Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 04
Что делать?
Это — главный вопрос в борьбе за сохранение российской государственности. Не вторгаясь в сферу деятельности правоохранительных органов, выделю следующие, на мой взгляд, неотложные меры.
1. Во внешней политике:
— определиться со своей геополитической моделью поведения, поставив во главу угла принципы справедливости, соблюдение норм международного права, противодействие агрессии во всех формах её проявления, поддержку суверенитета государств против иностранного вмешательства во внутренние дела;
— вступать в союзнические отношения на базе совпадающих долгосрочных стратегических интересов, а не по конъюнктурным соображениям властной элиты;
— всей мощью государства, потенциалом российского общества защищать своих граждан, где бы они ни находились (в Абхазии, Приднестровье, Южной Осетии или в Катаре), а также национальные интересы.
2. Во внутренней политике:
— развернуть её в сторону восстановления духовности, русской традиции, православия, традиционного ислама, русской культуры, державности. Осмыслить наконец слова великого историка В. О. Ключевского: «Конец русскому государству будет тогда, когда разрушатся наши нравственные основы, когда погаснут лампады над гробницей Сергия Преподобного и закроются врата его лавры»;
— сформировать новую элиту России, которая на деле может решить неотложные государственные задачи и для которой жизненное кредо составляет служение Отечеству, а критерием нравственности выступает святость;
— самым решительным образом очиститься от безнравственности во власти и её носителей, ибо безнравственная власть рождает безнравственную политику, безнравственную экономику, бескультурье, цинизм и террор. Метко сказал французский философ Ж. Бодрийяр: «Террористические акты дают увеличенное зеркальное отражение самой власти»;
— образовать центр стратегического анализа, в котором сосредоточить лучшие умы России (а не экспертов многочисленных зарубежных центров, фондов и т. д.) для объективного исследования мировой и внутрироссийской ситуации и разработки «Стратегии развития Российского государства».
В основу «Стратегии» целесообразно положить два начала:
а) духовно-нравственное — во имя чего, каких ценностей и целей будут развиваться государство и общество;
б) социально-политическое — какой социальный слой будет ведущим субъектом в определении моделей политики, экономики, образования, науки, культуры.
Решение этих задач важно как для сохранения Российского государства и его возрождения, так и для противодействия губительным глобализационным процессам. Значительная часть мирового сообщества смотрит на Россию не только с сожалением, но и с надеждой. И это тоже потенциал в пользу возрождения нашего Отечества.
Сергей Кара-Мурза
ВОССТАНАВЛИВАЯ ИСТОРИЧЕСКУЮ ПАМЯТЬ: КОРНИ СОВЕТСКОГО СТРОЯ
Россия переживает тяжелый кризис (ряд зарубежных ученых даже считает его самым длительным и самым глубоким в Новой истории). Этот кризис иногда называют системным. Это значит, что происходит распад или деформация всех главных систем жизнеустройства страны. Это — цивилизационный слом, когда массы людей ставят под сомнение все устои общества и принципы бытия, теряют систему координат для различения добра и зла, для осознания своих интересов, меру для оценки явлений и способность предвидеть будущее.
Те, кто обладают мужеством и силами для того, чтобы хладнокровно задуматься над состоянием дел, неизбежно обращаются за аналогиями и уроками к опыту предыдущего системного кризиса России подобного масштаба — катастрофе начала XX века. Тогда Россия, вынужденная одновременно «догонять капитализм и убегать от него», попала в историческую ловушку. Импорт западного капитализма втягивал Россию в периферию мировой капиталистической системы, финансы и промышленность попали под контроль иностранного капитала, анклавы которого были окружены морем нищающего крестьянства.
Составляя около 85 % населения, крестьянство стало внутренней колонией для обеспечения ресурсами этих анклавов, и произошел «секторный разрыв» — промышленность и сельское хозяйство не соединились в единое народное хозяйство. Промышленность не вбирала избыток сельского населения и в свою очередь не обеспечивала село машинами из-за крайней бедности крестьян. Возможность модернизации деревни была блокирована, земледелие не могло перейти от трехполья к более продуктивным многопольным севооборотам, а отсутствие удобрений и острая нехватка пастбищ и скота вели к снижению отдачи от трудовых усилий. Происходила архаизация и пауперизация хозяйственного уклада, в котором проживало большинство населения страны.
Когда наша интеллигенция сравнивает Россию с Западом, она чудесным образом забывает о том, что благодаря прекрасным почвенно-климатическим условиям, а затем наличию колоний и ранней индустриализации (разрешивших проблему «аграрного перенаселения») сельское хозяйство Запада накопило такие средства для модернизации, о которых и речи не могло идти в России — вплоть до середины 30-х годов XX века.
Урожаи зерновых с XIII-го по XIX век выросли в Западной Европе от сам-пять до сам-десять. Какие же урожаи были в России? На пороге XIX века средний урожай зерновых был сам-2,4! В четыре раза ниже, чем в Западной Европе. Надо вдуматься и понять, что эта разница, из которой и складывалось «собственное» богатство Запада (то есть полученное не в колониях, а на своей земле), накапливалась год за годом в течение тысячи лет. И даже больше. Величина этого преимущества с трудом поддается измерению.
Средства из крестьянства как «внутренней колонии» государство выжимало налогами и податями. Бывшие помещичьи крестьяне платили из своего дохода с сельского хозяйства в среднем 198,25 % (в Новгородской губернии 180 %). Таким образом, они отдавали правительству не только весь свой доход с земли, но почти столько же из заработков за другие работы. При малых наделах крестьяне, выкупившие свои наделы, платили 275 % дохода, полученного с земли!
Поскольку крестьяне составляли подавляющее большинство населения России, эти высокие налоги, дополняемые косвенными налогами на продажи предметов первой необходимости, даже при низкой доходности крестьянского хозяйства стали важнейшим источником средств для финансирования индустриализации, создания анклавов капиталистического хозяйства.
Надо подчеркнуть вещь, которая с трудом укладывается в наше «прогрессистское» сознание: такое важное, принесенное капитализмом техническое средство, как железные дороги, вело к разорению крестьянского хозяйства и к резкому ухудшению материального положения крестьян. Виднейший специалист в области хлебной торговли П. И. Лященко писал: «Железные дороги вместо того, чтобы служить клапаном, вывозящим избыток, стали постепенно служить способом для более легкого и полного выжимания из хозяйства последнего пуда хлеба, последней копейки».
Цена, которую платили крестьяне помещикам за аренду земли, была столь высока, что сегодня невозможно объяснить читателям (даже в личных разговорах), как же такое могло быть. По данным помещичьих местных комитетов, созданных С. Ю. Витте, перед 1905 г. крестьяне 49 европейских губерний ежегодно выплачивали помещикам за аренду 315 млн рублей, то есть в среднем по 25 руб. на двор (все годовое пропитание крестьянина обходилось примерно в 20 рублей). А. В. Чаянов в книге «Теория крестьянского хозяйства» (1923) пишет: «Многочисленные исследования русских аренд и цен на землю установили теоретически выясненный нами случай в огромном количестве районов и с несомненной ясностью показали, что русский крестьянин перенаселенных губерний платил до войны аренду выше всего чистого дохода земледельческого предприятия».
Расхождения между доходом от хозяйства и арендной платой у крестьян были очень велики. А. В. Чаянов приводит данные за 1904 г. по Воронежской губернии. В среднем по всей губернии арендная плата за десятину озимого клина составляла 16,8 руб., а чистая доходность одной десятины озимого при экономичном посеве была 5,3 руб. В некоторых уездах разница была еще больше. Так, в Коротоякском уезде средняя арендная плата была 19,4 руб., а чистая доходность десятины 2,7 руб. Разница колоссальна — 16,6 руб. с десятины, в семь (!) раз больше чистого дохода.
Понятно, что в этих условиях ни о каком капитализме речи и быть не могло. Организация хозяйства могла быть только крепостной, общинной, а затем колхозно-совхозной. Реформа Столыпина была обречена на неудачу по причине непреодолимых объективных ограничений. Как, впрочем, и нынешняя попытка «фермеризации».