Валерий Кузин - Малый срок
Обзор книги Валерий Кузин - Малый срок
Кузин Валерий
Малый срок
Анатолий Николаевич Кузин
МАЛЫЙ СРОК
Воспоминания в форме эссе со свободным сюжетом
Моей маме, Кузиной Нине Степановне, с благодарностью посвящаю
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Автор этой книги - не профессиональный литератор. Его специальность инженер-конструктор. В 23 года, во время правления Н.С. Хрущева, в год Всемирного фестиваля молодежи в Москве, Анатолий Кузин был арестован и осужден, естественно, несправедливо, по печально-знаменитой 58-ой статье. Он не был общественным деятелем, борцом с властью, диссидентом. Отличный специалист, он был просто хорошим, честным человеком, который стремился самостоятельно думать, оценивать события, и высказывал свои суждения с прямотой и искренностью, писущей его характеру, не ожидая, как говорится, за это ничего дурного. Однако эти качества, почти фатально привели его за тюремную решетку. В то самое время, когда Хрущев на весь мир обьявил, что в СССР нет политзаключенных. В этой книге рассказано об аресте, суде, тюрьме, через которые прошел автор. Но не менее, а может быть и более, существен тот срез жизни "на свободе", который автор дает в своей книге. Строительство университета в Москве, быт молодых спортсменов, жизнь заводского Барнаула и маленького русского города Спасска-Рязанского, нравы целинников и других людей той, уже ушедшей, но оставшейся в нас эпохи, условия их жизни и их надежды. Такого жизненного материала еще не было ни в одной документальной книге - об этом мы можем сказать с полной уверенностью. Редкий дар автора запоминать детали, яркие и неожиданные, и к месту вставить их в свой простой рассказ, делает повествование живым и достоверным. Книга эта абсолютно документальна. В ней нет ни вымысла, ни литературных ухищрений. Судьба автора и людей, с которыми довелось ему повстречаться, захватывает... Правдивость и искренность, человеческая талантливость автора подкупает. Возможно книга не была бы написана, если бы не был создан на волне благотворных изменений "Мемориал" - общество бывших политзаключенных. Встречи на конференциях и собраниях с бывшими зеками, просьбы руководителей "Мемориала" составить свои воспоминания, побудили автора взяться за перо. И вот перед нами искренний, горький и теплый человеческий документ.
Спасск-Рязанский - город старинный. Через реку Оку расположена Старая Рязань, которую разорили монголы. На месте Спасска были леса, где и спасались от татар русские люди. Поэтому он и называется теперь так. Вот здесь, на моей родине, меня и арестовали 12 сентября 1957г. Отец, на счастье, только что уехал в дом отдыха. Мама была на работе. После обеда, только лег подремать, постучали в дверь. На пороге стояла девушка и попросила меня сейчас же зайти в военкомат с военным билетом. Военком покрутил в руках билет, посмотрел на фотографию и сказал: "Можете идти". Я спросил на счет билета. "Мы вас вызовем" - был ответ. Я пошел по маленькому городскому саду, по осенним листьям на песке дорожки. Меня догнал мужчина и пристроился рядом. -- Как настроение? Обмен общими фразами. - Сейчас домой? - Да. Вышли из ворот сада, и он предложил подъехать на газике, стоящем тут же. Я согласился, подумав, что он с отцовской работы. Отца знал весь город, да и район тоже. Он был зоотехником исполкома райсовета и часто ездил на газике. На номера я не обратил внимания, да и могли ли они мне что-нибудь сказать? Незадолго перед этим у отца повесился его шофер с газика. Замечательный парень, отец малых детей. Он был безотказный и надежный работник. Этим и воспользовалось начальство. Оно эксплуатировало его и в выходные дни. Райкомовские работники с дружками гуляли по деревням и однажды, набравшись самогона, набедокурили в лесу. Захотелось им девки. Дело завершилось скандалом. Отец , подвергшейся нападению девушки, собиравшей в лесу грибы, не шел на мировую и требовал наказания виновных. А начальство все валило на шофера, сказавшись ничего не помнившими пьяницами, а заодно клеветали и на моего отца, будто он был с ними. Отец в тот выходной весь день писал доклад на работе и все его видели. Оставался в их компании трезвый шофер. Зная нравы власти, после ряда вызовов в милицию, послал жену в магазин, написал все как было и повесился, не дожидаясь позора и напраслины, которую предвидел. Отец не мог смотреть на осиротевшую машину, стоящую на приколе, и тяжело переживал этот случай. Произвол и пьянство он ненавидел. Мы подъехали к нашему дому. Возле него стояли еще двое. Зашли. Мой сопровождающий ничего особенного не спрашивал, а я был занят своими мыслями. Зайдя в дом он сразу кинулся к столу, который был заложен раскрытыми книгами и словарями. Конспектов никаких. Появились понятые и милиционер. Тут только я понял, что это обыск. Начали перебирать книги и материалы, оставшиеся от фестиваля. Тексты выступлений и другие бумаги. На каждом изъятом листке я должен был писать: "Изъято у меня при обыске" - и расписываться. Пришла встревоженная мама. Ее вызвали с работы. Мои рукописи - а я занимался литературным творчеством для себя - лежали в темной спальне на полке в изголовье. Мама незаметно столкнула папки под кровать, за обувь и голоши, а после нашего отъезда сожгла. Книги отца по животноводству и те, на которых была пыль, они не трогали. Мама все добивалась, что я натворил. Когда начали собираться в дорогу был уже вечер. Один из офицеров буркнул: "В Барнаул поедет". Мама принесла шапку, фуфайку, в которой кормила раньше поросенка, и собрала отцовский солдатский вещмешок. Забрались в машину. Сидящий спереди спросил, что мне купить в магазине. Принес 20 пачек сигарет "Астра", и мы поехали в Рязань. При въезде в город, через всю улицу висел плакат с рекламой фильма "Путевка в жизнь". Оформление моей "путевки" началось. Причина ареста мне уже была ясна, а основания для него родились не вдруг и не сразу.
Лето 1954года было для меня временем надежд. После защиты диплома в Московском станко - инструментальном техникуме по специальности "обработка металлов давлением", я больше там не появлялся. Не пошел и на распределение. Мне было безразлично, куда меня занесет. Москва мне не светила - не было ни жилья, ни постоянной прописки. Периферия - Чимкент, Таганрог, Одесса, Воронеж, Барнаул - конечно имела не одинаковую привлекательность, но включаться в борьбу за место мне вовсе не хотелось , и я решил положиться на судьбу. B этом году был назначен Всесоюзный парад физкультурников, и я зачислен в колонну профсоюзов от общества "Крылья Советов". Наша колонна в четыре тысячи человек разместилась в казармах.Ежедневные тренировки проходили на стадионе "Энергия" и на плацу. Мы , как "солисты"- 96 смешанных акробатичемких пар,занимались на площадках теннисных кортов. Лето стояло жаркое и мы одевались по пляжному.Среди акробатов было много профессионалов, циркачей и эстрадников. Забавляясь, мы исполняли рискованные трюки и возле решеток заборов всегда было полно зевак. Молодые любовались на наших партнерш, а пожилые дамы качали головами-вот молодежь пошла ,- а , может быть, про себя и завидовали. Со стадиона часто раздавалась команда: "Поливочные машины на поле!". Гимнастам доставалось трудиться побольше, чем нам. Они, стоя шеренгами по разметке, бесконечно повторяли упражнения, доводя их до совершенства исполнения и согласованности. Поливочные машины, направив вверх струи воды, поливали их как огород. Если на поле стадиона трава и земля, то на асфальтовом плацу - пыльная грязь. После занятий гимнасты походили на кочегаров. Мужчины мылись под поливочными машинами и в туалетах, а для девчат, во дворе одной из казарм, где они жили, соорудили душ на 300 сеток, огороженный забором. После окончания занятий две тысячи гимнасток сбрасывали с себя одежду и должны были основательно отмыться. Ремонт крыш казарм затягивался. Солдаты-ремонтники замирали с молотками в руках, наблюдая сверху процесс этого омовения, а офицеры с телеобъктивами прятались за окнами верхних этажей. Затем пошли жалобы, и здание освободили от "посторонних". Условия жизни и тренировок были для нас необычными. Учащимся техникума платили стипендию 140-200 рублей в месяц. Здесь же, на сборах, каждый день в столовой вывешивали меню с ценой блюд, где общая сумма была около сорока рублей. Колонна в основном состояла из москвичей. Многие забирали большую часть продуктов с собой- фрукты, шоколад и передавали или на выходной увозили домой. В воскресенье отдых. Утром мы получали продукты сухим пайком и уезжали купаться. Как способ подкормиться, участие в параде было хорошо, но ни о каком рациональном питании никто не задумывался. В общем-то ни о каких рекордах тут вопрос и не ставился. Надо было показать зрителям гладких и загорелых спортсменов. Однако практика закармливания была и на спортивных, а не только парадных сборах. Вспоминаю, как в Барнауле, куда меня направили работать, в спорткомитете один из начальников, отвечающий за футбол, отчитывал капитана команды "Динамо" - чемпионов Алтайского края прошлого года. В качестве поощрения команду отправили на юг отдохнуть, и они там так отъелись, что разучались играть. На краевых или зональных сборах выдавали талоны в какой-нибудь ресторан. Лишние обычно меняли на водку и каждое застолье происходило с выпивкой. Помню, как соседка по столу, указывая вилкой на третье по счету "второе блюдо" с котлетами, с отвращением на него глядя, сказала мне, выдохнув: "Дожри, парень, я его не трогала". В Москве распорядок тренировок и общей подготовки парада были строгие. Организаторы были опытными и имели большие возможности. Вначале мы разучивали упражнения по отдельности. Когда каждая из пар стала сносно выполнять всю программу, начались совместные тренировки. На параде мы должны были выполнять свои упражнения на маленьких площадках, которые гимнасты поднимали высоко вверх на алюминиевых трубах. Сейчас же на асфальте нарисовали размеры площадок и мы выполняли упражнения , не выходя за его пределы. Затем появились снаряды вроде табуреток, выполнять упражнения стало сложнее. Делать их на верхотуре мы научились уже накануне парада. Следует сказать об особенностях отношений партнеров в смешанных акробктических парах. Если гимнаст "сотрудничает" со снарядами и обвинять снвряд в неудачном исполнении не имеет смысла, то в смешанной пвре каждый из партнеров является " снарядом". Он- на котором исполняют упражнение, вроде бревна, и она- с которой выполняют упражнение - вроде штанги. Среди гимнастов есть даже поверье , что обижать снаряд нельзя. Мой приятель Б.Локтев зачастую , сорвавшись с коня, пинал его или грохал кулаками , а затем, успокоившись, подходил к нему, гладил и говорил :" Прости меня , ты- хороший!" Другое дело, когда " снаряд" живой и с характером. Просто не знал я пар , где бы не было разлада. Обоюдные обвинения с большим спектром : лень , несобранность, неподчинение советам и приказам , отсутствие чувства партнера , ревность (он работал бы с той , а она бы с тем) Огорчения от неудач тоже можно свалить на партнера ,ну и другие нюансы. Тренеры - доки в таких отношениях-обвинениях - работают на постоянное примирение. Поэтому частенько собирались общие собрания. Вопросы были самые разные. Бытовые, организационые, снабженческие, режимные, но в основном психолгические, которые вызывали главные страсти. Как-то один из акробатов, доведенный партнершей до истерического состояния, заявил: "Партнерша должна отдаваться полностью!" - имея в виду подчинение его командам. Однако двусмысленность заявления вызвала общий смех, и разрядило обстановку. Видимо, жизненный опыт, если его накапливать, а не пропускать мимо ушей - ценность, и он, полученный в период подготовки к параду, мне пригодился. Бессмысленность эмоциональных, неделовых, мешающих достижению цели, претензий в различных областях отношений между людьми стала для меня очевидной. Руководителям приходили в голову новые идеи. Решили изобразить на поле земной шар и затем продемонстрировать шествие народов мира. Срочно вызвали хореографов. Китайская балерина - специалист по национальным движениям и жестам - стала разучивать с гимнастами шествие под стилизованную китайскую музыку. Призжал смотреть на подготовку известный дирижер Ю.Ф. Файер. Тучный необыкновенно, он с трудом вылезал из машины. Вся грудь в медалях с барельефами Сталина. Ему предстояло дирижировать оркестром на параде. В части устройства зрелищ мастеров хватало. Ветераны парадов рассказывали, как в 1948 году стадион "Динамо" почему-то не подошел для парада, и он был назначен на Красной площади. Чтобы площадь походила на стадион, было приказано брусчатку покрыть зеленым фетром в несколько слоев. Покрыли. После парада спортивные общества расхватали этот фетр прекрасного качества и толщиной с палец. Его разрезали, и получились упругие, длиной во весь зал , дорожки для занятий прыжками. Во время того парада пошел сильный дождь. Гимнасты срывались с мокрых перекладин, вновь на них поднимались. Сам вождь на Мавзолее, демонстрируя сочувствие, снял фуражку. Что поделаешь - отец всех спортсменов.Теперь об этом уже говорили с усмешкой. Идем в столовую. Перерыв занятий, обед. По громкому радио торжественно сообщают о запуске первой в мире атомной электростанции у нас. Никакой реакции спортсменов. Один циркач поставил себе на лоб ножку стола и жонглировал им на марше в общем строю, равняя шаг. Весь строй глазел - как ему удасться с такой то ношей дойти до столовой - и какие тут электростанции? Книг в казарме не читал никто. Газеты редко. Конечно, сказывалась усталость после упражнений, но выносливые ребята и по вечерам разучивали новые элементы и прыжки. Казарменный быт и шуточки казарменные. Резались в карты и домино. Больно было смотреть, как чемпионы (!) с гербами на майках после проигрыша должны были выставить голый зад из окна и, повернув голову наружу, пять раз во все горло прокукарекать под ржание победителей. До парада я проходил преддипломную практику в Чимкенте. Там сразу пошел в "Клуб госторговли" - как бы центр - общения, культуры и спорта. На заводе я должен был работать конструктором, но не кадровым и у меня оставалось время. В клубе мне дали две секции - тренировать акробатов и штангистов. Ребята были очень довольны. В городе было много ссыльных, и заняться им было нечем. Особенно сплоченно держались греки. Некоторых из них мне довелось через три года встретить в пересыльных тюрьмах. Когда я уезжал из Чимкента, ко мне подошел незнакомый парень и сказал: "Спасибо, благодаря вам я выжил". Оказываеся, он был на первой организационной тренировке акробатической секции и я его похвалил. В тот же вечер он был искалечен и попал в больницу. Акробатика так ему понравилась, что в больнице он твердо верил обязательно выздоровеет и станет прыгать. Три месяца жил верой и выкарабкался. Дрались ребята шанцевым инструментом с пожарного щита тут же у клуба. Председатель спортивного общества был пьяницей. Офицер-летчик, списанный из авиации. Летом жара в Чимкенте постоянная, и на каждом углу по ларечку с газировкой, причем в каждом из них водка в разлив. Когда мы с ним ходили по городу, где его знал каждый, он не пропускал ни одного из них, и подойдя всегда только одно слово - "Мою". Продавец наливал 50 грамм водки в тонкий высокий стакан и порцию сиропа, который оседал на дно и служил закуской. Зарплату он мне не давал, видимо, из опасения неправильной ее траты, а закатывал шикарные "вечера отдыха" в ресторане. Когда деньги кончались, он устраивал "соревнования", например, по штанге. Составлял большой список расходов: краски, кисти, бумага, оплата художника, судейской коллегии, расклейщика афиш и т.п. Заполнял бланки с фамилиями участников, табели результатов (жим, рывок, толчок), другие нужные бумаги о награде победителей и летел в Ташкент в ЦС, где отчитывался и возврашался с деньгами. Это было чистой туфтой, потому что соревнования не проводились. Жил наш председатель на высоком берегу реки Качкарата, откуда, по рассказам местных жителей, Буденный конями сбрасывал казахов в реку. Говорили мне: "Если хочешь обидеть казаха или разозлить, покажи ему только жестом "закручивание усов". Некого мне было злить. Никогда я "усов не закручивал", но много раз, представляя себе эту трагедию, глядел на берег. Мне вспоминалась шикарно изданная книга из библиотеки отца "Коневодство", где за папиросной бумагой, золотым тиснение было воспроизведено "гениальное" высказывание С.М.Буденного: "Ведение войны без коня немыслимо", хотя книга целиком состояла из фотографий лошадей и другого текста я не помню. И еще всплывало в памяти, как он похвалялся в воспоминаниях своей способностью развалить человека надвое - одним ударом шашки - "от хохолка до копчика". Представить себе наяву эту удаль было страшно. Как раз в это время из Алма-Аты и пришло указание провести отбор молодых казахов или похожих на них для участия в московском параде физкультурников. Условия были заманчивы. Четыре месяца занятий. Знакомство с Москвой. Сохранение зарплаты и полная экипировка в спортивную и цивильную одежды. Последнее было только для республиканских колонн. Казахстан должен был представить 412 человек, но большая часть из них отбирали в Алма-Ате, в столичном институте физкультуры. Здесь же комиссия создалась из крепких мужчин. Отбираемые ребята долны были уметь стоять на руках у стенки и подтягиваться. Девчата - делать мостик и шпагат. За отбор "полагалось" два литра водки, однако некоторые были готовы поставить ящик. Но это было за три года до тюрьмы.
