Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1962 год
Сколько бы ни было трудностей, они будут преодолены. Я укажу сейчас на одну из таких трудностей. Она состоит в том, что нос звездного корабля будет находиться все время под сильнейшей ядерной бомбардировкой. Ведь как бы ни был разрежен межзвездный газ, в нем всегда блуждает по нескольку штук атомов на кубический сантиметр объема. И подобно тому как для курьерского поезда, не говоря уже о самолете, воздух становится как бы плотнее (попробуйте высунуть руку из открытой кабины самолета!), подобно этому о переднюю стенку фотонной ракеты будет все время хлестать частый дождь атомных частиц. Мчаться они будут (относительно передней стенки ракеты) как раз с той самой чудовищной скоростью, с какой летит (относительно них) ракета. Подсчитано, что доза радиации, которую получит фотонный корабль, во много раз превзойдет все, что наблюдается в зоне термоядерного взрыва! Однако вывод отсюда может быть только один. Перед пассажирской кабиной придется расположить слой из нескольких тысяч тони защитного материала...
Я не буду сейчас углубляться в теорию межзвездных полетов. Да и полеты эти находятся еще далеко за обозримым горизонтом космического века. Я хочу отметить только одно. Чем глубже вникает наука в проблему дальнего звездного плавания, теп яснее становится неизбежность падения последних «барьеров», за которые цепляются скептики. Вот, скажем, был когда-то (и давно уже рухнул) «звуковой барьер». Он якобы должен был лимитировать скорость реактивных самолетов. Потом возник (и был взят штурмом) так называемый «тепловой барьер». Его перешагнули летчики и ракетчики. Но вот в качестве последнего и «самого страшного» барьера для звездоплавателей предсказывали еще недавно барьер «световой». Скорость света, как известно, является предельной скоростью. Это закон природы, открытый современной физикой. И как раз отсюда и делался тот (поспешный) вывод, что полетам в космосе положен-де самою природой определенный предел. Доказывалось это просто. Человек живет 80-100, самое большее 160 лет. А большая часть звезд отстоит от нас так далеко, что даже и свет не покрывает этих расстояний за срок человеческой жизни. Значит, пилотам звездных кораблей придется всегда топтаться, в круге строго определенного радиуса?..
В том-то и дело, однако, что не придется!
Теория относительности Эйнштейна, как это понятно сейчас физикам, открывает совершенно новые законы измерения пространства и времени. Эти законы вступают в силу при движении с быстротой, близкой к скорости света. Сто лет, прошедшие на Земле, могут стать для пассажиров фотонного корабля одной минутой, даже секундой. Время на ракете как бы «растягивается». Часы на звездолете идут медленнее, чем на Земле. А миллионы километров пространства за окнами фотонной ракеты — те, в свою очередь могут превратиться в немногие километры или даже метры (если вести счет расстояний с борта ракеты). Не меняется, при этом только скорость света. Мерки же пространств и времен, повторяю, непостоянны. Это нелегко представить себе наглядно, но так же трудно (а может, и еще труднее) было в эпоху Коперника осознать, что на противоположной стороне земного шара люди способны ходить «вниз головой»... Итак, затратив несколько месяцев жизни на борту ракеты, пилоты звездных кораблей смогут покрыть за это время расстояния, которые во земным часам не преодолеть и за сто, тысячу или даже за миллион дет!
В этом открытии и состоят второй великий вклад Эйнштейна в эру космоса. (Первым вкладом, напоминаю, была находка неслыханно огромного кладезя энергии, дремлющей в самых малых крупинках материи.) Оба этих теоретических вклада, по существу, расширяют до беспредельности перспективы труда человека в «мастерской» космоса.
Полной «эйнштейновской энергии» (мы помним, ее содержится 28 миллионов киловатт-часов в грамме любого вещества), этой энергии было бы достаточно, например, чтобы сдвинуть с места земной шар. Да, да, сдвинуть и перебазировать на любое место в солнечной системе и за ее пределами! Может быть, эту операцию и понадобится когда-нибудь совершить, например, после того, как через миллиарды лет похолодает Солнце. Может быть, жителям Земли потребуется тогда придвинуть свою планету ближе к Солнцу?
Или, наконец, созреет план перенестись к другой звезде, предварительно облюбованной и обследованной человеком... Нетрудно подсчитать, что для превращения земного шара в реактивный корабль понадобилась бы полная «эйнштейновская энергия», которая таится приблизительно в миллионе тонн вещества. Миллион тонн — это примерно масса здания университета на Ленинских горах в Москве. Масса, что и говорить, солидная, во по сравнению с масштабами операции (я говорю об изменении орбиты Земли) поистине исчезающе-малая!
Поэтически вдохновенная мечта Брюсова:
...Знаю, дерзкий, ты поставишь
Над Землей ряды ветрил
И по прихоти направишь
Бег в пространстве,
меж светил! —
обретает, таким образом, вполне определенную теоретико-физическую базу.
Идея управления движением Земли по воле человека еще сто лет назад волновала (я рассказывал об этом в одной из бесед) русского мыслителя Николая Федорова. Эта мечта была дорога сердцу и Константина Эдуардовича Циолковского.
Имена Циолковского и Эйнштейна сочетаются, стало быть, и, как два ярких светоча, освещают нам путь в самую дальнюю даль космической эры. Это поистине вдохновляющее сочетание! Оно подчеркивает величие двух гениев — русского и западноевропейского. Оно символизирует международное братство науки, без которого не может быть мим и счастья на нашей планете. Век космоса начинается под счастливой звездой. Он начинается в стране, освещающей путь для всех людей на Земле.
«…высоко поднятым флагом строящегося коммунизма являются первые в истории человечества "триумфальные полеты советских людей в космос».
Это сказал Никита Сергеевич Хрущев на XXII съезде партии, принявшем Программу КПСС — великий манифест коммунизма.
В. Львов
В. Сапарин. Пыль приключений
1
Человеческая, нога не ступала да и не могла ступать на эти вершины и скользкие склоны. Горную страну выкопали из-под слоя льда толщиной в два, а где и в три километра, прорубив в нем каньон с отвесными стенами. На дне каньона длиной в добрую полусотню километров сверкали, выглядывая из тени, пики, а пониже темнели хребты, похожие на черных гусениц.
— Внимание, — сказал голос.
Никто из сидевших не тронулся с места. Современный человек не стоит у пульта, управляя могучими силами, которые ему подвластны; исполнительная машина — математика, воплощенная в электронике, осуществит сейчас замысел, над которым люди работали много лет. Просто наступило молчание.
Легкий балкон, на котором сидели люди, опоясывал зал — пол его представлял собой экран объемного изображения. Казалось, они парят в воздухе над страной лилипутов. В следующий момент создалось впечатление, что балкон поплыл: присутствующие как бы пронеслись над ледяным каньоном к тому месту, где он начинался. Здесь во льду был вырублен круг, в центре его располагалась широкая, похожая на заклепку, загнанную глубоко в тело планеты, рыжая, словно ржавая, гора. На склоне горы темнело овальное пятно.
Пятно вдруг засветилось. Казалось, там, внутри горы, кто-то раздувает пламя. Крупные искры вылетали из отверстия и проскакивали на несколько километров по ледяному ущелью, расширяющемуся к противоположному концу.
— Скальные обломки, — сказал кто-то.
Послышался легкий шум — грохот, приглушенный в тысячу раз. Потом гора вздрогнула. Некоторые из сидевших невольно сдвинулись в креслах. На худом лице Манташева заиграл желвак. Вот он, миг, которого так ждали! Архимед тысячелетия назад сказал: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю». Человечество нашло, наконец, силу, способную сделать это, опираясь на саму планету. Реактивный двигатель, встроенный в тело материка около полюса, сдвинет земную ось.
Гора словно выстрелила. Из жерла на ее склоне выметнулся длинный огненный язык. Он занял почти половину каньона, потом стал вытягиваться. Словно желая избавить наблюдателей от жара бушующего пламени, ущелье отодвинулось и стало теперь видно во всю свою длину. Огненный язык все вытягивался и вышел за пределы ущелья. Его конец лизал воздух уже над поверхностью земли.
— Ну что ж, форсунка заработала, — с удовлетворением произнес Забелин. — С точностью до секунды.
— Что скажет Земля? — возразил Маиташев. Желвак на его щеке продолжал шевелиться, как бы в такт каким-то невысказанным мыслям.
— Сто раз прикидывали!
— На счетных машинах. И на модели. А на планете ни разу.
— В конце концов опыт может быть приостановлен. Достаточно произнести слово «стол».
