Вадим Румянцев - Пять суток маразма, или Мои мемуары об РХИ-92
Обзор книги Вадим Румянцев - Пять суток маразма, или Мои мемуары об РХИ-92
Румянцев Вадим
Пять суток маразма, или Мои мемуары об РХИ-92
"... Вымысел и неправда столь
тесно переплелись в этом тру
де, что порой очень сложно
бывает отличить одно от дру
гого..."
Из рецензии группы не
зависимых экспертов.
Вадим Румянцев
ПЯТЬ СУТОК МАРАЗМА,
или
МОИ МЕМУАРЫ ОБ РХИ-92.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Было очень жарко. В одиннадцать утра солнце светило уже на всю катушку, и поэтому, приехав на вокзал, я ощутил изрядный кайф от перспективы постоять некоторое время в тени. Однако мечтам о спокойном и радостном существовании на вокзале не суждено было сбыться -- почти сразу же по прибытии новый мрачный факт достиг моего затуманенного жарой рассудка. Участников было подозрительно мало.
Если положение существенно не изменится, рассуждал я, то мы будем вынуждены проводить с парой десятков человек нечто, более всего напоминающее послеобеденные забавы в доме для престарелых. Такая перспектива меня почему-то не привлекала, но сделать я ничего, естественно, не мог. Оставалось только ждать. И я дождался. Минут за двадцать до отправки поезда на вокзале появился молодой человек, которого мне в конце концов удалось идентифицировать как Брайна (правда, уже после его исчезновения из поля видимости). Вспомнив немного из того, что я о нем слышал, а также восстановив собственное впечатление от более тесного общения с данной личностью, я успокоился. Теперь я мог быть уверен, что никаких аналогий с домом для престарелых уже не возникнет. Некоторую нотку неуверенности вносили, правда, заявления Дмитрия на тему того, что Брайн к Игре допущен не будет (нечего, дескать, Гамлетам в такие дела соваться), однако я счел, что, раз появившись, Брайн уже никуда не исчезнет. И оказался прав...
Поезд отправился, похоже, несколько раньше, чем требовалось по расписанию, что, тем не менее, никого особенно не задело. Через некоторое время в тамбуре появился улыбающийся гном Роман (похоже, он обзывал себя Кори), а еще немного спустя -- как всегда задумчивый и всем своим видом символизирующий многозначительность Дмитрий. Все, как ни странно, были в сборе. Почти весь путь до Заходского я провел в увлекательной беседе с Татьяной и кем-то из эльфов (кажется, Элладаном), изредка прерывавшейся философскими диспутами с несредиземской частью пассажиров по поводу целесообразности размещения в проходе рюкзаков, а также наших бренных плотских оболочек. К общему мнению, впрочем, так и не удалось прийти, зато некоторые особенно веселые пассажиры проявляли любопытное намерение запинать мой рюкзак ногами. Но, подъезжая к Заходскому, я ощутил первый из цепочки ударов, талантливо спланированных Дмитрием. Мне было объявлено, что я должен довести до лагеря группу из семи человек, руководствуясь лишь странным предметом, который кое-кто называл словом "компас". Людей надо было вести на запад, против чего немедленно запротестовала феанорская часть моей натуры, но тон Дмитрия был столь непреклонен, а его аргументы -- столь хитроумны, что, волей-неволей, пришлось подчиниться.
Первое из затруднений возникло уже на станции. Я с огромным изумлением обнаружил, что, вместо семи человек, в моей группе наблюдается девять. Таким образом вставала в полный рост проблема -- куда девать двух лишних человеческих индивидуумов. Забегая вперед, замечу, что, как я ни старался сократить численность отряда в пути, все мои попытки потерпели фиаско. Я сильно подозреваю, что это произошло из-за наличия среди вверенной мне части социума некоего Андрея, называвшего себя неприличным словом "археолог". Он сделал очень много, чтобы сорвать выполнение моей задачи, и сорвал-таки его. Вот негодяй!
Предмет со странным названием "компас" я повесил себе на шею, рассудив, что там от него, по крайней мере, не будет большого вреда. Так оно и оказалось, и к концу пути мне почти удалось забыть о его существовании. Довольно просто мне удалось также подвигнуть народные массы на преодоление первой части маршрута -- до озера, где дорога заканчивалась тупиком. Единственную, но весьма значительную неприятность представляла собой сумка Дмитрия, которую приходилось тащить вдвоем, причем, вопреки его собственным заверениям, отнюдь не только нашим симпатичным москвичам. О сумке, правда, более подробно будет сказано в другом месте.
Придя к озеру, некоторые мои спутники обнаружили тенденцию погрузиться (с головой!) в жидкость, образующую данный природный водоем (как выяснилось впоследствии, водой ее назвать было нельзя, однако, поскольку сам я остался на берегу, это абсолютно неважно). Время от времени из водоема доносились странные звуки, очевидно, символизирующие крайнюю степень наслаждения прелестями жизни. Однако, к счастью, все когда-нибудь кончается. Кончилась черника на берегу озера, которую я чисто механически засовывал к себе в рот с целью пережевать, переварить и использовать на благо всего разумного, доброго и вечного полученную при этом энергию.
Естественно, когда продолжение процесса стало невозможным, народ, который, подобно мне, увлекался пережевыванием, возымел мощный стимул к продолжению пути. Так и было сделано. Купающимся пришлось вылезать из воды в экстренном порядке.
Все мы знали, что идти надо на запад и вверх. Поначалу столь чудесным образом заданный вектор вызывал наше восхищение, однако, после двух-трех часов плутаний в лесу настроение у масс несколько упало, и наши с Дмитрием имена перешли в разряд наиболее часто цитируемых. Что касается Андрея, то он большую часть времени где-то пропадал, но иногда появлялся с довольным видом и сообщал, что "лес нигде, нигде не кончается".
О сумке скажу только, что через пару часов ходьбы я дал публичное обещание по приходе в лагерь совершить официальный обряд ее проклятия (не относящегося, впрочем, к содержимому оной сумки, в которой, как я подозревал, могли находиться весьма ценные вещи, и не в последнюю очередь -- продукты питания). Обещание вызвало бурный восторг, хотя я и не могу исключить, что основной его причиной были слова "по приходе в лагерь".
Наконец, когда мы сидели на очередной стоянке и называли друг друга различными неприятными терминами (которые, впрочем, имели нулевую эмоциональную окраску по сравнению с прилагательными, относимыми к Дмитрию и его сумке), вернулся из вылазки Андрей и заявил, что видел цивилизованных (то есть размахивавших двуручными мечами) людей. Поначалу это известие было воспринято как чистой воды дезинформация и ересь, однако, когда Андрей заявил, что при слове "Оргкомитет" люди загадочным образом исчезали, степень доверия к его словам резко возросла, и мы двинулись в последний переход.
Так я оказался в трактире. Сразу же по прибытии Дмитрия я проклял его сумку на вечные времена, но подробности этого события и так известны, поэтому останавливаться здесь на них я не буду.
Потом все мы коллективно слушали "Звирьмариллион" в исполнении автора. Было весело, однако Татьяна почему-то так не думала и во всеобщем заценивании шедевра участия не принимала.
А потом... потом началась регистрация участников. Скажу только, что мне не очень понравилась Галадриэль, очень понравился Гэндальф, а от девятого назгула несло мертвечиной на сто футов вокруг. Элронда мы, помнится, тогда не нашли, но мало кого это занимало. Саруман потрясал списком заклинаний и желал иметь полную информацию об аналогичной бумажке Гэндальфа. Кроме того, он толкал какую-то теорию на тему Арнорского клинка и рассказывал свою новую легенду (Этцель -- ученик Синего мага). В общем, я остался им очень доволен. Особое эстетическое наслаждение доставил мне тот факт, что в легенде, предназначенной для Галадриэли, он собирался всего лишь заменить слова "ученик синего мага" на "ученик Сарумана". Тогда, похоже, я в первый раз за игру заявил Саруману, что я -- его фанат.
Ночью не произошло ничего интересного, однако заснуть так и не довелось.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
День начался плохо. Дмитрий отбыл в неизвестном направлении (говорили, что в Питер), зато остался Брайн. Брайн хотел знать, почему он -- Гамлет, и, в особенности, почему из этого следует, что его нельзя принимать в Игру. Оставшаяся часть Оргкомитета (Илья, Татьяна и Антон) быстро сообразила, что к чему, и, объявив меня наиболее крутым в соционике, заставила отвечать на глубокомысленные брайновские вопросы. Поскольку ответов я не знал, объяснения пришлось подкреплять примерами и экскурсами в историю, и беседа растянулась на добрых двадцать минут. Наконец, Брайн успокоился и запел, а я улизнул из его поля зрения и стал поджидать Илью.
Илья был мне нужен для того, чтобы куда-нибудь отвести, поскольку перспектива остаться на одной стоянке с поющим Брайном меня не вдохновляла. Да и вообще, во мне проснулся дух дальних странствий.
Наконец, появился Илья и согласился проводить меня в Лориен. Татьяна вызвалась идти с нами, и мы весело зашагали на восток.
