Л. Граф - Смотритель
Обзор книги Л. Граф - Смотритель
Пролог
Рев алого света и тревоги, рвался через мостик крошечного космического корабля, кричал, как будто в удивлении, поскольку смертельное сотрясение прямого попадания прошло, отбарабанив вниз уже избитую структуру судна. Чакотай обвил свои ноги более надежно вокруг основы кресла пилота, чтобы удержаться от падения на палубу, затем быстро ввел последовательность на пульте, не оглядываясь назад, чтобы увидеть, жива ли остальная часть его команды.
Если бы он посмотрел, то должен был пойти к ним, но для этого сейчас совершенно не было никакого времени. Время, чтобы бороться, время, чтобы носить траур, он попытался утешить себя. Чакотай не помнил, кто из благородных его людей в прошлом, первым сказала это. Он задавался вопросом, сталкивался ли тот старый индиец когда-либо с чем-нибудь похожим на это.
Двигатели судна закашлялись, затем внезапно ожили, чтобы унести их прочь в наклонном векторе.
Следующий разрушительный взрыв, залил светом главный экран и рванул из-под него судно, чтобы не упасть Чакотай обхватил пульт обеими руками.
“Прямое попадание”. Тувок сидел перед своим пультом также легко, как перед любой планетоидной установкой, невозмутимый и непоколебимый. Кожа и волосы цвета полированного грецкого ореха сливали Вулканца в безликую невидимость под неестественной темнотой судна. Это было не то, что Чакотай хотел видеть, что-то интересное в выражении Тувока, но дисциплина Вулканца отражалась на лице инопланетянина столь же бесчувственно как и его голос, делая его устойчивым (если скучным) компаньон в таких поединках.
“Щиты на шестидесяти процентах…”
“Топливный трубопровод разорван”, голос Торрес добавился к унылому перечню видений Чакотая. “Пытаюсь скомпенсировать…”.
На этот раз, Чакотай чувствовал, что борт его судна, взломанного ударной силой торпеды, слишком слабо трещит, чтобы считаться критическим состоянием. Даже в этом случае, он не мог сдержать улыбку, очень маленькую, слушая гневный рев Торрес, когда она пинала и избивала свою станцию.
“Черт возьми!” Ее голос праведно разносился с гневом Клингонки, который она унаследовала от своей матери вместе с ее генами.
“Мы можем только поддерживать импульс. Я не могу добиться больше из этого…”. Чакотай, ощущал следующее приближение выстрела, ослабляя их движение в повороте, он надеялся, что скорости и мощности хватит, чтобы не напрягать их поврежденные двигатели.
“Будьте изобретательными”.
Торрес взорвалась латиноамериканским проклятием, в своем стиле. “Как, я могу быть изобретательной с тридцатидевятилетним восстановленным двигателем.
“Судно маквиса!”. Серое, кожаное лицо зрелого Кардосианца вспыхнуло на экране, уничтожая россыпь звезд. “Это - Гюль Эвек Четвертой эскадры Кардасиан. Заглушите свои двигатели и подготовьтесь к стыковке. Чакотай, слушал его наставления достаточно долго, чтобы закрыть канал коммуникации.
“Начинаем маневр уклонения омега…” Что-то взорвалось с шипением и свистом и пламенем! Чакотай наклонил голову подальше от дождя искр, которые подпалили его коротко подстриженные волосы, и включили последовательность маневра. “Варп!”
Судно задергалось как бешеная собака, затем начало бежать.
Когда Чакотай был еще мальчиком, только что делающим первые шаги в то, что станет его поездкой мужественности, он путешествовал на запад со своим отцом и дядей, бодрствовал в течение почти трех дней, в лесах, в точности так как жили его предки, они пели, чтобы сохранять в себе храбрость, как его отец и дядя. Там же он татуировал первые линии на девственное лицо. Чтобы помнить, сказали они ему, из чего Вы сделаны. Каждый раз когда Вы смотритесь в зеркало, помните, что меньше чем пятьсот лет назад, дедушки, которые сохранили эти символы для Вас, отстояли в многих световых годах, далеко с их ножами и стрелами, сражаясь палками и щитами, боролись с волной неосведомленных захватчиков так, чтобы Вы и другие дети как Вы, могли родиться. Они сохраняли и делали татуировки в жизнях наших людей в течение многих столетий, чтобы выжить. То, о чем не говорил его отец, было то, как, несмотря на могущественную борьбу, ведомую предками Чакотая, те неосведомленные захватчики взяли землю, переместили семьи, и сделали все возможное, чтобы удостовериться, что татуировки и молитвы и язык не выживали. Все, от имени того, в кого они верили, было добродетельным и правильным.
Но Чакотай уже знал все это. Он знал из записей истории и музейных выставок. Знал, что терпимость и свобода которыми обладают он и его люди, на их плодородном мире колонии, не всегда существовали. Он был отчаянно благодарен всем, кто боролся, чтобы сохранить эту жизнь для него.
Все же теперь, за сотни тысяч миль от планеты, которую его предки назвали домом, Чакотай нашел себя, соединенным с группой гордых колонистов, которые только хотели сохранить свои дома и семьи и образ жизни, точно так же как в прошлом те индийцы на далекой Земле. Независимо от того, верила ли Федерация своему соглашению с Кардассианцами, независимо от того, как давно некоторый адмирал утверждал, как они сожалели, что оставили колонии у границы, на образ жизни по правилам Кардассиан, Чакотай не мог заставить себя поверить, что эта ситуация намного отличалась от сотни других историй, где доминирующая культура навязывала свою волю народам, у которых не было сил и власти повернуть историю.
Он был бы проклят, если бы позволил истории снова повториться здесь. Или нечто иное, это он был должен своим предкам.
Что-то толкнуло судно сзади, и Тувок сообщил размеренно, “Щиты на пятидесяти процентах”.
Чакотай кинул взгляд на Торрес, не поднимая руки с пульта управления. “Я нуждаюсь в большем контроле”.
“Хорошо…”. Она бросила взгляд, ее толстый горный хребет между бровями сморщился как жидкий ум, ниже ее черной гривы, через огромное количество технических вариантов, о которых Чакотай даже не подозревал. “Хорошо”, повторила она внезапно, “отключите оружие. Так мы передадим всю мощность двигателям”.
Тувок вежливо поднял голову с изогнутой бровью.
“Рассматривая обстоятельства, я подверг бы сейчас сомнению это предложение”.
“Это имеет значение?” ответила едко Торрес. “Мы не очень нуждаемся в наших щитах или оружии, так или иначе”. Она возвратила несчастный вздох Чакотаю, смотря с угрозой так, что даже ее другая половина клингона, возможно расплавила бы чистый дейтерий.
Чакотай возвратился к своему пульту, поскольку другой залп от судна Кардассиан врезался в их щиты. “Тувок! Закрыть все шлюзы”. Он посмотрел обнадеживающим взглядом на Торрес. “Если Вы можете дать мне еще тридцать секунд в полном импульсе, я выведу нас в Бесплодные земли”.
Лучший из всех возможных вариантов, и тот не очень хороший.
“Варпа нет”, сообщил Тувок. Он казался столь недовольным, как когда-либо мог делать вулканец.
“Бросьте в них последние фотонные торпеды”, сказал ему Чакотай. Его ум уже мчался вперед, чтобы проложить предварительный курс через плазменный штормовой лабиринт Бесплодных земель. “Тогда дайте мне энергию от системы торпед…”.
Уже поздно. Тувок, с щелчком руки запустил боеголовки.
“Торпеды пошли”.
Небольшое судно тряслось при каждом запуске. Вспышки света и грохот торпед, бьющих против непроницаемых щитов Кардассиан, только немного поощряли Чакотая.
“Вы видите какой-либо плазменный шторм впереди?”, спросил он Тувока.
“Один”, ответил Вулканец. “Координаты одни семь ноль четыре три”.
Чакотай единожды коротко кивнул. “Это - то, куда я иду…”.
Судно ответило на его команды как глупый мамонт - медленно, спотыкаясь. Мы должны выбираться отсюда, думал Чакотай, чувствуя себя везучим, как будто это проишествие только что не произошло с ним. Поскольку они опускались на правый борт, скачок невидимой энергии, расплескался против судна как небрежная волна. Отсутствие проклятий и тревог сказало ему, что это не была торпеда Кардассиан.
“Плазма атакует плотность щитов, увеличиваясь на четырнадцать процентов…”.
Темные глаза Тувока остались приковываемыми к его датчикам. “… двадцать…, двадцать пять…”.
Чакотай не нуждался в декламациях Вулканца, чтобы чувствовать растущую ярость в космическом искажении. Это было то, на что он надеялся.
“Держитесь!”.
Катастрофа шторма, глотая их целиком конкурировала с любым взрывом торпед от военного корабля Кардассиан, но это было желанное, знакомое насилие, которое сняло сокрушительный страх с сердца Чакотая, как раз тогда, когда в момент разбило его приборную панель. Порождение вспышек электромагнитного огня корчилось на обзорном экране, хлеща их поврежденные щиты как живыми щупальцами. Атакующая плазма качала, встряхивала и переваливала судно Маквис в предупреждении того, с чем они столкнутся дальше, отклоняясь ближе к сердцу ярости.
