Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1990 год
Уэшхазам, лучший слесарь Тессалита, вышел нам навстречу. Невысокого роста, моложавый, в прожженной спецовке и грубых черных ботинках на толстой подошве, какие выдают у нас дорожным рабочим, он совсем не походил на жителя, пустыни и уж никак на заклинателя оружия и браслетов. Завидев нас, растерялся и своим видом напомнил практиканта, впервые попавшего на завод.
Кузнецы Сахары — загадочный народ. Их профессия всегда оставалась в семье. Сыновья кузнецов женились только на дочерях кузнецов. В связи с этим полагают, что все кузнецы Ахаггара состоят в родстве друг с другом. Этнографы считают, что кузнецы-инеден — вовсе не туареги и принадлежат к другой расе. Об их происхождении существует несколько теорий. Одна из них утверждает, что они потомки описанных Геродотом «эфиопов» или выходцы из Восточной Африки. В Канеме — восточнее озера Чад — обитает замкнутый племенной союз хаддадов. Когда-то хаддады принадлежали к степным охотникам, но из-за нехватки дичи вынуждены были искать другие источники существования. Возможно, они стали родоначальниками кузнецов Сахары.
Пока Уэшхазам готовил железо и сварку — заднее окно решили заварить,— Али нахваливал мастера, объяснял, что и его дед и прадед были кузнецами, а вот отец уже начал работать с машинами. Сначала делал повозки из остатков автотехники для жителей, а постепенно освоился и с автомобилями.
Между тем со сварочным аппаратом Уэшхазам работать не умел и все время прожигал металл насквозь.
— Эту штуку он привез только минувшей зимой и, понятно, еще не освоился,— оправдывался Али, прикрывая глаза ладонью от яркого пламени.
Мы уже рассчитались с кузнецом-автослесарем, как у самых ворот мастерской скрипнул тормозами грузовик, один из тех, на которых ехали французы. Из окна улыбался Бернар. Он попросил заглянуть в кузов — там валялись обломки нашего прицепа — и крикнул:
— Ну что, берете? Прицеп вытащили, еще раз внимательно осмотрели, поглядели на неумело заделанное «стекло» и, к огорчению Бернара, оставили Уэшхазаму на запчасти.
Кель-таггельмуст
Хозяйка так называемого «отеля», который едва дотягивал до уровня постоялого двора, была недовольна. Приготовленный кус-кус давно остыл. Ожидая нашего прихода, Бага дважды накрывала на стол и дважды все убирала. Вытряхивала скатерть и протирала тарелки. Пыль постоянно оседала на стоящий посреди двора стол. Снаружи на прибитом к ограде куске фанеры, покрытом белой рисовой краской на пахте, углем было старательно выведено: «Отель Калао — ресторан». Под вывеской и стояла Бага, по-наполеоновски скрестив на груди руки.
Ее новый пестрый халат ярким пятном выделялся на светло-коричневой стене. Через голову была перекинута дамская сумочка — предмет особой гордости,— доставшаяся в подарок от проезжей иностранки. Из этой сумочки периодически извлекалась пластмассовая пудреница. Пудры уже не осталось, и коробочка использовалась только как зеркальце. Баге очень хотелось нам понравиться и оправдать оказанное ей доверие — приютить гостей. Когда совсем стемнело, ее попытки разглядеть себя в кусочке стекла казались сверхкокетством.
На столе зажгли керосиновые лампы. К столу пришли все люди Тессалита, с которыми нам довелось познакомиться. Даже Салум после неприятной истории счел необходимым отужинать с нами, показать, что не обиделся. Бага доставала из сумочки тетрадку, помечала карандашом расходы, отдавала распоряжение двум расторопным подросткам, видимо, сыновьям. Когда речь заходила о прохладительных напитках, она вынимала ключ на шнурке.
Глядя на светлокожую Багу, можно было поверить, что туареги — потомки гарамантов, древних ливийских племен, переселившихся в Северную Африку с северного побережья Средиземного моря. Как и другие женщины туарегов, она не покрывала головы платком, подчеркивая тем самым превосходство над закутанными мужчинами.
Было ясно, что люди собрались не просто так, а ради какого-то действа. После кус-куса (в отличие от алжирского, он подавался не раздельно: в одной миске — мясо с подливой, в другой — каша, а сразу, перемешанным) объявили, что нас собираются посвятить в туареги. Бага снова отправила ребят, на этот раз за длинными платками — таггельмустами.
Нам намотали на головы по пять метров выкрашенного соком индиго полотна, и мы перестали отличаться от окружающих. Во время процедуры иссиня-черные покрывала кружили в ночи, не предвещая ничего хорошего. Возле каждого кандидата в туареги хлопотало по два человека: один — повязывал, другой — удерживал на ветру покрывало, не давая ему упасть на землю. Потом нам показали, как открывать лицо во время приема пищи и вновь пригласили к столу, на чай.
Таггельмуст появился у туарегов, без сомнения, из соображения полезности. Благодаря ему перед ртом и носом образуется влажная воздушная подушка, значительно уменьшающая испарение. Однако со временем он приобрел ритуальное значение. Таггельмуст повязывается достигшему совершеннолетия молодому человеку, и с этого момента он его никогда не снимает: ни ночью, ни во время еды. Особенно, считают туареги, таггельмуст помогает от сглазу, когда жениху согласно обычаю приходилось селиться у невесты. Если таггельмуст правильно повязан, незакрытыми остаются только глаза. У нас это одеяние вызвало сразу ассоциации с масками, которые надевают преступники, когда идут «на дело». Впрочем, это не так уж далеко от истины — туареги не снимали повязок, нападая на караваны. Туарегским женщинам таггельмуст был не нужен — они сидели дома.
Выпив маленький стаканчик горячего переслащенного зеленого чая, я почувствовал, как взмокла голова под новым головным убором, и подумал, что на этом, наверное, и закончится наша жизнь по законам пустыни. Люди разошлись, сыновья Баги принесли два верблюжьих одеяла. Хозяйка расстелила их тут же, подле стола, на песке и пожелала нам спокойной ночи.
Утомленные двумя ночевками на крыше и изнурительными дневными переходами, мы валились с ног. Багажники теперь были загружены канистрами с бензином, разбирать их даже в голову не приходило. В масках, словно ночные разбойники или фигуры, сошедшие с наскальных рисунков Тассилин-Аджера, мы с фонариком обошли двор, заглядывая в каждый угол. Убедившись в отсутствии змей и скорпионов, тщательно присыпали песком щель под деревянной калиткой и рухнули на подстилки.
В полночь в Тессалит вновь ворвалась песчаная буря. И откуда у Сахары берется столько энергии и зноя? Наверное, на то она и великая пустыня, чтобы всю ночь гонять раскаленный воздух. Я с нежностью вспомнил мое первое знакомство с сирокко на побережье в Алжире. Шесть лет назад, открыв утром окно, я невольно отпрянул назад от пахнувшего в лицо, словно из духовки, жара. Кувыркающиеся по улицам картонные коробки, парящие в воздухе газеты и пластиковые мешки — все это казалось детской забавой в сравнении с тем, что происходило в Тессалите.
Стихия заявила о себе звоном металла, разом скинув со стола алюминиевую посуду и жестяные банки из-под пива и воды. Двор превратился в гигантскую погремушку в руках неспокойного ребенка. В ней в тучак песка бряцало железо, летала скатерть, хлопали свободными углами расстеленные одеяла, готовые сорваться и унести нас, как на ковре-самолете. Растревоженная среди ночи пыль спросонок, похоже, не соображала, что ей делать, и металась до изнеможения в четырех стенах. Обессилев, пыль опускалась нам на головы, оползала по стенам. Не знаю, что бы мы делали без туарегских платков? Под таггельмустом, пусть с трудом, но можно было дышать — рот и нос были защищены от назойливой песчаной пудры.
Тессалит, помнивший, видимо, и худшие времена, безмятежно спал. Утром, чуть свет, появился Али. Мы стали раскручивать пропыленные платки, чтобы умыться. Наши действия вызывали у проводника усмешку. Ведь туареги никогда не моются. Больше того, они считают, что мыться, а тем более каждый день,— вредно. В общем, они правы — в засушливом климате, по мнению врачей, ежедневные умывания вызывают шелушение кожи. Однако после ночного ненастья нам было наплевать на мнение Али и на советы медиков.
У южной границы Сахары, там, где порой сталкиваются влажный и сухой ветры, пролегла полоса солончаков. Постоянное выпаривание солей привело к появлению соляных месторождений.
Али кивнул, на едва заметную тропинку, уходящую вправо.
— Дорога на соляную столицу Тауденни, туда ходят только на верблюдах. Но это не дань традиции — на машине туда не пройдешь.
Соль ценилась у всех народов, а у жителей пустыни особенно. Из-за жары человеку или животному необходимо много соли. Там, где ее нет, живется очень туго. Например, многим суданским народам приходится искать заменители. Как правило, это горькие суррогаты солей, получаемые из животного помета или растительной золы. Кизяк или траву сжигают, а из полученной золы водой вымывают соль. Морскую соль считают безжизненной, и она мало ценится: пустынная, напротив, считается «сильной». В Сахаре говорят: кто ест много соли, тот хорошо растет.
