Станислав Солодовников - Обещания и надежды (О фантастике вообще и в частности)
Обзор книги Станислав Солодовников - Обещания и надежды (О фантастике вообще и в частности)
Станислав СОЛОДОВНИКОВ
Обещания и надежды
(О фантастике вообще и в частности)
В 1976 году в апрельском номере «Немана» была опубликована статья Вадима Барцевича «Должна быть!» — о белорусской фантастике.
Прошло довольно много времени, и вот на страницах журнала — целая подборка научно-фантастических рассказов молодых авторов. Имена все новые, хотя внимательному читателю некоторые из них знакомы — встречались в «Знамени юности».
Редакция «Немана» имеет опыт публикации научной фантастики: в романе К. Воннегута «Сирены Титана» она предстает, так сказать, в чистом виде, а в романах Г. Маркеса «Осень патриарха» и П. Вежинова «Весы» использована как прием. Помимо переводов, на страницах «Немана» мы читали повесть Г. Попова «За тридевять планет» и ее продолжение «В гостях хорошо, а дома лучше»; в 1977 году печаталась повесть Н. Сердюкова «Два бессмертия».
Если же говорить о развитии фантастики в белорусской литературе, то как жанр она возникла в 20-е годы, но корни ее надо искать еще в более отдаленном прошлом. Анонимные поэмы «Энеида навыворот» и «Тарас на Парнасе», притчи Ядвигина Ш., аллегорические «Сказки жизни» и «Сымон-музыкант» Я. Коласа,, романтические поэмы Я. Купалы, романтико-философская лирика М. Богдановича, новеллы М. Горецкого, художественная практика и фольклорные исследования 3. Бядули — все это создавало почву для развития не только чисто фантастических мотивов, но художественной условности в молодой литературе. Затем под ударами теории «живого человека» фантастико-романтическая струя постепенно распалась и ушла в глубину...
Научная фантастика в белорусской литературе послевоенных лет связана с именами Я. Мавра, Н. Гомолки и В. Шитика. К сожалению, в творчестве Г. Попова и Н. Сердюкова она оказалась лишь эпизодом.
Представленные в данной подборке авторы — люди самых разных профессий. Е. Дрозд и В. Зеленский — математики-программисты; Н. Чадович и Ю. Брайдер являют собою сотрудничество электротехники и милиции; Н. Новаш — врач; В. Цветков — редактор издательства. Если же говорить о литературных интересах, то все они намерены (или, по крайней мере, заявляют об этом) посвятить себя жанру научной фантастики и только ему.
О научной фантастике сейчас пишут и говорят как о некоей самостоятельной области литературы. Это связано с ее спецификой, проблемами, поднимаемыми писателями-фантастами, и, наконец, с известной сложностью ее восприятия. В самом деле, она представляет собой сложный сплав научной информации, фантастических гипотез, соединение ретроспективных мотивов с прогнозами будущего. В качестве персонажей выступают не только люди, но и искусственные разумные существа, роботы (причем созданные и людьми, и иными цивилизациями), мутанты, обитатели других космических миров. Местом действия фантастических произведений являются практически вся Вселенная и все временные эпохи. Словом, мы вовлекаемся в такую захватывающую литературно-интеллектуальную игру, что окружающий мир, мир реальный, начинает светиться яркими красками.
Произведения научной фантастики подчас странны и абсолютно неожиданны, но надо знать литературу, чтобы понимать внешний характер этой неожиданности, ее «смоделированную реальность». Фантастика возрождает древние сюжеты: путешествия в дальние неизвестные страны, кораблекрушения, приключения, удачи и несчастья, поиски, потери, находки. Фантастика ЗНАЕТ предыдущую литературу — она свободно черпает из ее сокровищницы, где спрятаны и художественные приемы, и детали литературной техники, и образьі, и вполне готовые сюжеты...
Нельзя забывать, что. в центре научной фантастики всегда остается ЧЕЛОВЕК, его жизнь, радости, невзгоды, удачи, поражения и вечный поиск смысла жизни. Образ человека здесь порой приобретает подлинно космическое величие. Столь же выразительно разоблачаются в фантастике людская глупость и ограниченность. Оба поворота сюжетов необходимы нам: величие, чтобы вдохновляться на подвиги, разоблачение, сатира — как предостережение.
Особой трудностью для чтения научной фантастики и ее восприятия является то, что она не проверяется энциклопедией, а с научными авторитетами обращается порой непочтительным образом. Читателя подчас раздражает поразительная убедительность явной выдумки, но эта убедительность — первый признак настоящего искусства. Игровая форма, в которую облачаются сложнейшие проблемы, у одних вызывает острое неприятие, у других — повышенный интерес, поток ассоциаций, мыслей, чувств...
Чтобы не ходить далеко, возвратимся к рассказу Ю. Брайдера и Н. Чадовйча «Опасное лекарство». Он построен на уэллсовском мотиве «путешествия во времени», из которого вырастает целый «букет» сюжетов: обыгрываются гипотезы О возникновении древних сооружений, само путешествие во времени используется в военных целях (вмешательство в прошлое дл^ того, чтобы победить противника в какой-то бесконечной и бессмысленной войне, изменив для этого ход истории). Возможность влиять на прошлое и усталость от войны приводит одного из героев к мысли об изменении всей истории жизни на земле в таком направлении, чтобы исключить войну из обихода человечества.
Это богатство содержания не является замкнутой на себе системой. Так, идея устранения агрессивности, художественно смоделированная С. Лемом в романе «Возвращение со звезд», уже показала не то чтобы «нежизнеспособность», а, скорее, нравственную несостоятельность подобного жизненного хода. В то же время в художественно-философском плане она достаточно плодотворна как «информация к размышлению». В романе С. Лема путем определенной операции над человеческим мозгом («операция бетризации») уничтожалась агрессивность и оказывалось, что ’ вместе с нею люди утрачивали способность к творчеству, умение рисковать, совершать подвиги, просто мыслить высокими категориями и переживать глубокие чувства.
Наши авторы пошли другим путем: темпоральный бомбардировщик проникает в самое начало времен, когда на Земле еще только-только начинает зарождаться жизнь, и вносит «антиагрессивное вещество» в первоначальный «бульон». Результат оказывается поразительным. Биологическая эволюция не может начаться. Вернувшись в свою эпоху (по показаниям приборов), пилот бомбардировщика обнаруживает, *іто цивилизации нет. Вместо нее над планетой по-прежнему ревут ураганы, извергаются вулканы, бьют молнии — продолжаются судорожные роды. Но планета не в состоянии произвести жизнь.
Это уже находка. И на мысли она наводит любопытные.
А не является ли то, что мы называем эволюцией, плодом деятельности некоей предельно экономно устроенной «машины», созданной усилиями Вселенной? Множество факторов сходятся вместе — и возникает жизнь. Но энергетически живое создано таким образом, что оно может функционировать главным образом за счет исчезающего живого. Человек дал этой особенности имя агрессивности, имея в виду, по сути дела, чисто человеческие аспекты, которые он вообще имеет привычку переносить на животный мир.
Экономность природы состоит в том, что исчезновение живого не только не противоречит принципу существования жизни, но является ее основой. Упрощенно картина рисуется так: растения берут нужные вещества из почвы, травоядные питаются растениями, травоядными питаются хищники, не брезгующие, впрочем, и себе подобными, а в конце концов, все вместе возвращается b землю — и процесс возобновляется. В этом круговороте ничто не пропадает, а наоборот — находится в многократном обращении. Эволюция идет вперед, раз и навсегда решив энергетическую проблему. Высвободившееся время посвящается созданию разума.
Человек, несомненно, любимое дитя эволюции и ее гордость, но на нем, конечно, история не прекратит течение свое... Человек сам должен будет найти пути своего дальнейшего совершенствования.
Рассказ Ю. Брайдера и Н. Чадовйча откровенно антивоенный. Его в известном смысле хочется поставить в ряд с такими произведениями, как «Ржавчина» Р. Бредбери, «Эффект профессора Барнхауза» К. Воннегута, «Абсолютное оружие» Р. Шекли.
Предостерегающий мотив в рассказе таков: нельзя безнаказанно вмешаться в процессы, отработанные эволюцией за миллионы лет. Но этого не избежать земной науке. Значит, надо действовать архимедленно, архиосторожно, отмеряя не семь раз, а куда больше,— столь велика мера ответственности человека при вторжении в природу.
Что же касается агрессивности, то с нею можно справиться только социальными мерами, то есть созданием такого общества, которое полностью устранит агрессивность из человеческого обихода.
