Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1970 год
Вездеход съезжает в ложбину, огороженную большими щитами, чтобы раскоп не так заносило пылью. Я спрыгиваю на землю третьим, вслед за Мартой и Долинским. Щиты мало помогают — пыли за ночь намело по колено. Джерасси уже тащит хобот пылесоса, забрасывает его в раскоп, и тот, будто живой, принимается ползать по земле, пожирая пыль.
Вести здесь археологические работы — безумие. Пылевые бури способны за три дня засыпать небоскреб, следа не останется. А за следующие три дня они могут вырыть вокруг него стометровую яму. Бури приносят также сажу и частицы древесного угля от бесконечных лесных пожаров, что бушуют за болотами. Мы не смогли пока датировать ни единого камня. Мы так и не знаем, кто и когда построил это поселение, кто жил в нем. Мы не знаем, что случилось с обитателями этой планеты, куда они делись, отчего вымерли. И мы ждем, пока пылесос очистит раскоп, потом спустимся туда, вооружимся скребками и кисточками и будем пялить глаза в поисках кости, обломка горшка, шестеренки или, на худой конец, какой-нибудь органики.
— Они основательно строили, — говорит Джерасси. — Видно, бури и тогда им мешали жить.
В раскопе вчера обнажилась скальная порода — фундамент здания или зданий, которые мы копали, врезался в скалу.
— Они очень давно ушли отсюда, — сказала Марта. — Если переворошить пустыню, мы отыщем и другие строения. Или их следы.
— Надо было бы получше проверить горы за болотом, — говорю я. — Здесь мы ничего так и не найдем.
— Но мачта, — сказал Джерасси.
— И пирамида, — сказала Марта.
Мачту мы увидели еще при первом облете. Но ее унесло очередной бурей раньше, чем мы сюда добрались. И схоронило в недрах пустыни. Пирамидку мы откопали. Если бы не было пирамидки, мы не стали бы третью неделю подряд барахтаться в раскопе. Метровая пирамидка стоит перед нами, шероховатая, влившаяся в скалу и будто выросшая из нее. Пирамидку мы обязательно возьмем с собой. Остальные находки — обломки обтесанного камня и рубцы на скалах. Ни надписей, ни металла...
— В горах жить было нельзя. Скалы как терка, воды нет и не было.
Джерасси опять прав. Не проживешь ни в болотах, по которым плавают, сплетя корни, кущи колючих кустов, ни в горах, таких, что к ним не подберешься. И океан. В нем лишь самые примитивные формы жизни. Жизнь ушла куда-то отсюда. Может, погибла.
Мы спускаемся в раскоп. Рядом со мной Долинский.
— Пора домой, — говорит он, отслаивая ножом породу. — Тебе хочется?
— Хочется, — говорю я.
— А я не знаю. Я стал летучим голландцем. Кто нас ждет?
— Ты знал, на что идешь, — отвечаю я.
— Я знал. Когда мы улетали, то были первыми, были героями. А что может быть печальнее, чем образ забытого героя? Все заняты своими делами, а он ходит по улицам и пристает к прохожим: «Вы меня случайно не помните?» — «Нет, не помним». Представляешь, насколько изменится мир за двести лет? Тредиаковские и моторельс... Рип Ван Винкль и атомный котел...
— Смотри, по-моему, металл, — говорю я.
Долинский сдал. Мы все сдали. Мы все жили эти годы целью, что была в конце пути. Планетной системой, которую никто до нас не видел, звездными течениями, тайнами великих открытий. Мы достигли планетной системы. За это время на Земле прошло сто лет. Шесть лет наши открытия и находки откладывались миллионами символов, цифр и формул в ячейках Мозга, на складах и в лабораторных шкафах. Весь последний год мы метались по планетной системе, спешили, спешили, спешили, высаживались на мертвых астероидах и приближались к ядовитым планетам, тормозили, набирали скорость, понимали, что неотвратимо приближается время повернуть домой, ждали и боялись этого момента, потому что елка была уже убрана игрушками, праздник был в самом разгаре, подарки розданы, — оставалось проводить гостей и заняться мытьем посуды, уборкой, пора было снимать с елки стеклянные шары и прятать их в шкаф. И мы понимали, что праздник не оправдал ожиданий. Все было как положено, но Дед Мороз не пришел. Сенсаций не было.
К последней планете мы подлетели, когда до возвращения оставался месяц. Большего она, казалось бы, и не заслуживала. Почти мертвая планета. И здесь мы нашли следы разумных существ. Мы были первыми людьми Земли, кто обнаружил наконец реальные следы разумных существ. И в промежутках между ливнями и пыльными бурями мы вгрызались в песок и скалы, рылись в пыли, чтобы узнать все, что можно, об этой разумной жизни. И вот послезавтра старт. И пять лет обратного пути.
Тяжелый матовый шарик размером с лесной орех лежал у меня на ладони. Он не окислился. Он был очевиден, как песок, как скалы, как туча, нависшая над нами.
— Джерасси! — крикнул я. — Шарик.
— Что?
Поднимающийся ветер относил слова в сторону.
— Какой шарик?
Заряд пыли обрушился на нас сверху.
— Переждем? — спросила Марта, подхватив шарик. — Тяжелый...
— К вездеходу, — сказал по рации капитан. — Большая буря.
— Может, мы ее переждем здесь? — спросил Долинский. — Мы только что нашли шарик. Металлический.
— Возвращайтесь к вездеходу. Большая буря.
— Погоди, — сказал Джерасси. — Если в самом деле большая буря, то лучше нам забрать пирамидку. Ее может так засыпать, что за завтрашний день не раскопаем. Й придется улетать с пустыми руками.
— Не раскопаем — оставим здесь, — сказал капитан. — Она снята нами, обмерена... А то вас самих засыплет. Раскапывай тогда...
Долинский засмеялся.
— Мы будем держаться за находки. Нас не унесет.
Новый заряд пыли обрушился на нас. Джерасси сказал:
— Взялись за пирамидку? Мы согласились.
— Долинский, подгони сюда вездеход. Там все готово.
Вездеход был снабжен подъемником.
— Приказываю немедленно вернуться на корабль, — сказал капитан.
— А где геологи? — спросил Джерасси.
— Уже возвращаются.
— Но мы не можем оставить здесь эту пирамидку.
— Завтра вернетесь.
— Буря обычно продолжается два-три дня.
Говоря так, Джерасси накинул на пирамидку петлю троса. Я взялся за резак, чтобы отпилить лучом основание пирамидки. Резак зажужжал, и камень покраснел, затрещал, борясь с лучом, сопротивляясь ему.
Туча — такой черной я еще не видал — нависла прямо над нами, и стало темно, пыль взлетала облаками, ветер норовил утянуть вверх, закрутить в смерче. Я оттолкнул Марту, которая принялась было помогать мне, крикнул ей, чтобы пряталась в вездеходе. Ветер налетел сзади, чуть не повалил меня, резак дернулся в руке и прочертил по боку пирамидки алую царапину.
— Держись! — крикнул Джерасси. — Немного осталось!
Пирамидка не поддавалась. Успела ли Марта спрятаться в вездеходе? Там, наверху, скорость ветра несусветная. Трос натянулся. По рации что-то сердитое кричал капитан.
— Может, оставим, в самом деле?
Джерасси стоял рядом, прижавшись спиной к стенке раскопа. Глаза у него были отчаянные.
— Дай резак!
— Сам!
Пирамидка неожиданно вскрикнула, как вскрикивает срубленное дерево, отрываясь от пня, и маятником взвилась в воздух. Маятник метнулся к противоположной стенке раскопа, разметал пластиковые щиты и полетел к нам, чтобы размозжить нас в лепешку. Мы еле успели отпрыгнуть. Пирамидка врезалась в стену, взвилось облако пыли, и я потерял из виду Джерасси. Любой ценой выскочить из ловушки, из ямы, в которой бесчинствовал, метался маятник, круша все, стараясь вырваться из объятий троса.
Ветер подхватил меня и понес, словно сухой лист, по песку, я старался уцепиться за песок, и песок ускользал между пальцев, я даже успел подумать, что чем-то похож на корабль, несущийся на скалы, якоря которого лишь чиркают по дну и никак не могут вонзиться в грунт. Я боялся потерять сознание от толчков и ударов, мне казалось, что тогда я стану еще беззащитнее, тогда меня будет нести до самых болот и никто никогда меня не отыщет.
Меня спасла скала, обломком зуба вылезавшая из песка. Ветер приподнял меня, оторвал от земли, словно хотел забросить в облака, и тут эта скала встала на пути, подставила острый край, и я потерял сознание.
Я пришел в себя. Было темно и тихо. Песок, схоронивший меня, сдавливал грудь, сжимал ноги, и стало страшно. Смерть в этой могиле представилась мне настолько ясно, что меня охватила судорога, тело без приказания мозга рванулось кверху... и ничего не случилось. Я был заживо погребен.
«Теперь спокойно, — сказал я себе. — Теперь спокойно».
— «Спартак», — сказал я вслух. — «Спартак».
Рация молчала. Рация была разбита. Что ж, мне повезло, сказал я. Могло разбить маску, и я бы задохся. Пошевелил пальцами. Прошла минута, две, вечность, и я убедился, что могу двинуть правой рукой. Еще вечность — и я нащупал рукой край скалы.
И когда я понял, что все-таки выбрался на поверхность, когда ушла, пропала паника первых мгновений, вернулось все остальное.
