Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 08
По-видимому, главным призванием Николая Ивановича Билевича было именно педагогическое поприще. Однако помимо преподавательской деятельности Билевич, подобно своим школьным друзьям, Гоголю, Прокоповичу, Кукольнику, Гребенке, в свою очередь пробовал — и не раз — свои силы в литературе. Интерес к писательству у него, как и у Гоголя, зародился еще в Нежине, где он начал писать стихи. В Москве он познакомился «с некоторыми из издателей журналов, причем всех ближе сошелся с Полевым, племянникам которого давал уроки, и с Надеждиным, чей „Телескоп“ снабжал переводами статей из разных иностранных изданий… был введен в дом Киреевского…». По преданию, на литературных вечерах он встречал А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Н. Я. Языкова. Знаком он был с М. Н. Загоскиным, А. Ф. Вельтманом, Федором Глинкой.
В 1833 году, спустя три года после приезда Билевича в Москву, вышел в свет его первый литературный опыт: сборник сатирических статей под заглавием «Картинная галерея светской жизни, или Нравы XIX столетия» (Соч. Н. Б. 2 ч. М., 1833). А к тому времени, когда Билевич учил братьев Достоевских в пансионе Чермака, появилась его новая книга. Подобно Гоголю, написавшему «Вечера на хуторе близ Диканьки», Николай Билевич издал сборник повестей «Святочные вечера, или Рассказы моей тетушки» (2 ч. М., 1836; 2-е изд. СПб., 1839). Об этом сборнике положительно отозвались в 1836 году и О. И. Сенковский, и В. Г. Белинский. Сенковский увидел в книге «ум, шутку, проблеск чувства и воображения, что всего лучше, что-то русское, национальное, что-то слышанное вами в народе!»; а Белинский прямо советовал «автору обратить внимание на свой талант». Несомненно, братья Достоевские должны были знать об этих откликах критиков на произведение своего любимого учителя.
Кроме того, перу Билевича принадлежат еще несколько литературных произведений: сказка «Журавль» (1846), «Сказка об Иване-Богатыре» (1847), повести «Мечты и существенность» (1849), «Петр Иванович Короткоушкин» (1853), а также статьи «О преподавании русского языка и словесности» (1846), «Несколько слов об историческом значении Петровского-Разумовского» (1846); «Пребывание Карамзина в Москве» (1847), «Николай Иванович Новиков» (1847), «Русские писательницы XVIII века» (1847), «Русские писательницы XIX века» (1847), «О цели и сущности гимназического образования» (1848), «Коренная ярмарка в Курске» (1854).
Словом, литературные занятия играли весьма существенную роль в жизни наставника юного Достоевского. Говоря иначе, Билевич был вполне профессиональным литератором.
И тем не менее все это еще только «внешняя канва», которая хотя и свидетельствует, что Билевич был незаурядным, щедро одаренным человеком, однако мало объясняет, чем же так поразил в 1836 году юного Достоевского Билевич — и какую роль в этом сыграл гоголевский «Тарас Бульба».
Одной из отличительных черт нежинцев, как, впрочем, и многих других воспитанников гимназий и университетов той эпохи, было замечательное знание истории — русской и европейской. Таким знанием обладал и Билевич, который преподавал своим питомцам не только словесность, но часто выступал в роли учителя истории. Напомним, кстати, что и Гоголь в Патриотическом институте и в университете преподавал вовсе не литературу, а именно историю.
В конце 1830-х годов Билевичу было даже поручено составление учебника по всемирной истории, из которого первая часть — «Древняя история» — была им написана (к сожалению, заказчик умер, и издание так и не увидело свет). По словам биографа, этот учебник Билевич составлял, «пользуясь советами и замечаниями» еще одного из своих нежинских однокашников, Петра Григорьевича Редкина — к тому времени профессора права Московского университета, личности тоже небезызвестной в ученом мире.
Таким знанием истории и Билевич, и Редкин, и Гоголь опять-таки были обязаны Нежинской гимназии. Благодаря основательной постановке здесь дела преподавания истории в 1824 году среди учеников составилось даже «историческое общество под председательством старших воспитанников… Редкина и Любича-Романовича. Со всею смелостию детского возраста принялись пять или шесть воспитанников составлять полную всемирную историю в огромном размере»; «В свободное от классных занятий время… <П. Г. Редкин> вместе с другими тремя товарищами — Базили, Кукольником и Тарновским — предпринял огромный труд: возможно полное сокращение всеобщей истории, изданной обществом английских ученых и состоящей из нескольких десятков квартантов».
Истории придавали — во всяком случае в первой половине ХIХ века — весьма важное значение. Ее изучение было тесно связано с теми задачами, которые ставились перед воспитателями юношества тогдашним правительством. «В народном воспитании преподавание Истории есть дело Государственное», — писал, в частности, по этому поводу будущий министр народного просвещения Сергей Семенович Уваров в 1813 году (в то время попечитель Санкт-Петербургского учебного округа). Василий Андреевич Жуковский, назначенный в 1826 году воспитателем наследника Александра Николаевича, будущего императора, в свою очередь отмечал: «Сокровищница просвещения царского есть история, наставляющая опытами прошедшего, ими объясняющая настоящее и предсказывающая будущее. Она знакомит государя с нуждами его страны и его века. Она должна быть главною наукою наследника престола».
Надо вспомнить и о тех начинаниях правительства, которые относятся как раз ко времени поступления братьев Достоевских в пансион Чермака. Как известно, еще в 1832 году в России по инициативе императора Николая Павловича в качестве основ народного образования были провозглашены начала православия, самодержавия и народности. Историк Николай Барсуков позднее указывал: «В 1832 году, после великих бедствий, испытанных Россиею в течение последних лет и от губительных войн, и от междоусобной брани, и от моровой язвы… последовало обретение честных мощей иже во Святых отца нашего Митрофана, первого епископа Воронежского… Живый дух правыя веры и благочестия внушил Помазаннику Божию поставить во главу угла воспитания Русского юношества Православие, Самодержавие и Народность; а провозгласителем этого великого символа нашей Русской жизни — избрать мужа, стоявшего во всеоружии Европейского знания. 21 апреля 1832 года воспоследовал Высочайший указ Правительствующему Сенату, „о бытии президенту Императорской Академии Наук тайному советнику Уварову товарищем Министра Народного Просвещения“».
Принципы православия, самодержавия и народности, которым следовал еще в 1820-х годах в своей деятельности на посту министра народного просвещения адмирал А. С. Шишков, были заявлены в 1832 году С. С. Уваровым в его «Отчете по обозрению Московского университета» — и еще раз подчеркнуты им в обращении 1833 года к попечителям учебных округов при вступлении в должность управляющего министерством. Последнее обращение нового главы министерства было напечатано в 1834 году в первом номере основанного Уваровым издания — «Журнала Министерства Народного Просвещения».
Исследователями гоголевского творчества доныне не было обращено внимания на то, что именно Гоголь (вместе с близкими его друзьями — Петром Александровичем Плетневым, Василием Андреевичем Жуковским, Михаилом Петровичем Погодиным, Михаилом Александровичем Максимовичем, Степаном Петровичем Шевыревым, однокашником Константином Михайловичем Базили) стал одним из первых сотрудников Уварова. Результатом этого сотрудничества и явилось поступление Гоголя в 1834 году адъюнкт-профессором на кафедру всеобщей истории Петербургского университета, а кроме того, публикация писателем в том же 1834 году в журнале Уварова четырех статей, тесно связанных с замыслом «Тараса Бульбы».
На замысел «Тараса Бульбы», помимо собственно истории запорожского казачества, оказали, таким образом, влияние и польское восстание 1830–1831 годов, и Отечественная война 1812 года, и начинание императора, проводимое Уваровым в жизнь с начала 1830-х годов. В этом смысле «Тарас Бульба» — как органическое единство истории и литературы, как историческое сочинение, тесно связанное с современностью, — произведение безусловно «знаковое». Сам Гоголь признавался, что у него «не было влеченья к прошедшему» и что предметом его творчества всегда была «современность в ее нынешнем быту». «Прошедшее же и отдаленное возлюбляется по мере его надобности в настоящем», — пояснял Гоголь. Собственно говоря, «Тарас Бульба» — это преобразовательное, «притчеобразное» (в понимании самого Гоголя) произведение о России как единственной свободной державе в мире, исповедующей православие.
Многое теперь начинает проясняться. Как раз в то время, когда министром народного просвещения Уваровым было официально провозглашено следование началам православия, самодержавия, народности, Николай Иванович Билевич, один из проводников на ниве просвещения заявленной Уваровым программы, читает юному Достоевскому и его брату гоголевского «Тараса Бульбу».
