User - i cf85044c3a33e6c4
Убираю руку от волос Брюса и излишне осторожно кладу ее на его шею. Однако внезапно
понимаю, что момент упущен, и поцелуи стали опять какими-то вялыми и скучными.
Дежурными. О нет, так не пойдет! Есть у меня в запасе одно средство. Опрокидываю Брюса на
спину и сдираю с него футболку. У него красивое тренированное тело. Классное. Стараюсь
смотреть туда, лишь бы только не в лицо. Целую его грудь, пресс, опускаюсь ниже, берусь за
пуговицу джинсов и черчу языком дорожку вдоль пояса, как вдруг:
— Джо, детка, ты что делаешь?
Эээ, а что, тут непонятного? Я определенно делала это и раньше. Пытаюсь продолжить,
лишь бы не начинать разговор и не упускать последнюю возможность.
— Перестань. — Он вдруг начинает чуть ли не лихорадочно вырываться. ДА ЧТО
ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ?! — ДЖОАННА!
Я сажусь на кровати и недоуменно на него смотрю, автоматически прикрываясь руками,
хотя вся одежда на мне и в таком порядке, что жуть берет.
— В чем дело?
— Джо, ты не шлюха какая-нибудь! Я хочу на тебе жениться, понимаешь?
— Раз так, то спать мы вместе не будем?
— Что?
— Ты считаешь, что жена не должна быть сексуальной?
— Ты и есть сексуальная… для этого не надо… брать в рот.
— Но я же раньше…
— То было раньше, хорошо?
И просто уходит, хлопнув дверью. А я сижу на кровати и смотрю в окно. Я ни черта не
понимаю!
В университете Шона Картера не меняется, кажется, ничто. Например, четверговый
семинар все еще проходит, не поверите, в четверг. Мы с Клеггом садимся позади стратегически
расположенной парты, принадлежащей нашему ректору. Настроение у меня паршивое. Потому
что мы с Брюсом с тех пор как он ушел не нашли общего языка ни в чем. И я осознаю, что
проблема не в нем, а точнее не только в нем. Я тоже веду себя неправильно, но понятия не
имею, как это исправить. Таким образом, голова моя забита отнюдь не наукой.
Когда в аудиторию под самое начало семинара входит Шон, я по старой привычке
провожаю его взглядом, однако он смотрит не на меня, а в сторону. Поворачиваю голову и
вижу студентку. Безумно симпатичная шатенка с огромными голубыми глазами. Я ее еще на
лекции защитников информации заметила, однако она вела себя так тихо, что я забыла
разузнать о ней больше. И благодаря собственной глупости теперь, видимо, каким-то образом
оказалась в лифте, у которого порвался трос, и я с высоты лечу вниз. Вниз. Вниз. Ощущения
точно такие же. А чего ты ждала, наивная, что после тебя у него никого не было? Но еще хуже
другое — мой мрачный интерес замечает тот самый парнишка-итальянец с лекции, они с
голубоглазкой сидят вместе. Стремительно отворачиваюсь и утыкаюсь взглядом ровно в
затылок Шона. В затылок Шона с гребаными вьющимися волосами! У меня такое ощущение,
что стены лифта еще и сжимаются. Я в западне. Даже когда начинается первый доклад, мне не
становится легче, там нет ничего интересного, а в рассказчике — и того меньше.
Я сижу и тереблю волосы, манжеты блузки… Я расстроена и понятия не имею, что делать.
Мне хочется встать и уйти, но не из университета, а из кошмара, в который стремительно
превращается моя жизнь.
— Что с тобой? — спрашивает Клегг.
— Все в порядке.
— Тогда перестань дергаться! — шипит из-за моей спины Хелен.
И пока не начался второй доклад, я вскакиваю со своего стула, хватаю сумку и вылетаю из
аудитории, ни разу не обернувшись. Я стою на порожке университета, оглядываясь по
сторонам. Куда пойти? Я не хочу возвращаться в квартирку с зелеными стенами. Я устала
чувствовать неправильность каждого собственного действия, а там неверно все. Вообще все!
На территории кампуса расставлены лавочки. На улице достаточно тепло, и, невзирая на
утопающие в земле каблуки, я бреду прямо по газону к одной из них. Отсюда прекрасно виден
вход в главный корпус. Мне просто необходимо подумать. Думаю, случившееся с Брюсом меня
так задело, потому что я верила, будто у нас с ним есть химия, не атомная реакция, но какое-
никакое влечение. А теперь обнаружила, что именно по этой причине он не хотел на мне
жениться. Есть такое понятие — синдром Мадонны-Шлюхи. Некоторые мужчины разделяют
брак и постель. Они считают, что жена должна быть святой, а если это не так, то и женой она
быть не может, только женщиной для развлечений. И Брюс, видимо, искренне полагает, что
теперь я должна исправиться. Может быть, Шон был прав, и брак между нами с Брюсом —
заслуга моего отца? От этой мысли в висках начинает пульсировать боль.
Проходит еще минут тридцать, и я вижу на крылечке знакомую фигуру. Клегг
оглядывается по сторонам, совсем как я, замечает свою непутевую протеже и направляется в
мою сторону.
— Конелл, что с тобой происходит? — без обиняков спрашивает Роб, плюхаясь на лавочку
рядом со мной. И хотя наша дружба прошла огонь, воду и медные трубы, он видел меня
растопленной и раздавленной Шоном, я не представляю, как признаться мужчине, что мой
жених меня не хочет.
— Дело в Брюсе.
— Я так и понял. То, что вас ничего, кроме этого колечка не связывает, очень заметно. Ты о
нем даже не говоришь. И ты не называешь вашу квартиру домом.
— Клегг, он мне чужой. Нас вообще ничто не связывает, если ты понимаешь о чем я.
Пару секунд он удивленно на меня смотрит, а потом у него расширяются глаза. О да, Роб,
ты меня правильно понял!
— Джоанна, тебе нельзя за него выходить. Это просто самоубийство.
— Слушай, ты думаешь, я мазохистка? Нет. Просто он в этой стране чужак, он не знает
никого, кроме меня и родителей. И оказался он в таком положении только потому, что решил
сделать мне предложение. Как после этого я могу его бросить на произвол судьбы?
— Да, ситуация та еще, — мрачнеет Клегг. — Но он взрослый человек, который должен
сам решать свои проблемы. Ты его не просила покидать США. Он принял это решение
самостоятельно, а значит это его вина, но почему-то ты охотно взяла ее на себя. И он позволил.
— У нас было не так все плохо. В Штатах нам было весело. Легко.
— Пока все хорошо, почти всем легко и весело, но брак — совсем другое дело. Ты не
сможешь быть женой только в хорошие дни.
— Знаю. Но это, опять же мои проблемы. Давай взглянем объективно, я еще не нашла ни
одного мужчины, с которым бы нам вместе было хорошо! Это ненормально. Мне двадцать
шесть, куда тянуть? Если я в скором времени не придумаю способ измениться и ужиться хоть с
кем-то, то стану напоминать Шона Картера, навечно запертого в комнатке с тысячей
компьютеров.
— Может, это звучит банально и забито, но ты пытаешься построиться под человека,
который того не заслуживает. Ты насилуешь себя и эти отношения. Меняться нужно не ради
идеи, а ради человека. Может, Картер и заперт в своей комнатке, но там он счастлив. А тобой
движет банальный страх.
Клегг, конечно, по-своему прав, но я еще не готова опустить руки и сдаться. Все еще можно
наладить, исправить!
Вернувшись к Брюсу, я начинаю с малого, но, как выяснилось, проблемного — сдвигаю с
мертвой точки процесс исполнения супружеских обязанностей. Без малейших непристойных
намеков, чтобы, как это ни смешно, не спугнуть своего будущего благоверного. На этот раз он
соглашается, однако, до сбитой мебели и вмятин на капотах нам как до Луны. Но это неважно.
Не-важ-но! Мои шрамы подтверждают. Они хотят быть единственными и неповторимыми.
Пятница. Даже несмотря на то, что Брюс сегодня работает в ночь, я не хочу возвращаться в
квартирку с зелеными стенами, сижу на кафедре, статьи читаю, на вход каждые пару минут
посматриваю, надеюсь, что я тут не она такая ненормальная и найдется с кем поболтать. Но,
видимо, я такая все-таки одна. Секретарша свалила в шесть-ноль-ноль, Клегг куда-то делся, а у
остальных преподавателей личная жизнь складывается, видимо, удачнее, чем у меня. Кстати,
мама вчера звонила, о дате свадьбы спрашивала. Я сделала вид, что у меня индейка подгорает,
и бросила трубку. Мы с Брюсом даже не поднимали тему свадьбы. Но сейчас солнце как раз
садится, и его лучики бликуют на колечке, снова и снова напоминая мне о моих обязанностях.
Не хочу об этом думать, поворачиваю камушек на пальце к ладони лицом. И именно в этом
момент на пороге появляется посетитель.
— Мм, привет, доктор Конелл, — зовет меня тот самый итальянец с лекции.
— Энрике Каддини, верно? — пытаюсь я отыскать в закромах памяти его имя.
— Все верно, — улыбается он.