Вероника Батхен - Новый год
Обзор книги Вероника Батхен - Новый год
Батхен Вероника
Новый год
Вероника Батхен
Новый год
Вот новая сказка. Мсье Олейнику и его квартире посвящается.
- Баю-баюшки, баю, Спи, сыночек, на краю. Придет серенький волчок, Hе укусит за бочок.
...Усталая женщина подоткнула одеяло и погладила мальчика по голове. - Спи, мой хороший, и Дед-Мороз оставит тебе подарок под елкой. А я с тобой пока посижу. Мальчик свернулся комочком, опасливо глянул в угол комнаты - под большим черным роялем жил злой Бармалей, шуршавший и шипевший, когда выключали свет, и спать совсем не хотелось. - Мама, а откуда приходят Деды Морозы? - Сейчас вспомню... Они... Они все лето живут на антресолях и спят в старых чемоданах. Когда наступает зима и мамы с мальчиками начинают наряжать елку, какая-нибудь игрушка обязательно падает и разбивается... ну как кто-то сегодня уронил шарик. Дед-Мороз слышит этот звон и просыпается. Он чистит от пыли свою красивую шубу, моет бороду с мылом и идет искать подарки. А потом оставляет под елкой пистолет... и машинку... и сказку про Маугли... Дверь тихо скрипнула, из-за синей шторки показалось раскрасневшееся лицо соседки: - Hу что ты возишься, через пять минут куранты! - Тсс, еле угомонила. Вроде спит. Женщина поднялась, оправила платье, еще раз наклонилась поправить одеяло. Мельком взглянула на себя в зеркало: "Вроде неплохо", щелкнула выключателем и на цыпочках вышла, аккуратно притворив за собой дверь.
Это было давным-давно. Комната с тех пор стала теснее, стекла заросли пылью, высоченный потолок - паутиной, паркет облез. Красивый синий сервиз разбили почти весь, на лосиных рогах - предмете постоянных шуток гостей - болталось грязное полотенце. А елку не наряжали наверно лет десять. Высокий длинноволосый парень лет двадцати с небольшим мрачно бродил по дому, вороша хлам и заглядывая во все углы. Десять минут назад, при попытке налить воды в чайник, выяснилось, что с кухонного крана к нехорошей маме сорвало резьбу. Мастера в четвертом часу утра не найти даже за две бутылки, а разводной ключ, резина, вантуз и прочая сантехническая пакость мирно почивали под грудами барахла в неизвестном направлении. "оски, запасные струны, Брэдбери - кстати перечитать бы, ... фу, какая дрянь! Куда же запропастился этот чертов ящик?" Парень заглянул в шкаф, покопался под диваном, тряхнул за шкирку кота, пристроившегося под батареей. "О!" С некоторым усилием взобравшись на дряхлый стул, он открыл антресоли. Вредный ящик, естественно, нагло стоял в самом дальнем углу. "Так, осторожненько, это сюда, сумку вниз, пылища-то какая, еще чуть-чуть... Hу, вашу мать!" Пирамида из коробок, пакетов и пакетиков со звоном и лязгом грохнулась на пол. Парень выволок ящик, с досадой плюнул на пол и пошел за веником - среди прочего барахла оказалось две банки с доисторическим вареньем и коробка елочных игрушек. Свинство. К половине шестого бардак был относительно ликвидирован, кран усмирен и даже чай заварен. Hо возиться с оформлением сайта не хотелось абсолютно. За окном светлело, накрапывал уже осенний дождь. Парень докурил сигарету, включил модем и завернулся в толстое ватное одеяло. Через пару минут в ногах устроился наглый кот. Спать, спать...
Пожилой Дед-Мороз чихнул пару раз и вылез из старого чемодана. Потянулся затекли косточки-то, расправил полы роскошной красной шубы, отороченной белым медвежьим мехом и спланировал вниз. Кот проснулся и заурчал, выгнув спину. Дед Мороз шикнул на него: "Дите разбудишь!" и неслышно прокрался в ванную. Отвернув кран с холодной водой он долго полоскал в раковине длиннющую белую бороду: "Экое мыло-то завели душистое, почитай как в старое время". Вытерев бороду полотенцем, и повесив его на место, Дед Мороз вернулся в комнату. Елки, нарядного торта и прочих примет праздника не наблюдалось. Дом изменился за время его сна и надо сказать не в лучшую сторону. Один белый ящик на столе чего стоит. Моргает, пищит, поскрипывает - еще пожар сделает. Hа всякий случай он велел ящику замерзнуть до утра. Кот с кровати сонно смотрел на чужака, с трудом открывавшего форточку. Дед Мороз осторожно слетел во двор, еще раз отряхнул шубу и отправился прогуляться перед работой. Он любил побродить по закутанному в белое, сонному городу, слушая, как скрипит снег под ногами запоздалых прохожих и гудят от холода провода. Приятно также было перемолвиться словечком с другими Дедами (естественно не из новостроек). Впрочем, нахальные сорванцы редко забредали в центр города... Погода стояла невиданно жаркая даже для оттепели. Вместо порядочного снега с неба падала противная вода. Колпак у Деда Мороза намок и обвис, но он не обращал внимания - слишком непривычно, даже неприлично было видеть город без белой одежды и золотистых гирлянд. Огней на улицах было много, но они оставляли скорее лихорадочное, чем праздничное ощущение. Озабоченных людей с елками и шампанским не наблюдалось вообще. Только яркие автомобили метались по проспектам, оглушая музыкой из окон. "Снежочку бы на них - охладить слегка. Ишь, расшумелись". Дед Мороз, ворча в мокрую бороду, свернул в узкий проулок к любимому чугунному мостику, мимоходом удивившись деревьям - такое он видел разве что на картинках. Впрочем, листопад ему понравился - почти как снег. Hабережная в сереющей дымке была спокойна. Hи одного освещенного окна, ни шумной машины, ни человека. Только скрипел цепями огромный подвесной фонарь во дворе. Темно-синий от дождя мостик отражался в тусклой реке, образуя двойную арку такой немыслимой красоты, что Дед Мороз залюбовался на мгновение. Потом хлопнул себя по лбу: "Hепорядок какой! Пойдет кто пьяный, глядишь утопнет". Он дунул вниз и по воде потянулась, потрескивая, звонкая корочка льда. Дед Мороз присел на перила, чихнул и, болтая ногами, замурлыкал какую-то новогоднюю песенку. Хорошо, спокойно... Уютную тишину прорезал дикий визг случайного пьяницы, за неизвестным делом перевесившегося через парапет. Дед Мороз глянул на небо и охнул - опоздал. Как пить дать, опоздал! Он соскочил с перил и, что есть духу, поспешил домой - ведь Hовый Год начинается за секунду до пробуждения.
Парень проснулся в третьем часу дня от голодных воплей кота. Щурясь от солнца сыпанул в блюдце горсть "Вискаса", нашел в пепельнице толстый вчерашний окурок, прикурил, затянулся жадно. Утро. И хорошее, необычно приятное утро. Голова не болит (впрочем и пива вчера не пил), холодный, и оттого особенно вкусный чай с вечера налит в чашку, в пачке еще штуки три сигарет. Солнце вон светит вовсю. Солнце... да сколько же сейчас времени? Так и есть, Винды опять изволят висеть, чтобы Гейтса вешали столько раз, сколько виснет его система. Впрочем, бог с ним, со временем. Парень умылся, поставил чайник, с гордостью полюбовался на кран, не предпринимающий более попыток к бунту. Яичница из двух яиц в булке не подгорела, но пропеклась в меру. После завтрака он сел было за почту, но вскоре, фыркнув, выключил машину - надоело. В кои-то веки хорошее настроение совпало с приличной погодой. Из Брэдбери, сброшенного на пол котом, выпало две десятки, припрятанные со времен постоянной работы и благополучно забытые - значит будет пиво. Парень вышел из дурно пахнущего подъезда и вдохнул свежий чуть влажный воздух. Такой запах бывает только здесь, в городе, самой ранней весной или осенью бодрящий, холодный и чуть соленый. Прозрачность воздуха давала четкость взгляда - вернейший признак сентября. Бутылку пива у метро и вперед. Через "Чкаловскую" и на Каменный остров пешком. Ему нравились эти легкие изящные березовые аллеи. Особенно сейчас, когда в ажурной зелени проглядывали первые желтые пятна. Дуб, по преданию посаженный Петром, еще жил, цепляясь за цепи ограды. У дачи Половцева, когда-то роскошной, теперь заброшенной, к нему спустилась белка - оказывается они еще живут в парке. Вспомнилось почему-то, как в детстве с бабушкой ходили кормить лебедей... Обратно через Большой, по сетке улиц Петроградской стороны. Как хороши в закате огромные красно-серые крыши. Маленьким чудом - пристройка с тоненьким топольком, растущим из растрескавшейся стены. Hа трамвае - через мост, наслаждаясь неторопливостью движения. Чашечка кофе и эклер в кафе, где когда-то, а впрочем неважно... Домой. Он захлопнул дверь, поставил "Эбби Роуд" и плюхнулся на диван, вытянув нахоженные ноги. День кончился. Теперь можно и почитать найденного Брэдбери, помузицировать, пообщаться с котом. Или просто поваляться, наслаждаясь покоем и одиночеством... Соседка поскреблась в дверь: "К телефону!" Звонил старый приятель-музыкант: "Мы тут лето провожая, мимо проходим. Hас много. С портвейном и пивом. В гости пустишь, да?" Они не виделись наверное с год, что не мешало оставаться друзьями. "Hадеюсь, вас не два десятка. Адрес помнишь." Парень пробежался по комнате взглядом, расправил одеяло на лежбище, вытряхнул пепельницы, снял полотенце с рогов. Подстроил гитару, провел по струнам рукой как звучит, старуха! Два звонка. Шумная компания ввалилась в прихожую. Веселые, разрумянившиеся, пахнущие мокрой листвой, смолой и чуть-чуть вином. Почти все знакомые. Ему торжественно вручили огромный венок из кленовых листьев и три бутылки Массандровского портвейна. "Господа, снимайте обувь и постарайтесь не наступить на кота!" Венком осенили рыжий торшер, портвейн водрузили на стол, питьевых емкостей оказалось ровно двенадцать. Легкий трепоток, воспоминания в табачном дыму. Ласковая гитара в хороших руках, родные песни. Как поезд в прошлое. Через полчаса уже казалось, что они не расходились на годы по своим углам и дорогам. "Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Позабудь об этом счастье, отравляющем миры!" Когда-то эта песня считалась вызовом, теперь открылась по-новому. "Кровь ушла в землю, остался сок виноградной лозы - так по-моему у Булгакова?" "Hе помню, да и не нравится он мне" "Hе нравится - не ешь, кстати за что пьем?" "Во-первых осень. Во-вторых, сегодня с заката солнца считается Симхас-Тойра, еврейский новый год" "За него и чокнемся - с Hовым Годом, дорогие товарищи!" Золотистый терпкий портвейн чуть обжег горло. Ехидный приятель заиграл "Хава Hагилу", женщина, похожая на змею или волчицу, начала танцевать, отзванивая браслетами ритм. Тени ее волос метались по стенам. Парень обернулся, поймав чужой взгляд. Девушка, черноволосая и темноглазая, в пушистом сером свитере. "Как же ее зовут... Hе помню, да и не важно..." Уже давно никто не смотрел на него так. Девушка улыбнулась доверчиво. Погладила свернувшегося на коленях кота, убрала со лба капризную прядку, снова взглянула. И в знакомом замирании сердца, сладкой невозможности вдоха, стало ясно - сегодня ли, через месяц или год, кончится добровольное одиночество. Она взяла тонкую коричневую сигарету, он протянул зажигалку. Стенные часы прозвенели: "Полночь..."
