Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1975 год
Из захудалых гостиниц «Отель де л"Армиетис», «Отель де Фосеен» и безымянных ночлежек текут ручейки сонных алжирцев, уступающих еще хранящее их пот и тепло подобие матрасов на несколько часов своим менее удачливым приятелям, которым негде ночевать. Неподалеку открывают свои двери турецкие бани с чахлыми пальмами и гипсовыми статуями Здоровья и Гигиены в раздевалке и темными делишками, творящимися внутри. Вскоре на улицы высыпает шумная смеющаяся толпа дочерей Африки в цветастых одеждах. Стараясь остаться незамеченными, проскальзывают кабильские женщины с татуировкой на лицах. Скрытые под покрывалами торопятся арабские женщины с бледными лицами и большими черными глазами. В баре «Черный рай» сенегальские щеголи макают в чай свои булочки. В толпе продавщиц цветов несколько изможденных проституток пытаются заработать свои жалкие гроши, пользуясь утренним оживлением. Их высокие рыжие прически снуют перед «Отель де Верден», некогда великолепной гостиницей, где широкая лестница с коваными перилами теперь ведет в убогие номера. Лепная нимфа начала века над его дверью давно уже превращена в мусульманскую гурию с накрашенными бровями, родинкой и черными волосами. Напротив, в облупившуюся церковь св. Теодора, к мессе медленно стекаются французы. Косые лучи утреннего солнца на Рю-де-Доминикэн бросают яркие пятна света на статую Святой Девы, прыгают по арабским и антирасистским лозунгам на стенах. Из арабских кафе доносится музыка каирского радио. Смуглые мужчины с морщинистыми лицами и золотыми зубами потягивают мятный чай и громко стучат костяшками домино.
В одном из таких кафе в то утро сидели два молодых человека, оба приехавшие из восточного Алжира и работавшие на стройке в Этан-де-Берр. Когда в кафе вошел алжирец и заказал себе кофе, молодые люди вдруг узнали в нем своего двоюродного брата, Салаха Бугрина, родившегося, как и они, в Майданских горах, близ Седраты. Встречая родственника, алжирец обычно кричит от радости, вскакивает и принимается трясти ему руку. Затем четыре раза целует, призывает милость аллаха и только потом начинает расспрашивать о семейных новостях. Увы, Салах Бугрин посмотрел на своих кузенов отсутствующим взглядом, сел рядом, но не произнес ни слова. Глядя в пространство, он выпил кофе и ушел, даже не кивнув на прощанье. Бедный Салах, подумали они, должно быть, аллах лишил его разума.
В тот же день водитель троллейбуса № 72 Дезире-Эмиль Жерлаш вез пассажиров на пляж. Троллейбус остановился около зоопарка. Вошел Салах Бугрин. Водитель, также продававший билеты, потребовал у алжирца плату за проезд, но ответом был лишь все тот же отсутствующий взгляд. Что сказал затем Жерлаш, неизвестно или известно неточно. Может быть, он и не обругал Бугрина, хотя вполне мог обозвать «крысой», «гнусным типом», «подонком» или любым другим французским словом, оскорбительным для арабов. В глазах Жерлаша все было просто: «Вот араб, который не хочет платить. Или он заплатит, или я его вышвырну». Жерлаш начал кричать на него. В конце концов Бугрин нашел деньги и, взяв билет, сел сзади водителя. Лишь низкая перегородка отделяла его от Жерлаша.
Троллейбус тронулся. И тут Салах Бугрин выхватил из кармана нож и вонзил его в спину Жерлаша. Троллейбус проехал еще немного по бульвару и остановился. «Помогите! Убийство!» — кричали перепуганные пассажиры. В троллейбус вскочил проезжавший мимо мотоциклист, оказавшийся бывшим боксером. В руках у него был железный прут, которым он ударил Бугрина по голове. Алжирец без сознания рухнул на пол. Теперь на него набросились пассажиры, особенно женщины, и наверняка растерзали бы Бугрина, если бы не подоспела полиция. Алжирец очнулся лишь 15 сентября и не смог вспомнить ни одной подробности событий 26 августа. По свидетельству психиатров, обследовавших его, он был в отчаянии от случившегося.
Этот трагический эпизод можно было бы счесть случайностью, если бы не одно «но». Еще в начале года политиканы на юге страны обратили внимание на то, что антиарабская кампания может привлечь на их сторону значительную часть избирателей. «Тулон должен оставаться Тулоном», — провозгласил мэр этого города. «Ни одного чужака в Грассе!» — призвал мэр Грасса, расценивший демонстрацию эмигрантов из Северной Африки как подрыв привлекательности своего города для туристов. В нарушение закона он приказал разогнать демонстрантов с помощью пожарных брандспойтов. Во время последовавших за этим допросов одного тунисца избили до такой степени, что сочли мертвым, и он очнулся лишь на городской свалке, куда его выбросили, чтобы избежать скандала. В Оллиуле, близ Тулона, расисты заговорили даже о газовых камерах — в порядке этакой милой шутки.
А пока вполне всерьез они начали обстреливать из автоматов арабские кафе и швырять бутылки с горючей смесью в общежития арабов. Впрочем, арабам кампания малевания на стенах оскорбительных лозунгов, вроде того, что «Араб — свинья!», «К черту арабов!», «Вон арабскую заразу из нашего города!», «Арабы угрожают безопасности наших матерей, жен, детей!», тоже не кажется невинным развлечением. И уж, конечно, не был шуткой случай, когда одного алжирца, забродшего в квартал Дю-Паньер, подвесили за ноги, а «весельчаки» жители облили его помоями. Особенно странно то, что это произошло в квартале, где полно полицейских патрулей.
В ночь после смерти Жерлаша в отместку начали убивать алжирцев, и в течение недели число жертв в Марселе достигло семи. Вот, например, что произошло с Ладжем Луне. Шестнадцатилетний паренек с густой копной волос и дерзкими глазами зашел в табачную лавку на бульваре Мадраг-Виль. Когда он вышел, у тротуара стоял темно-красный «пежо». Водитель спросил паренька, как проехать по такому-то адресу. Когда тот стал объяснять, сидевший рядом пассажир выстрелил ему в голову, а после того, как. машина тронулась, еще два раза в спину. Полиция потом заявила, что он угонял автомобили и торговал наркотиками. На этом дело и кончилось. А вот другой случай. Мебарки Хаму, сорокалетний рабочий, отец пятерых детей, умер в марсельской больнице от пулевой раны 29 августа. Его хозяин явился к нему домой с жандармами, которые отвели Хаму в участок на допрос из-за какого-то запутанного спора по поводу жалованья. Из жандармерии он вышел свободным человеком, но через полчаса его нашли умирающим на тротуаре.
Никаких арестов после всех этих убийств не последовало.
События в Марселе показали, насколько остра и болезненна во Франции проблема иммигрантов. Французам было неприятно, когда со всех сторон посыпались обвинения в том, что они «расисты», ибо сами себя они таковыми никогда не считали. С их точки зрения, расизм чисто английская болезнь, которой они не страдают. Да, они могут допустить наличие шовинизма в культуре, доходящего даже до жестокости, но идея цветного барьера им чужда. Французы-колонизаторы в своих владениях стремились превратить местных жителей в цветных французов — ив какой-то мере преуспели в этом, — в то время как англичане в глубине сердца хотели, чтобы местное население оставалось дикарями.
Франция, как ее охарактеризовал один молодой алжирский экономист, — это «безумное потребительское общество». Однако статистики давно поняли, что самих французов мало, чтобы создать индустриальный рай, и поэтому была принята «политика высокой рождаемости». Началось всяческое поощрение многодетности, но французы не клюнули на приманку, и кривая роста населения упрямо отказывалась идти вверх. Впрочем, молодежь вообще стремилась стать высококвалифицированными рабочими, так что оставалась проблема низкооплачиваемого физического труда. Единственным выходом, общим для всех других западноевропейских стран, было нанимать на «черную работу» людей из-за границы. Именно нанимать, а не покупать. Когда люди выжаты до предела, их всегда можно отослать обратно. К тому же это не пахло работорговлей, хотя предприниматели и получали огромную выгоду: промышленность нуждалась в здоровых молодых рабочих, и они текли неиссякаемым потоком. Причем добровольно, вполне сформировавшиеся — их не надо было кормить и давать образование до 20 лет. Многие даже переходили границу нелегально через перевалы в Пиренеях, и, когда весной таял снег, их трупы находили собаки пастухов.
Иммигранты оказали благоприятное влияние на французскую экономику. Чем ниже заработная плата, тем выше прибыли. К тому же приезжие иностранцы были выгодны еще и потому, что отчаянно нуждались в заработке и, следовательно, были послушны. Им можно было платить жалкие гроши, и они все равно не бастовали. Их можно было даже использовать для срыва забастовок собственных рабочих-французов, то есть, в сущности, для раскола рабочего движения, превратив рабочую солидарность в фарс. Правда, они становятся менее привлекательными, когда освоятся, выучат язык, начинают требовать большей зарплаты и лучших жилищных условий. Но и тут есть выход: если они набираются левых взглядов, их можно объявить подрывными элементами и бросить против них полицию.
