Алекс Мустейкис - Путь прогресса
Обзор книги Алекс Мустейкис - Путь прогресса
Мустейкис Алекс
Путь прогресса
Алекс МУСТЕЙКИС
Путь прогресса
(перевод с ненашего)
Двери вагона подземки плавно открылись, и внутрь шагнул какой-то человек. Одет он был так же, как и все, однако его вид немедленно привлек внимание всех находившихся внутри. Все насторожились, и их правые руки как бы случайно оказались за левыми отворотами пиджаков и курток. Никто не отводил взгляда от вошедшего. Он улыбался.
Он улыбался - и это было странно. Это была не привычная всем усмешка снисходительности - отпечаток великого пренебрежения всем и вся, так свойственная Очень Влиятельным Людям, или Людям, Умеющим Очень Хорошо Стрелять. Это была не кровожадная ухмылка Охотника, наконец-то настигшего свою жертву и предвкущающего скорую расправу. Это была даже не знакомая всем с детства гримаса, не сходившая с лиц садистовпрофессионалов. Но это была улыбка, не сулившая людям ничего плохого, открытая и светлая, как апрельский солнечный луч. И это было непонятнее и страшнее всего.
Не замечая вокруг ничего - ни настороженных взглядов, ни очень осторожных движений рук под пиджаками, ни свирепых взоров Патрулей Порядка, сидевших в конце вагона, вошедший прошел в середину вагона и сел на свободную скамейку. Сидевший напротив немолодой мужчина с давно не бритой физиономией повернулся к нему левым боком, чтобы в случае чего было удобнее.
- Какая сегодня замечательная погода! - сказал вошедший, обращаясь ко всем и ни к кому в частности. Это было сказано не с саркастической издевкой, и не обычным мрачным разговорным тоном, а с каким-то странным подъемом, впрочем, сочетающимся и с его улыбкой, и с безумным блеском глаз.
- Это случилось вчера, - продолжил этот странный человек. - Я шел по светлой, залитой солнечным светом улице, и вдруг понял, что можно жить совсем-совсем по-другому. Гораздо свободнее, а главное - без страха... Нужно только улыбнуться. И протянуть всем руки, чтобы все видели, что можно жить и не желать другим людям ничего плохого. - И он протянул правую руку сидящему напротив. Тот вжался в угол и смотрел исподлобья, с неприкрытой злобой. И все прочие в вагоне продолжали сидеть в таких же напряженных позах и не спускали глаз с этого странного человека. Все боялись упустить момент. Одному из Патрулей Порядка все было ясно. Его напарник сговорился с этим психом, видимо, психом-профессионалом, чтобы отвлечь внимание и пристукнуть в нужный момент. Тогда-то он будет ходить и грабить свой участок один, без конкурентов. То-то он вон как на меня смотрит. И пальцы сами собой сжались на рукоятке.
- Неужели никто из вас не понимает? - говорил странный незнакомец. - Неужели никому из вас не хотелось просто поговорить с другим человеком? Не держа палец на курке, не думая только о том, как успеть первым? Краем глаза патрульный увидел движение руки своего коллеги и выстрелил сквозь пиджак, не мешкая ни секунды. Ему здорово повезло - он сидел справа. Второй патрульный выронил пистолет и упал в проход между скамеек. Первый же, судорожно сжимая пистолет, направил дуло на психа и медленно пошел к его скамейке. Тот встал, но по прежнему улыбался, хотя его улыбка стала слегка растерянной.
- Ну поймите же, - произнес он. - Так лучше, так просто замечательно жить. Всем сразу. Вы только попробуйте, вы поймете. На лицах у пассажиров не отражалось ничего, кроме тупой готовности выстрелить.
- Вы попробуйте хотя бы не носить оружие, - сказал незнакомец. это совсем не страшно... Вот я хожу - и ничего... Он распахнул пиджак, и патрульный увидел пустую кобуру. Старший сержант Джонсон всегда отличался отменной реакцией, а его логика была не только железной, но и нержавеющей, как лучшая оружейная сталь. Раз пистолета нет - значит, есть другое, более опасное, более смертоносное оружие. Грохнул выстрел, и незнакомца отбросило в угол между скамейкой и стенкой вагона. Джонсон тут же обернулся и хладнокровно уложил на месте какую-то женщину в шортах, которая уже хотела в него стрелять. "Это оружие достанется только мне", - самодовольно подумал старший сержант. Он нагнулся, краем глаза наблюдая за пассажирами, и вывернул у незнакомца карманы. На пол упали гладкий камешек, окатанный морской волной, обломок цветной прозрачной пластмассы и увядший голубой цветок. Оружия не было. Это настолько поразило патрульного Джонсона, что он на мгновение забыл о пассажирах. Но они о нем не забыли.
Машинист состава увидел на пульте красный огонек. Этот огонек загорался против номера вагона каждый раз, как только специальное устройство фиксировало больше двадцати выстрелов.
- Мерзавцы! - сказал машинист, имея в виду пассажиров восьмого вагона и их манеру сводить счеты в поезде, портя при этом имущество Траспортной Компании. Он решительно нажал на основательно затертую кнопку, и огонек погас. там, в восьмом вагоне, из специальных распылителей брызнул трихлоросуперциан, и перестрелка мгновенно прекратилась. ...............................
Массивная, толщиной в десять дюймов, стальная дверь с табличкой "д-р Марлей" бесшумно и медленно повернулась на петлях, открыв за собой внутренности приемного кабинета. В дверь вошли два охранника в чудовищных пулегазоминобомболучеогнезащитных скафандрах, и втащили за собой грязного, обросшего, в оборванной одежде человека. Несмотря на такой внешний вид, человек являлся Гражданином - через плечо у него болталась кобура с пистолетом "Лама 2075-супер". Человек за столом рылся в наваленных грудой на стол и на пол бумагах и не обратил никакого внимания на вошедших. Охранники подождали с полминуты и ушли, закрыв за собой дверь. Тем временем человек за столом наконец-то нашел то, что искал. Это была картонная папка с надписью "История болезни Гражданина Джона Грейвса. Диагноз: шизофрения." Не бросив и взгляда на стоящего перед столом, доктор раскрыл папку. "...Приставал к прохожим... дебоширил в подземке... ранен старшим сержантом Джонсоном при восстановлении порядка... четыре часа реанимации..." - хм, странно, попал к докторам и выжил, все у этого Марлея странно, - "...вновь доставлен в психиатрический лагерь..." - ага, вот здесь: "... острая форма... пытался заговорить из-за колючей проволоки с санитарами срочной службы... интенсивная терапия... повторная реанимация... после трех месяцев терапии электрошоком, температурными и трудовыми воздействиями и болевыми шоками перестал отказываться от положенного по закону пистолета, говорит, что понял, что нужно делать..." да, типичный случай, вовремя я убрал этого Марлея, в этом лагере порядка никакого. Держать столько неплатежеспособных пациентов - это надо же!
- Вы доктор... - неуверенно произнес вдруг Грейвс. Доктор удивленно поднял голову и уставился на него.
- Вы другой доктор, не Марлей, - сказал Грейвс. - Я хочу с вами поговорить.
"Те же симптомы, - отметил доктор, - попытки заговорить с человеком без ожидания материальной выгоды".
- Скажите, доктор, вы когда-нибудь замечали, что творится вокруг? Вы посмотрите - кругом ненависть, ко всем, без разбору. Все готовы убивать. Все готовы стрелять во всех, мучить, издеваться. Каждый готов убить весь мир. Для чего? - думал я вначале. Теперь я понял - просто мир таков. Доктор смотрел на Грейвса, не отводя глаз.
- Но ведь мир может быть совсем не таким! - закричал Грейвс. - Вы же доктор, вы призваны помогать людям, поймите же хоть вы! Все вокруг больны. Все - сумасшедшие. Их надо лечить, им надо помочь!
"Да, все без изменений", - подумал доктор. Он перевернул страницу. Вот: "...патологическое стремление помочь окружающим..."
- Раньше я думал, что люди сами смогут увидеть это, - продолжал Грейвс. - Но теперь я понял, что их надо заставить открыть глаза. Они все хотят жить, они не виноваты. Но кто тогда виновен? А люди просто не хотят быть убитыми, и видят самый легкий путь - выстрелить первыми. И поэтому они стреляют, и потому в них стреляют. Заколдованный круг! Но надо же его разорвать! Надо же их заставить задуматься! Помогите же мне в этом!
"Все ясно", - подумал доктор и начал рыться в ящиках стола.
- Скажите хоть слово! - воскликнул Грейвс. - Или вы тоже такой, как все? Доктор, наконец, выудил из последнего ящика стола прямоугольную печать, и, подышав на нее, приложил к истории болезни. На обложке папки появился фиолетовый оттиск: "Особо опасен. К уничтожению." Доктор швырнул папку в окошко конвейера и нажал кнопку. Бесконечная резиновая лента зашуршала за стеной, вознося приговор в исполнительный отдел.
- Да, я, видимо, опять ошибся, - сказал Грейвс. - Этот мир миллиард сумасшедших! Ни на кого нельзя положиться! Никому нельзя верить! Остается только одно - стрелять, стрелять, стрелять! Пистолет оказался у него в руках, и вся обойма была тут же выпущена в направлении доктора. Но на прозрачной пластиковой стене толщиной в фут не осталось и следа. пули срикошетировали и ушли в стену из специального пулепоглощающего материала.
"А ведь он не безнадежен", - подумал доктор и в последний раз посмотрел на Грейвса. "Впрочем, изменить что-то уже поздно", - без всяких эмоций отметил он. ...............................
