Дэвид Грэбер - Фрагменты анархистской антропологии
Обзор книги Дэвид Грэбер - Фрагменты анархистской антропологии
Дэвид Грэбер Фрагменты анархистской антропологии
УДК 304.42
ББК 60.524.228
David Graeber
Fragments of an Anarchist Anthropology
Prickly Paradigm Press, 2004
ISBN 978-0-9728196-4-0
Дэвид Грэбер
Фрагменты Анархистской Антропологии
Радикальная Теория и Практика, Москва, 2014–172 с.
ISBN 978-5-9905393-4-1
Автор предлагает читателям познакомиться с дисциплиной, которая сейчас существует только в зачатке — с анархистской антропологией. Он доказывает, что нам есть чему поучиться у так называемых «примитивных» сообществ, которые живут без государства и внешнего принуждения и развенчивает распространённый миф о прогрессивных европейских империях — победителях на беговой дорожке «просвещения» и «технологического развития» (а на самом деле преуспевших в войне). Вместе с тем, автор критически относится к примитивизму и утверждает, что горизонтальные общества могут существовать и на текущем уровне развития цивилизации.
Кроме «Фрагментов» в книгу вошли статьи Грэбера разных лет, в которых он поднимает следующие вопросы: почему идея любой радикальной трансформации общества всё чаще кажется нам «нереалистичной», и, если больше невозможно сменить общественно-политический строй взятием Бастилии, что нам предпринимать, чтобы приблизить революцию? Как структурное насилие влияет на наше воображение и отождествление с другими? Какую роль играют долговые обязательства в мировой истории и что изменилось за 5000 лет?
Книга выпущена под лицензией Creative Commons (CC BY-NC-ND 4.0)
«Attribution — NonCommercial — NoDerivatives»
«Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений»
Издательство «Радикальная Теория и Практика»
Москва, 2014
Содержание
Фрагменты анархистской антропологии
Неожиданная победа
Практическое руководство идеалиста по будущему краху системы
Революция наоборот,
О феномене бесполезных работ
Долг: первые пять тысяч лет
Анархизм — название, данное принципу или учению о жизни и управлении, при котором общество существует без правительства; гармония в таком обществе достигается не путём подчинения закону или повиновения какой-либо власти, а путём свободных соглашений, заключённых между различными группами, территориальными и профессиональными, свободно сформированными ради производства и потребления, равно как и для удовлетворения всевозможных нужд и желаний цивилизованного существа.
Пётр Кропоткин «Анархизм» 1
На самом деле, если вы не утопист, то вы, должно быть, жульничаете.
Джонатан Фельдман
(журнал «Indigenous Planning Times»)
Фрагменты анархистской антропологии
Ниже представлен набор мыслей, набросков теорий и коротких манифестов, направленных на то, чтобы составить впечатление об общих чертах радикальной теории, которая пока не существует в действительности, но, вполне возможно, будет существовать когда-либо в будущем.
Поскольку имеются веские причины для существования анархистской антропологии, мы должны задаться вопросом, почему не существует, например, анархистской социологии, анархистской экономики, анархистской теории литературы или анархистской политической науки?
Почему в академической науке так мало анархистов?
Это уместный вопрос, поскольку как политическая философия анархизм по-настоящему проявляется только сейчас. Повсюду появляются анархистские или вдохновлённые анархизмом движения; традиционные анархистские принципы — автономия, добровольное объединение, самоорганизация, взаимопомощь, прямая демократия — теперь не только формируют основу организации антиглобалистского движения, но и играют не меньшую роль в различных радикальных движениях по всему миру. Революционеры в Мексике, Аргентине, Индии и в других местах всё чаще стремятся избегать даже разговоров о захвате власти, предлагая идеи, радикальным образом отличающиеся от тех, что обыкновенно ассоциировались с понятием «революция». Стоит признать, что большинство всё же стесняется использовать слово «анархист». Но, как отмечает Барбара Эпстайн,2 к настоящему моменту анархизм занял то место, которое марксизм занимал в социальных движениях шестидесятых: даже те, кто не считает себя анархистами, понимают, что они должны каким-то образом определять свои убеждения относительно анархизма и использовать эти идеи.
Тем не менее до сих пор эти тенденции не находили почти никакого отклика в академической науке. Большинство учёных имеют лишь смутные представления об анархизме или отвергают его, руководствуясь грубыми стереотипами («Анархистская организация! Но не является ли это противоречием по определению?»). В США можно найти тысячи ученых-марксистов того или иного толка, но едва ли наберётся десяток учёных, которые открыто называют себя анархистами.
Получается, что до учёных мужей просто медленно доходит? Возможно, так и есть. Существует вероятность, что через несколько лет анархизм захватит и научную среду. Однако не будем загадывать. Популярность марксизма в академических кругах остаётся крайне высокой, и анархизму едва ли когда-нибудь удастся занять его нишу. В конце концов, именно марксизм лёг в основу единственного великого социального движения, у истоков которого стоял человек с учёной степенью, хотя в дальнейшем его основным направлением стало объединение рабочего класса. Большинство обзоров истории анархизма описывают подобный сценарий развития: анархизм являлся плодом размышлений определённых мыслителей XIX века (Прудона, Бакунина, Кропоткина и т. д.); затем эти идеи стали вдохновлять на борьбу рабочие организации, проникли в политическую борьбу, появилось много направлений анархизма… Обычно анархизм представляют в качестве бедного родственника марксизма, немного недотягивающего теоретически, но компенсирующего недостаток догм искренностью и рвением. В действительности, такую аналогию можно принять с большой натяжкой. «Отцы-основатели» XIX века не считали себя изобретателями чего-то принципиально нового. Они предполагали, что базовые принципы анархизма — самоорганизация, добровольное объединение, взаимопомощь — присущи человечеству с начала времён. То же самое касается отрицания государства и всех форм структурного насилия, неравенства и господства (анархизм буквально означает «без правителей»), и даже предположения о том, что все эти формы поддерживают и усиливают друг друга. Ни одно из этих положений не преподносилось как основание некой новой доктрины. И фактически они и не были новыми: разныелюди в разные исторические эпохи приходили к одним и тем же выводам, и это несмотря на тот факт, что во всех широтах и во все времена такого рода мысли с малой долей вероятности облекались в письменную форму. Мы говорим не столько о целостной теории, сколько о мировоззрении или, скорее, даже вере в то, что некоторых типов социальных взаимоотношений можно избежать, и что определённые другие взаимоотношения были бы много лучше, и что на основе этих других взаимоотношений можно построить жизнеспособное общество, и что такое общество действительно может существовать.
Даже если сравнивать исторические школы марксизма и анархизма, то можно заметить, что мы имеем дело с принципиально разными программами. Марксистские школы имеют авторов-основателей. Так же, как марксизм является продуктом мышления Маркса, мы имеем ленинистов, троцкистов, маоистов, грамшистов, альтюссерианцев… (Обратите внимание на то, что список начинается с имён правителей государств и органично переходит к французским профессорам.) Пьер Бурдьё 3 однажды отметил, что если рассматривать науку как игру, где учёные борются за превосходство, то вы можете понять, что выиграли, когда другие учёные начинают думать, как образовать от вашего имени прилагательное. По-видимому, именно чтобы обеспечить возможность выиграть игру, интеллектуалы, обсуждая друг друга, продолжают использовать теорию выдающихся или исторических личностей, теорию, которую в любой другой ситуации они бы просто высмеивали: например, идеи Фуко, как и идеи Троцкого, никогда не рассматриваются как продукт определённого интеллектуального способа мировосприятия, как идеи, родившиеся из бесконечных разговоров и споров сотен людей; эти идеи всегда преподносятся так, как будто они продукт гения одного мужчины (или, в исключительных случаях, женщины). Дело даже не в том, что марксистская политика организована как академическая дисциплина или что она стала моделью того, как радикальные интеллектуалы или, в сущности, все интеллектуалы рассматривали друг друга; а, скорее, в том, что эти две тенденции развивались как своего рода тандем. С научной перспективы это привело ко многим благотворным результатам: чувству, что должен быть некий моральный центр, что научные интересы должны каким-то образом соотноситься с интересами людей, однако в результате появилось очень много ужасающе нелепых, катастрофически неправильных вещей, например, превращение интеллектуальных дебатов в некий вид пародии на сектантскую политику, где каждый стремится представить аргументы другого в карикатурном виде и объявить их не только неверными, но и вредными, опасными — даже если дебаты ведутся на таком заумном языке, что ни один человек, который не смог позволить себе провести несколько лет в аспирантуре, не сможет понять, чему вообще посвящено обсуждение.
