Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1977 год
В выстуженной, лишенной пассажирского уюта, загроможденной багажом и снаряжением летающей лаборатории возились хмурые техники; в резких движениях, отрывистых словах сквозила торопливость — какие тут разговоры, когда окоченевшие пальцы не гнутся, последний провод не ложится в жгут, последний винт не попадает в гайку, а вылет через полчаса. Уже сидит в кабине экипаж, а под крылом, спасаясь от дождя, нетерпеливо топчется «наука».
«Наука» мужественно дрогла под крылом и, как умела, коротала время. Что-то весело рассказывал Сергей Скачков, и в явной досаде отворачивался от него насупившийся Виктор Афанасьев. Свела их судьба в одной упряжке — не знаю, скучно ли им врозь, но вместе тесно. Это точно. Чуть в стороне курили два наших молодых техника, два Саши, — этим ребятам вместе тесно не бывает... Засунув руки глубоко в карманы, уткнувшись носом в воротник плаща, зажав в зубах сырую сигарету, невозмутимым монументом стоял начальник экспедиции Серегин.
— Ну что ежишься? — насмешливо спросил он у меня. — Замерз? Терпи, в Молдавии погреемся, там тридцать градусов и никаких дождей.
...«И никаких дождей!»
Предсказание не сбывалось. Дождь неотвязно провожал нас от Москвы все пять часов нелегкого полета и встретил перед Кишиневом вспышками молний в надвигающейся тьме.
На земле нас ждал Зонтов, заместитель начальника экспедиции.
Серегин мрачно оглядел мокрый аэродром, поднял воротник плаща.
— Так... Здесь все ясно. Что в Сороках?
— В Сороках сухо и тепло, — ответил Зонтов, улыбаясь несколько смущенно, будто это он был виноват в том, что и в Молдавии испортилась погода. — Здесь тоже, в общем, сушь стояла, за две недели первый дождь. Это уж вы с собой приволокли.
Утром следующего дня мы заходили на посадку над Сороками — древним городком на севере Молдавии. К иллюминаторам липли облака. Мы приземлились, вылезли из самолета и по колено утонули в густой, мокрой от дождя траве...
— Как быть с погодой-то? — заволновался кинооператор Борис Крамаренко. — Что снимешь под таким дождем?
Серегин сморщился, как от зубной боли:
— Ждать.
По утрам, до завтрака, мы с Борисом пополняем свои знания по части краеведения, почитывая путеводитель по Сорокам.
Маленький городок на берегу Днестра красочен и приветлив. Окружающие его возвышенности величают, конечно, «Молдавской Швейцарией». Он не сыграл в истории заметной роли, хотя и видел колонистов-эллинов, татар Батыя и турецких янычар, казачью вольницу Хмельницкого, солдат Петра и самого Петра, ночевавшего как-то в палатке на холме у Сорокской крепости.
Надо сказать, что наша работа пока что не привлекает внимания краеведов. Но думаю, когда-нибудь в путеводителе напишут и такое: «В семидесятых годах двадцатого столетия на базе Сорокского отряда Молдавской противоградовой экспедиции проводились эксперименты по активному воздействию на грозовые и градоопасные облака...» К тому времени в метеорологии все станет на свои места, и никому не нужно будет объяснять, что целью опытов было научиться управлять погодой. Так что Сороки, может быть, еще блеснут в истории цивилизации...
— Съемочной группе срочно явиться на командный пункт! «Четырнадцатый» на связи, — прерывает наши размышления голос из хриплого динамика.
Через минуту мы на плоской крыше лабораторно-производственного корпуса, у «аквариумной» стены командного пункта. Глянуть мельком на экспонометр, сдернуть с «Зенита» кожаный футляр, тронуть рычаг взведенного затвора — еще минута. Крамаренко уже установил штатив, приник к нацеленному в небо киноаппарату. Группа к съемке готова.
Исподволь нарастает слабый гул. С юга к Сорокам приближается «четырнадцатый» — еле заметный серый крестик в блеклой бездонной синеве. Из наушников радиста, который держит связь с самолетом, звучит буднично-деловитый голос Серегина:
— Значит, так... Сейчас пройдем над вами... Сообщите, как видите нас... Удобно ли снимать, откуда лучше заходить... Если все нормально, произведем первый сброс...
Рев усиливается, самолет, разрастаясь в объеме, мчится, кажется, прямо на нас.
— Десять секунд! — кричит радист. — Пять... Три... Одна... Сброс!
Под сверкающим фюзеляжем самолета резко вспыхивает облачко реагента-аэрозоля. Оно похоже на разрыв зенитного снаряда — разрыв, стремительно растянутый вслед самолету. И это плохо, значит, не сразу развернулась упаковка... Впрочем, сейчас об этом думать некогда, нужно отснять как можно больше кадров. Потом мы спокойно разберемся в деталях опыта, проявим пленки, отпечатаем сотни фотографий, сведем полученные данные в таблицы, вычертим графики...
Все это мы уже проделывали не единожды — в лаборатории и на натуре. Сыпали реагент в закрытой комнате, сбрасывали с шаров-пилотов, с неторопливых поршневых и с реактивных самолетов. И кое-что выяснили. Установили, например, что скорость падающего аэрозоля может в ничтожный промежуток времени достичь шести-семи метров в секунду, и скорость эта не зависит ни от количества и веса реагента, ни от химической его природы, ни от физических характеристик. Определили, что параметры аэрозоля никак не связаны и с формой облачка — он летит компактной массой, «единым телом», одну лишь первую секунду после сброса, затем вытягивается по вертикали и рассыпается на тающие струи. Выяснили наконец — и это главный результат экспериментов, — что оседающее облачко создает нисходящий поток воздуха, который устремляется к земле с той же скоростью, что и реагент. Этот поток «живет» в режиме падающего реагента очень недолго, краткое мгновенье...
Узнали, короче говоря, немало. Но много меньше, чем хотелось бы. И потому снова сбрасываем реагент. Сбрасываем пока что в относительно чистом спокойном небе. Утро над Сороками — самая тихая пора, и ситуация натурного эксперимента близка к лабораторной.
— Внимание! — снова предупреждает радист с КП. — Десять секунд! Пять... Три... Одна...
Второй заход — второе облачко пылит, плывет и размывается в голубизне. Третий заход. Четвертый. Пятый. Восьмой. Двенадцатый...
— Все! — объявляет голосом радиста умчавшийся за горизонт Серегин. — На фоторегистрацию работать кончили. Переходим на локатор. Давайте Зимина на связь.
Все мы свободны, можем отправляться завтракать, хотя по времени уже обед. У рации теперь Борис Зимин, представляющий в Сороках отдел активных воздействий ЦАО — Центральной аэрологической обсерватории, и самолет подчиняется сейчас его указаниям. Впрочем, особых изменений в ходе эксперимента не произойдет: увеличится расстояние до «четырнадцатого» — так удобнее работать локаторщикам, да к реагенту подмешают микроотражатели, которые четким облачком засветятся на экране индикатора кругового обзора, и по тому, как это облачко поведет себя, можно будет судить о поведении аэрозоля.
С Зиминым мы слегка конкурируем. Не всерьез, разумеется, — цель-то одна, хоть методы и разные. И все-таки самолет у нас один, а результаты спросят с каждого. Поэтому Зимин не очень огорчается, когда однажды мы получаем от Серегина радиограмму: «К вам ушел вертолет. Съемочной группе перебазироваться в Корнешты».
Года два-три назад в Корнештах было весело и шумно. Каждое лето приезжали москвичи из ЦАО, ленинградцы из ГГО (Главной геофизической обсерватории), новосибирцы из Сибирского отделения Академии наук, наведывались гости из-за рубежа, в лабораториях толкались бойкие студенты-практиканты из Одесского гидрометеорологического. По вечерам на каменном крыльце главного корпуса звенели струны, а в вестибюле до полуночи не затихали азартные сражения в пинг-понг. Корнешты были «стольным градом» — здесь находилась центральная база Молдавской противоградовой экспедиции.
Ныне в Корнештах работает противоградовый отряд (в числе семи на территории республики). Старый поселок уступил свой титул молодому городку — новую базу выстроили под Котовском, на поляне в дубовом лесу. Зарубежные гости, ленинградцы и москвичи потянулись в Котовск, а в Корнештах повеяло сельской идиллией.
...В одной из комнат лабораторно-производственного корпуса за столом у окна, отрешившись от царящей вокруг суеты, что-то сосредоточенно писал Женя Потапов. В прошлом Женя, а ныне Евгений Иванович; в прошлом начальник Корнештского противоградового отряда, а ныне заведующий аэрозольно-химической лабораторией Молдавской экспериментальной базы ЦАО. Мы не виделись четыре года, и нам было о чем поговорить, но Женя сказал:
— Только вернулся, три месяца работал в Венгрии. К вечеру должен сдать отчет.
Черновик, испещренный поправками, лежал на столе.
«...За время командировки обсуждены с венгерскими специалистами результаты противоградовой защиты в СССР, проведено сравнение статистических данных о грозоградовых процессах в Венгрии и Молдавии. Разработаны практические рекомендации по планированию, учету и документированию противоградовых работ. Проведены проверка готовности к оперативной работе и имитационные воздействия с участием всех подразделений Венгерской службы борьбы с градом.
