Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08
— А сколько книг вышло и сколько всего планируется?
— На сегодняшний день издано три романа: «Монсегюр», «Дочь Нефертити» и «Наложница императора», четвертая, «Железный хромец», в работе. Пятая будет наверняка — с теми же героями. А вот дальше пути фаэтоновы неисповедимы. Есть много интересных идей. Первая очевидна: в проект войдут новые авторы. Он слишком масштабен для одного человека.
— Расскажите немного об авторе. Насколько мне известно, Т.Семёнова не профессиональная писательница, ранее не «засветившаяся» публикациями в журналах и газетах?
— А кто профессиональный? Ну, тот, кто пишет и тем живет. Много ли таких сегодня? Понимаю, вопрос не об этом. Да, литературный опыт у Татьяны невелик. А был ли он велик у фантастов, начинавших в 50-60-е? Но они открыли новую эпоху. Время рассудит. А пока перед нами Татьяна Семёнова — человек с техническим образованием, что очень ценно для фантаста; с колоссальным багажом исторических и прочих знаний, что абсолютно необходимо для образовательного проекта; со множеством талантов, без чего невозможна творческая личность; и главное, со своим, особенным взглядом на мир и очень интересной концепцией возрождения научной фантастики.
Беседовала Вероника РЕМИЗОВА
СТАТИСТИКА
Время проверяет
Очередной вопрос, предложенный журналом «Если» посетителям сайта «Русская фантастика», должен был заставить участников голосования задуматься. По мнению комментатора, этого не случилось. А вопрос звучал так: кто из этих классиков, пиши он сейчас, имел бы наибольшую популярность у читателей?
Булгаков — 55 %
Беляев — 16 %
Ефремов — 8 %
А.Н.Толстой — 9 %
Замятин — 4 %
Платонов — 2 %
Каверин — 2 %
Всего проголосовало 804 человека.
Боюсь, многие голосующие не заметили провокационности и сложности поставленного вопроса. Для выбора ответа недостаточно с ходу кликнуть мышкой по нужной строчке, как это привычно интернет-сообществу, живущему в «ускоренном времени». В данном случае необходимо не просто быть знакомым с творчеством перечисленных авторов (особенно в жанре фантастики), но провести небольшой мысленный эксперимент, опираясь к тому же на знание биографий и характеров писателей. Не механически «перенести» прозаика вместе с его произведениями в наше время, а прикинуть, как бы повел себя тот или иной классик, какую занял нишу в современной литературе, что бы стал писать (да и стал бы писать вообще).
Попробуем разобраться в предпочтениях голосующих. Надо сказать, расклад оказался для редакции весьма неожиданным: есть ощущение, что вопрос не всеми был понят правильно. Многие, похоже, посчитали, что речь идет о том, насколько оказались бы популярны те же самые произведения авторов, выйди они сейчас. А не о том, как бы себя повели сами авторы.
Достаточно много читателей полагают: чем лучше человек пишет, тем более он популярен, тем больше у него тиражи. Увы, это не так, скорее, наоборот. Да, настоящий писатель пишет прежде всего для себя, а откровенно «на публику» работают исключительно «коммерсанты» и халтурщики. Но и у достойных авторов есть желание, чтобы их взгляды и идеи были восприняты возможно более широкой читательской аудиторией. Для этого существует набор литературных приемов, благодаря которым можно сделать сложное произведение, полное философских и этических посылов, более читаемым на первом уровне восприятия. Что, безусловно, поспособствует тиражности книги.
Как бы повели себя предложенные авторы в условиях капиталистического рынка книгоиздания? Начнем с аутсайдеров данного опроса.
Евгений Иванович Замятин вошел в историю литературы прежде всего антиутопией «Мы». Протестная фантастическая проза в настоящее время мало востребована — игры в антиутопии любого идеологического ряда обречены на малотиражное существование. Однако нечто в духе популярного «Господина Гексогена» Замятин вполне мог бы создать.
Андрей Платонович Платонов (Климентов) близок по духу к Замятину. Фантастические романы «Чевенгур» и «Котлован» доводят до абсурда коммунистические идеи и, по сути, являются антиутопиями. Современная публика ставит антиутопию в один ряд с хоррором; воспринимая как очередной метод запугивания.
Но вот с непопулярностью в наше время Вениамина Александровича Каверина можно не согласиться. Вещи Каверина весьма кинематографичны: недаром его программные «Два капитана» выдержали кино- и телеэкранизации, а также появились в виде модного мюзикла «Норд-ост». Как показывает практика, реализация в медийных жанрах часто становится локомотивом популярности литературного произведения.
Чуть меньше десяти процентов набрали Иван Антонович Ефремов и Алексей Николаевич Толстой. С местом Ефремова все не так просто. Он безусловно был в большей степени мыслитель и ученый, нежели литератор. Однако ко всему прочему этот автор стал первопроходцем. Как в науке, так и в литературе. «Туманность Андромеды» определила развитие фантастики на многие годы вперед. И кто знает, не нашел бы в наши годы писатель какой-нибудь новый путь, не задал бы литературной фантастике неожиданный вектор? Возможно, это была бы не совсем фантастика, а некий синкретичный новый жанр…
А по поводу незначительных процентов, набранных Толстым, есть смысл серьезно поспорить. Обладая блестящим литературным стилем, Алексей Николаевич часто работал под заказ. Неважно какой — социальный, от публики, или политический, от власти. Сочетание великолепного таланта (как средства) с конформизмом (как цели) вполне могло и в наши дни вознести писателя на вершины популярности.
Научная фантастика в лице Александра Романовича Беляева заняла в опросе вполне заслуженное второе место. Скорее всего, Беляев оказался бы в современном мире рядом с Василием Головачевым. Набор увлекательных приключений и удивительных научных открытий, украшенный простой лирической линией, востребован читателем, особенно юным, практически в любую эпоху. Стоит заметить, что большинство описанных Беляевым изобретений еще не реализованы — людям не вживляют жабры, не оживляют отрезанные головы, управляемые космические корабли не бороздят просторы Солнечной системы, не найдены средство против сна и способность проходить сквозь стены. Вполне вероятно, что фантазия Беляева отработала бы в наши дни так же, как и в тридцатые — лет на сто вперед, детально описывая все последствия неожиданных изобретений. Чего не хватает современной фантастике, утонувшей в мистике и магии.
Настало время обратиться к абсолютному лидеру нашего голосования — Михаилу Афанасьевичу Булгакову. Его первенство, в общем-то, странно. Либо это результат волны интереса к городской фэнтези, либо непонимание того факта, что литературная сатира (а почти все фантастические произведения Булгакова носят сатирический характер) в наши дни занимает в литературном процессе место периферийное. Возможно, это опять-таки результат непонимания сути вопроса, и перед нами грубая экстраполяция современной популярности «Мастера и Маргариты» (это, кстати, единственное фантастическое произведение вышеперечисленных авторов, которое проходят в школах на уроках литературы). Булгаков никогда не отличался конформизмом (пьеса «Батум» не в счет), писал по большей части то, что хотел писать, а не то, что требовалось читателям, и на стыке тысячелетий, несмотря на свою не подвергаемую сомнению гениальность, оказался бы где-нибудь рядом с Мамлеевым или Сорокиным. В крайнем случае — с Пелевиным, если бы смог «войти в моду». Весьма вероятно, что ему для сатирических экзерсисов не понадобилась бы фантастика в качестве приема, и он полностью ушел бы в мейнстрим…
Произведения гениев оцениваются временем. Но все же, согласитесь, интересно было бы взять в руки только что изданную книжку нового автора и прочитать нечто вроде: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, возле метро «Пушкинская», появились два типа. Первый из них, одетый в красный пиджак, был маленького роста, упитан, лыс, свой дорогой мобильник нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в золотой оправе. Второй — плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в завернутой на затылок бейсболке — был в футболке, мятых джинсах и черных кроссовках»…
Дмитрий БАЙКАЛОВ
ПЕРЕПИСКА
Фантариум
В редакцию продолжают поступать письма читателей с недоуменными вопросами по поводу того, что же все-таки произошло с подписным каталогом «Пресса России» и Агентством подписки и розницы (АПР), которое проводило подписку на журнал «Если».
