Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1980 год
Элисео Рольдану повезло: его наняли на два месяца «боем» в шикарный отель, и он не пошел с родителями на сафру. Мальчишку выбрали среди других чанго (Чанго — бедняки скотоводы северных районов Аргентины.) потому, что он хоть с трудом, но умел читать. По воскресеньям в церкви падре Доминго учил его грамоте и закону божьему.
Элисео поднимали с рассветом. Он вставал со шкуры викуньи, которую стелил себе на полу кухни возле теплой плиты, и на эту же шкуру он возвращался поздней ночью, после того как заканчивал уборку помещений. На пищу Элисео не жаловался — его кормили остатками из ресторана отеля. Иногда по вечерам, из жалости, по забывчивости, Рольдана оставляли в покое. Тогда он садился в углу, подальше от глаз — а главным образом, от рук старших слуг — и слушал голоса веселящихся туристов...
Элисео выходил на дорогу каждый день, пока не подул зимний колючий западный ветер. Голубые вершины величественных гор спрятались в туман. Его родители не вернулись, как не возвращались сотни других. Никто не знал, что с ними случилось, и никто не наводил справок: на все божья воля...
Элисео попытался устроиться на рудник — там нужны были крепкие парни. Капатас — бригадир, — скользнув глазами по его щупленькой фигурке, усмехнулся:
— Тебе, чангито, сначала подрасти нужно. Ты же вагонетку с места не сдвинешь. Впрочем, иди попробуй...
Вагонетку Рольдан сдвинул, даже прокатил метров двадцать, на большее сил не хватило... Другой работы не было.
В лачуге было холодно и пусто. Он собрал всю одежду — и свою и отцовскую. Оделся в то, что поцелее, притворил за собой дощатую дверь, вышел на улочку. Дорога привела его к железнодорожной станции.
Куда поехать, Элисео не знал. Он ходил по перрону и прислушивался к разговорам толпившихся там людей: почти все они ехали в Буэнос-Айрес. Кто-то ссылался на устное приглашение; кто-то — на письмо знакомого, и все верили, что в столице работа наверняка найдется.
Элисео купил самый дешевый билет, устроился на полу в уголке деревянного станционного строения и стал ждать поезда Ла-Пас — Буэнос-Айрес...
Пласа Конститусьон бурлила. Людское море несло Элисео как соломинку. Широко раскрытыми глазами он всматривался в лица возбужденных людей и никак не мог понять, зачем же они здесь собрались. Потом на трибуне появился оратор. Толпа сразу притихла, застыла. Рольдан стоял неподалеку от трибуны и хорошо видел высокого лобастого человека с бледным, словно напудренным, лицом. Мужчина начал говорить. Элисео вслушался и замер: откуда он, этот чужой человек, знает о судьбе чанго? Почему он так подробно рассказывает о детях его родной провинции — о девочках с не по-детски мудрыми глазами и мальчиках с непомерно большими — от тяжелой работы — кистями рук?
Человек на трибуне закончил свою речь так:
— Лучшую жизнь нам никто не принесет на подносе. Мы должны бороться за нее, как боролись наши русские братья, которых возглавил Ленин...
Элисео повернулся к соседу:
— Кто это говорит?
— Родольфо Гиольди (Родольфо Гиольди — член исполкома ЦК Компартии Аргентины, один из основателей и руководителей КПА.).
— А Ленин кто?
— Да ты что, с Луны свалился?!
Кто-то засмеялся. К Элисео протиснулся смуглолицый человек с черными пышными усами.
— Тихо, вы! Веселого мало. Разве вы не видите, что компаньеро из провинции? Как тебя зовут, дружище?
— Элисео, сеньор.
— Какой я тебе сеньор? Ну-ка, держись около меня...
Элисео хотел поблагодарить человека, назвавшего его «компаньеро» — товарищем, но тот повернулся к трибуне, и Элисео увидел перед собой его широкую, чуть сутулую спину. Вдруг площадь взорвалась тысячеголосым криком. Толпа дрогнула, и людское море неудержимо понесло Элисео. Но он уже не чувствовал себя одиноким, глаз не сводил с синей куртки черноусого компаньеро.
Митинг закончился перед зданием американского посольства. На этот раз обошлось без инцидентов. Конная полиция ограничилась патрулированием улиц, по которым следовала демонстрация, танки остались в гарнизоне. Надевшая маску демократии реакция не решилась выступить открыто против рабочих накануне президентских выборов.
Семья рабочего-металлиста Педро — так звали человека с черными пышными усами — приютила Элисео. Ему отвели угол в крохотной комнатке, и, когда бы Элисео ни возвращался, его ждала заботливо оставленная еда. Он сменил прохудившиеся сандалии на туфли, которые купил ему Педро.
Наконец ему нашли работу. Представили капатасу, и Элисео, последовав за бригадиром, очутился среди машин и механизмов.
Однажды вечером сын Педро отвез его на южную окраину города. На запыленной улице они нашли небольшой домик. Открыли без стука дверь. Маленькая пристройка, тесная комната, за столом — худой, усталый молодой человек. Элисео за всю жизнь не видел столько книг разом, сколько их было здесь. Ими был завален стол, аккуратными стопками книги лежали на полу.
Армандо Гарсиа, новый товарищ Элисео, был молчалив и сосредоточен. Он рассеянно жевал галеты и проглатывал бесчисленные чашечки мате, не отрываясь от чтения. Одни книги Армандо просто листал, изредка останавливаясь на отдельных страницах. В других он по нескольку раз перечитывал одни и те же места, а потом, бывало, сорвавшись со стула, возбужденно ходил по комнате. Элисео чувствовал, что в этих книгах таилась большая, непонятная ему сила.
Порой Армандо надолго исчезал. После одной из таких отлучек он вернулся встревоженный, лихорадочно начал отбирать книги.
— Ажудаме, че! — Помоги, друг!
Они спрятали часть книг под досками сарая и остаток ночи провели не раздеваясь и не включая света. Но скоро тревога миновала, книги вернулись в каморку. Только теперь Гарсиа более тщательно замаскировал эту стопку медицинскими справочниками: все же он студент-медик. Однажды, когда Армандо не было дома, Элисео взял книжку, что лежала отдельно от других. Водя пальцем по шероховатой обложке, Элисео прочитал по буквам: «Государство и революция». В, И. Ленин».
Ленин! Он же слышал эту фамилию там, на площади... Элисео раскрыл книгу и увидел фотографию человека. Вернее, он увидел глаза: они смотрели на Элисео в упор, вопрошающие, пытливые. С трудом оторвав взгляд от снимка, Элисео стал читать. Смысл ускользал. Еще раз посмотрев на фотографию, Рольдан осторожно положил книгу на прежнее место.
Вечером, улучив момент, когда Армандо оторвался от чтения, он задал вопрос, который целый день не отпускал его:
— Армандо, че, кто такой Ленин?
— Ленин — вождь пролетариата. — Подперев подбородок руками, Армандо пристально смотрел на Элисео. — А вот ты... Кто ты такой, Элисео?
— Я? Я никто...
Многое из того, что теперь пояснял ему Армандо, находило подтверждение в жизни. Вчера они говорили о провокаторах, и Элисео вспомнил людей, при приближении которых его товарищи по работе умолкали.
Армандо Гарсиа сказал, что надо учиться дальше. Элисео поступил в вечернюю школу. А через полгода на заводских выборах рабочих делегатов в Союз металлистов Аргентины его кандидатуру назвал Педро, От имени рабочих-коммунистов...
В 1976 году в Аргентине пришла к власти военная хунта под руководством генерал-лейтенанта Хорхе Рафаэля Виделы, и в последующие годы внутренняя реакция, при открытой поддержке империалистических кругов США, всеми силами стремилась лишить народ демократических завоеваний. Политические партии лишились конституционной защиты. Компартия Аргентины была практически объявлена вне закона. Деятельность Всеобщей конфедерации труда приостановлена, забастовки запрещены.
В создавшейся обстановке все, что оставалось рабочим, — это сплотиться вокруг своих руководящих органов. Но единение — нелегкое дело. Годы кажущегося благополучия, демагогические выходки профсоюзных лидеров притупили бдительность части пролетариата. И к тому же левацкие элементы играли на руку реакции: своими экстремистскими, часто провокационными действиями они способствовали нарастанию террора и репрессий в стране. Сознательная часть аргентинского пролетариата встала на путь упорной подпольной борьбы.
Элисео знал уже, до каких страшных последствий доводят раздоры внутри рабочего движения, с болью вспоминал он товарищей, павших жертвами провокаций или внесенных в списки пропавших без вести. И все же нелегко было понять, почему, если правда на его стороне, он порой проигрывал в спорах с демагогами, политиканами, крайними националистами.
Так было совсем недавно, когда на его заводе вспыхнула забастовка, спровоцированная экстремистами. Накануне он — в числе рабочих-коммунистов — доказывал, что стачка лишь на одном заводе ни к чему не приведет. Элисео обращал внимание рабочих на усиленные патрули, не покидавшие район завода. Слова «провокация» он тогда не произнес. И ему пришлось пожалеть об этом: на собрании его упрекнули в трусости. И вот неделю спустя он увидел окровавленные тела рабочих под копытами полицейских лошадей...
