Александр Сытин - Желтый Мрак
По крутой тропе с винтовками в руках осторожно приближались пограничники. Наконец они достигли домика. Еще на заре зоркий глаз Джанмурчи увидел его среди желтых скал. Кондратий справедливо рассудил, что здесь, где на сотню верст кругом не было леса, выстроить дом было большой роскошью. Поэтому он изменил маршрут и непременно решил добраться до домика. Дом стоял на вершине утеса и с трех сторон был почти недоступен. Он был сложен из плит желтого известняка, крыша была сделана из бревен. Джанмурчи и несколько солдат рыскали внизу, отыскивая людей, а Кондратий подошел к двери дома. Дом был необитаем. Недалеко в земле была тяжелая дверь, обитая железом. Повидимому здесь был погреб. Несколько красноармейцев сбили замок и раскрыли дверь. Оса спустился в подвал. Большая душная комната от пола до потолка была завалена бурдюками и твердым опием. Дурман сразу ударил в голову.
— Очумеешь! Хуже, чем в кабаке! — подмигивая с радостным изумлением сказал Саламатин.
Кондратий задумчиво осмотрел склад и приказал подсчитать опий. Когда он вышел из подвала, то увидел, что несколько солдат и Джанмурчи вели к нему какого-то старика.
— Мана опийная контора Байзака, — сказал Джанмурчи. — А это его человек, — продолжал он, указывая на старика. Вся контрабанда приходит из Китая сюда и берет опий.
Джанмурчи отошел в сторону и Кондратий смотрел на старика. Он отвел его в сторону, и они уселись на камень. Тонкие плиты песчаника ломались и звенели, как ледок, под ногами. Кругом шла радостная суета. Солдаты понимали, что поход окончен, так как даже это количество опия трудно было сразу захватить с собой. Уставшие люди разводили костер, чистили оружие, зашивали дырки и натягивали брезент на дом, вместо разрушенной крыши. Кондратий задумчивым усталым взглядом окинул местность вокруг. Желтые утесы отбрасывали солнечные лучи, внизу, в котловине желтый сумрак тоскливо застилал чахлую траву. Красными отеками сбегали полосы глины. Мокрые от растаявшего снега скалы блестели, как-будто сплошь были покрыты серебрянными одуванчиками. Старик-контрабандист, суровый и жесткий, с запавшими тусклыми глазами и непроницаемым лицом, долго сидел, как изваяние и о чем-то думал.
— Почему здесь никого нет? — спросил Кондратий.
— Тюра, тут были четыре русских охотника. Их нанял Байзак. Но они были глупые люди. И потому умерли.
— Расскажи, как это было, — сказал Кондратий.
Старик заговорил медленным глухим голосом.
Старик заговорил медленным глухим голосом.— Вместе с ними был старый караванбаш. Он пришел к юртам и рассказал, как они умерли. Отец контрабанды обещал им долю. Но они не должны были никуда ездить. Если бы они пробыли один год, они были бы богаты. Но, тюра, эти люди были глупцы. Когда они приехали в это тайное место, им стало скучно. Ты видишь, здесь нет ни птицы, ни зверя. Эти люди были одни. С первых же дней они стали много-много говорить. Караванбаш знал закон пустыни: не должен человек говорить с другим день и ночь, чтобы не возненавидеть его. И он предупреждал их, но они не послушали его. Две недели они трещали языком, как сороки. И они узнали друг друга и перестали верить один другому. И когда один говорил, другой отворачивал в сторону свое лицо. Так они поссорились. Караванбаш много ездил на спине верблюда и видел течение дней. Поэтому он делал заметки на большой палке и считал дни своего терпения. В этом доме было спокойнее, чем на спине верблюда, но этим людям было все равно, и они забыли название дня. Повторяю тебе, они были глупцы. И стало для них так, как-будто они будут здесь всегда. Кто теряет свои дни и свое дело, тот едет на коне без повода. Байзак взял этих людей, потому что они не курили опиум. Но теперь сладкие сны стали кругом них и звали к себе, потому что они потеряли день и ночь, Кто курит на воде, — тонет. Кто курит в горах, — скитается. Опий открывает глаза, и человек видит очень далеко. Эта, не может слабый человек закрыть глаза, когда их открывает опий. Потом желтый мрак, который ты видишь, поглотил души этих людей, и они стали безумны. Один из них ходил и собирал цветы, другой бродил, чтобы увидеть зверя. Остальные двое сидели около дома и курили. Когда пришел караван; они хотели отнять для себя лошадей и уехать. Но контрабандисты увидели, что эти люди злы и наполовину безумны. Они могли пойти и все рассказать тебе, а здесь они были полезны. Они охраняли опий. Поэтому им не дали лошадей. Без коня уйти нельзя турт юз чакрым (четыреста раз звук человеческого голоса) до кочевок. Кто понес бы пищу для этих глупых люден? Они поняли это и остались. Конь времени без повода и седла нес их, куда хотел. Тот, кто охотился все время, хотел уйти подальше, но если он смотрел назад, то всегда видел дом и двух человек, которые сидели и курили. А другой собирал цветы, но когда приносили их, двое пьяных топтали их ногами. Однажды охотник нашел следы. Тогда все побежали и убили архара. Тюра, ты видишь, что здесь нельзя сделать костра. Крышу они не могли ломать, она была нужна для зимы. Им надо было видеть огонь. Они жгли бумагу и выкурили весь табак. Они долго кричали один на другого. Потом один пошел на охоту. Другой за цветами, а двое сели около дома. Через месяц спички окончились, курить тоже было нельзя. На другой день все спорили, а потом стали пить опий с водой. Однажды днем караванбаш делал намаз внизу около речки. Вдруг недалеко раздался десять выстрелов. Караванбаш прибежал к дому и увидел два трупа. Потом пришел охотник. Он кричал, смеялся, топтал ногами мертвых и радовался, что теперь больше их не увидит. Ты видишь, дом стоит высоко. Он видел их всегда, когда смотрел назад. В его глазах был замысел и смерть. По этому караванбаш убил его из ружья. Этот был сильный человек. Пока пуля не попала ему в голову, он бегал и кричал, как тигр. Караванбаш похоронил трех убитых внизу, около речки. Четвертый охотник принес им много цветов. Оставшиеся двое жили тихо и дружно. Но у последнего русского от вяленого на солнце мяса стали гнить зубы. Потом мясо на ногах у него стало отваливаться. Тогда он бросился со скалы и разбился на смерть. Караванбаш жил один, пока с кочевкой не приехал Байзак.
— Кто были эти люди? — сурово спросил Оса.
— Русские всегда имеют бумагу. Вот их бумаги, — сказал старик и протянул Кондратию четыре замусоленных, слежавшихся паспорта.
— Этот караванбаш — ты? — спросил Оса.
Старик встал с камня, низко поклонился и сказал:
— Ты большой человек. Кто будет лгать тебе? Караванбаш — я.
Оса кивнул головой и пошел в дом, а старик, покорно сложив руки на груди, поплелся за ним.
— А ты знаешь, где находится становище Байзака? — спросил Кондратий.
— Да — отвечал старик. — И если ты ищешь русскую женщину, то я скажу тебе, где она, только оставь мне жизнь.
— Ты будешь жив и поедешь со мной в город. Но только, ты поможешь мне ее найти, — сказал Кондратий. И он подал старику руку в знак того, что будет держать свое слово.
Глава VIII.
В плену.
Всходило солнце. Белые козы бродили по бугру и были яркими, как снег. Козлята, привязанные к веревкам, звали их вниз, в ложбину, где было еще сыро и сумеречно. Стреноженные лошади, прыгая ногами, подымались одна за другой на бугор. Бесцветные и серые, они выныривали на солнце и фыркали от удовольствия. Поток теплого света грел и освещал их от головы до копыт. Золотистые и белые, вороные и пегие, они сбивались в табун и тревожно поводили большими глазами вниз. Там в сумерках, звонко, по-детски ржали привязанные жеребята. Солнце поднялось выше. Желто-красные утесы с белыми покрывалами снега выступили совсем близко. Изломанными зубьями они поднялись на темно-синем небе. Ледник серой горой спускался к самой траве. Бодрым холодом тянуло от него, и стадо баранов, стоявшее возле юрт, зашевелилось. Заблеял черный козел и отдельные голоса, жалобные и протяжные, стали перебивать друг друга. Через минуту сплошной рев покрыл говор пастухов. Стадо тронулось к реке. Вода шумела и бухала меж камней, как на мельнице. Волны сворачивали за каждым камнем, проваливались глубокие ямы, сбивались в шипучую пену и тут же, соединившись, мчались прозрачным слоем по гладкой спине утеса. Ручьи, отбежавшие в сторону, звенели в пустоту между камней, как струны фонтана. Они наполняли глубокую каменную чашу, а дальше жгучая ледяная вода снова прыгала по камням и протягивалась, как белая пряжа. Около воды две женщины раскладывали большую груду шерсти. Они были окружены старухами, которые понукали их и ворчали при каждом их движении. Это были Марианна и Калыча. Старухи принесли ведро кипятку и обрызгали шерсть. Обе пленницы разостлали ее на ковре и стали ковер сворачивать в трубку. Горячая шерсть обжигала им руки. Жесткий колючий ковер резал и колол кожу, но старухи торопили их отрывистыми приказаниями, похожими на карканье ворон. Наконец, они свернули весь ковер в трубку. Калыча беспомощно засучила свои детские руки и со слезами на глазах стала просить у старух налокотники. Но старая ведьма, которая стояла ближе, засмеялась беззубым ртом, отчего ее нос, похожий на клюв, еще больше выставился вперед, и ударила Калычу палкой. Девушка вздохнула и сказала:
