, пока он рассматривал блюда.
— Вот что я вам скажу, — Том вытряхнул из пачки сигарету и взял Бев за руку. Она уступила без сопротивления. Казалось, из нее выдавили все сопротивление. — Мы с Бев пойдем подышим воздухом. Почему бы вам не убрать тут все, забрать свои пироги и отправиться перекусить? Наши гости уже в пути, и нам надо готовиться к своему празднику.
Он не чувствовал ни капли вины за то, что приукрасил правду.
Он официально достиг предела светского дерьма.
Не дожидаясь ответа, он потянул Бев за дверь и дальше, в огород. Он продолжал держать ее за руку, пока вел по дорожке между капустой и луком.
— Привет.
В ее глазах стояло потрясение.
— Привет, — прошептала она. По ее щекам текли слезы.
— Ну же, Бев. Все не так плохо. Мы все уберем и вернемся к делу. Вернемся к твоей системе. Все будет хорошо.
— Нет, не будет. — Ее голос сорвался. — Я хотела, чтобы все было идеально. Ради Карен! Это первый День благодарения после смерти Роджера, и мне нужно... я хочу... чтобы он был... — она икнула и глубоко вдохнула. — Я хочу, чтобы она видела, что я в порядке без него. Что все по-прежнему. Хорошо.
Том бросил окурок на землю и наступил на него. Он обнял талию Бев обеими руками и притянул ее к себе.
— Беверли. Карен наплевать, идеальный ужин или нет. Она хочет, чтобы ты просто получала удовольствие. Ради бога, ни для кого не секрет, что Роджер почти сорок лет обращался с тобой как с ничтожеством. Карен просто хочет, чтобы ты была счастлива. Ее не волнует, будет ли на День благодарения пирог из батата.
— Я не дам ему победить. Если... если... ужин не получится, то он победит.
— Чушь. Собачья. О чем ты говоришь?
Беверли так затрясло, что Том подумал, как бы она не упала в обморок. Он крепко прижал ее к себе, надеясь, что живое тепло ее отогреет.
— Он не победит, Бев. Ты победила. Ты жива и занимаешься своими делами, а его нет. Ты не можешь вернуться и заново прожить тридцать с лишним лет, но ты можешь сейчас жить так, как хочешь.
Он шагнул назад, чтобы посмотреть в ее красивые карие глаза. Она моргнула, и на ресницах повисли слезы. Господи Иисусе. Это его убивало.
— Ты слышала, что я сказал? Ты победила.
Она подняла глаза на его лицо и удивила, прикоснувшись к его челюсти.
— Мне нравится твоя щетина. Роджеру не нравился такой обросший вид. Он говорил, что это неприлично. Он всегда был нарядным и надушенным. Изнеженным, — она выдавила кривую улыбку. — Совсем как цветы, которые ты не любишь.
Она продолжала гладить его челюсть, и у Тома возникло необъяснимое желание опрокинуть ее на землю прямо в огороде.
Она прильнула к нему и прислонилась лбом к его плечу.
— Этот ужин станет катастрофой.
— Нет, не станет. У нас есть пиво и жирная индейка. Я сделаю. Сварганю отличную подливу. Все будет хорошо. Поверь мне.
— Я голодная. Как думаешь... эти люди ушли? Я бы не отказалась перекусить. Может быть, бокал вина.
Том прижался губами к ее макушке и улыбнулся:
— Вот это дело. Пойдем возьмем вина, сыра и крекеров и расслабимся. У нас еще куча времени на готовку.
Беверли ухватилась за его бицепсы и сжала их. Господи, как приятно. Она застенчиво посмотрела на него.
— Неприятно признавать, но весь этот сценарий — мой самый жуткий кошмар. Незнакомцы, нарушившие мои планы. Я чувствовала, что теряю контроль, сердилась, а ведь я всегда должна быть вежливой. Я никогда не могу сказать, что думаю на самом деле.
— Конечно можешь. Скажи нет. Иди и скажи. Нет.
— Нет.
Они оба рассмеялись.
— Вот видишь. Ты можешь. Это не трудно.
— Ты всегда говоришь то, что думаешь. Должно быть, это дарит невероятную свободу — поступать так все время.
— Я не думаю об этом. Просто делаю. Это бесит людей, но какая разница?
— Ты не боишься задеть чьи-нибудь чувства?
— Не слишком. А ты?
— Да. Думаю, боюсь. Не хочу, чтобы кто-нибудь считал меня грубой.
— А как же твои чувства? Думаю, пришло время начать беспокоиться о своих чувствах, Беверли. Теперь единственный человек, кому ты должна угождать, — ты сама.
— Я даже понятия не имею, с чего начать.
Из глаз снова полились слезы.
Том взял ее лицо в ладони.
— Не надо плакать. Ты знаешь, с чего начать. Что ты всегда хотела сделать? Что-то, что ты всегда откладывала. Что-то, чего не одобрил бы Роджер.
Он вытер слезы большими пальцами и поцеловал уголки ее глаз.
Какого черта с ним творится?
— Садовый тур. — Ее голос охрип.
— Хорошо.
— В Англию. Английская деревня. Просто гулять по окрестностям и смотреть на цветы. Роджер смеялся надо мной. Говорил, что это глупая идея и бесполезная трата денег.
— Да пошел он. Ты едешь.
Он услышал тихий смешок.
— Да?
— Ага. Ты едешь. Будешь танцевать среди маргариток.
Теперь она рассмеялась по-настоящему.
Он почувствовал себя героем. Господи помоги, ему хотелось заставить ее рассмеяться снова. Этот смех был легким, волшебным и свободным.
