Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08
Владик чувствует, как мурашки волной прокатываются по его телу от затылка до щиколоток. Дыхание задерживается: серый, заполненный ночными тенями воздух становится плотным, почти твердым. Дышать им нельзя. Как бы ему этого ни хотелось, но он не может сделать ни единого движения вперед или назад. И он задыхается, задыхается!..
Сделав усилие, Владик все-таки втянул в себя глоток воздуха. Вдох получился хриплый, сдавленный, и он проснулся от этого звука. И почувствовал неизъяснимое блаженство от осознания того, что все это было только сном. Он открыл глаза… И чуть было не закричал: из темноты на него смотрели два больших желтых глаза.
Хеза! Вот это кто. Сердце в груди Владика билось бешено.
— Ну, ты даешь, — сказал он вслух, садясь на кровати и надеясь звуком собственного голоса отогнать страх. Но голос был каким-то чужим. Владик включил ночник. Глаза у Хезы сразу потускнели, и ничего угрожающего в ней не осталось. — Да-а… — протянул он. — Ужас. Просто «Ночной Дозор» какой-то.
Сходив в туалет, Владик вернулся в спальню и решительно подошел к столу.
— Ты уж меня прости, — сказал он, накрывая клетку полотенцем. — И вообще. Спать пора.
Он снова лег и погасил свет. Но мысль о «Ночном Дозоре» вызвала цепочку ассоциаций: Меньшов — вампиры, вампиры — кровь, кровь — банка… Что-то в этом было не страшное, а наоборот — важное и полезное. Банка с кровью. Банк крови… Доноры!
Вот! Где-то он слышал или читал, что доноров именно сейчас освобождают от сборов офицеров запаса. Вроде бы министерство здравоохранения заключило экстренный договор с министерством обороны. В связи с каким-то терактом. Надо позвонить… Нет, надо сперва кровь сдать, а потом уже звонить.
…Как ни удивительно, все оказалось именно так. На работе его сегодня не ждали, но и в военкомат он не пошел, а двинулся вместо этого на станцию переливания крови. А потом, уже оттуда, позвонил. Сначала дежурный на том конце провода говорил с ним возмущенно, потом — безразлично.
Возмущенно: «Товарищ лейтенант, где вы находитесь?! Ваша команда уже давно здесь и готовится к отправке… Мы вышлем за вами дежурную машину…». А потом: «Ах, вот как? Да. Только справку завезите. Пожалуйста, завезите её сегодня, нам для отчетности…».
Домой Владик примчался в самом радостном настроении, а когда обнаружил, что тарелочка в клетке Хезы пуста, развеселился окончательно. Теперь известно, что она, как минимум, жрет овсянку, а значит, можно не носить ее специалистам.
— Молодец! — похвалил он животное. — Ешь, значит, выдаешь обратно. За что большое тебе человеческое спасибо. От «Прокофьева» и от меня лично. Так… — это он разговаривал уже с собой. — Но ведь то, что я остался дома, открывает передо мной невиданные горизонты. Сегодня у Алёны день рождения. Правда, она меня не приглашала, но ведь это потому, что знала: меня не будет в городе…
Во всяком случае, ему хотелось в это верить. Хотелось верить, что ее: «А жалко…» — было искренним. Он знал, в какой кабак идет сегодня чуть ли не весь отдел, но, наверное, будет правильнее позвонить и предупредить. Мало ли что: может, там число мест ограничено… Да нет, чепуха. Что ему — места не найдут? Но народ сдавал деньги, и там уже, наверное, заказано на определенное количество гостей… Тоже ерунда. На месте разберусь и расплачусь.
— Но так невежливо! — сказал он вслух. — Предупреждать надо.
«Но тогда не получится сюрприз», — возразил он себе мысленно.
А он кому-то нужен — сюрприз?…
Звонить или не звонить? Владик пошарил в кармане в поисках монетки, чтобы кинуть ее на «орел-решку». Монеты не нашлось. Владик снял с полки все тот же кляссер и вынул из него трешник пятьдесят седьмого года. Не слишком дорогой. Баксов за десять. «Орел — звонить», — загадал Владик. Опасливо глянув на Хезу, он торжественно произнёс:
— Звонить или не звонить! — и подкинул монетку щелчком большого пальца.
Трешник, быстро кувыркаясь, подлетел к потолку и вернулся в ладонь. Владик разжал кулак. Решка.
Отлично! Никаких звонков. Заявиться, как снег на голову! Да, но хорошо это будет только при условии, что она…
— При условии, что она, — сказал Владик для храбрости вслух, — что она меня…
Да ну… С каких щей? Все время, сколько они знакомы, Алёна недвусмысленно демонстрирует полное к нему безразличие.
«Именно, что «демонстрирует»… — сказал ему внутренний голос. — А раз демонстрирует, значит…»
Механически, не сообразив еще, что делает, Владик вновь щелкнул большим пальцем, трехкопеечник взлетел к потолку, и тогда он торопливо пробормотал:
— Любит — не любит?!
Но вот беда: на этот раз монетка взлетела не ровно, а как-то наискосок, и падала она теперь не обратно ему в руку, а куда-то в сторону стола… Он дернулся, чтобы поймать ее, но в этот миг Хеза с непроницаемым выражением морды метнула свой неимоверной длины язык в сторону денежки и на лету поймала ее.
Чмок! И нету.
— Ну, ты даешь! — только и сказал, ошалело гладя на зверя, Владик.
Впрочем, может, так-то оно и лучше. А то выпала бы снова решка… Ладно. Решено. Иду без предупреждения. Но с огромным-преогромным букетом. Он глянул на часы: 19.05. Он даже не опаздывает.
Владик открыл глаза. Утро. Часы на стене показывают половину девятого. Он повернул голову, увидел разметавшиеся по подушке светлые волосы и сразу все вспомнил.
Невероятно! Стоило ему явиться в ресторан, как все решилось. В том, что Алёна неравнодушна к нему, не было никакого сомнения. Увидев его, она воскликнула: «Ангел мой полосатый, я знала, что ты придёшь!» — и зарылась лицом в цветы… А с чего это она знала, если он предупредил, что уезжает?
Потом, когда они танцевали под крис-де-бурговскую «Леди ин ред», она лепетала:
— Честное слово, я почувствовала. Я о тебе и думать не думала, но, как сейчас помню, было ровно семь, я как раз на часы посмотрела, когда меня вдруг пронзило: «Неужели Владика не будет?! А ведь мне нужен только он!». И сразу поняла: нет, ты обязательно, обязательно придешь, ведь ты же любишь меня. Как я… Но почему я раньше этого не понимала? Ты со своими дурацкими монетами выглядел таким занудой…
Там, в ресторане, ему не казалось все это странным, ведь это было как раз то, чего он хотел, а выпитое шампанское делало вероятной любую радость… Но сейчас, на фоне легкого похмелья (ох, и хорошие же мы вчера явились!), его скептичная натура взяла верх.
«Она подумала о том, что любит меня, ровно в семь. А со мной в это время тоже случилось что-то необычное. Что? Я был еще дома… Вспомнил! Именно в это время Хеза сожрала трешник пятьдесят седьмого… И что с того? Как эти события могут быть связаны друг с другом?»
Владик посмотрел на стол, но клетки там не было. Точно! Он вспомнил, что, когда они вошли, Алёна сразу помчалась в туалет, потом в ванную, а он зашел в комнату, увидел Хезу и унес ее от греха подальше на кухню. Зачем детей пугать…
Он осторожно поднялся с постели, сунул ноги в тапочки и, тихонько бормоча: «Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку…», прошел на кухню. Хеза чесала задней лапкой за ухом. Владик уселся перед ней на табуретку и спросил:
— Ну и как ты мне все это объяснишь?
Хеза промолчала, но чесаться перестала.
— О'кей, о'кей, — сказал Владик. — Никак ты мне это не объяснишь. Ладно…
Тут он заметил, что на дне клетки лежит несколько черных колбасок.
— Ага! Умница!
Через специальную щель он осторожно вытянул дно клетки и, вооружившись ножиком, размазал какашки по газете. Никаких признаков монет в них не обнаружилось.
— Полностью усвоились? — риторически спросил Владик, затем скомкал газету, сунул ее в мусорку, постелил новую и вернул дно на место.
— Ой! Кто это?! — услышал он за спиной голос Алёны и вздрогнул от, неожиданности.
— Это Хеза, — сообщил Владик, обернувшись. — Зверь, приносящий счастье.
Она стояла в дверном проеме, прислонясь к косяку и держа в руке бокал шампанского. Она была одета в его рубашку, и, глядя на линии ее фигуры под легкой материей, на ее сложенные крест-накрест тонкие ноги, Владик подумал, что ничего красивее он не видел в жизни.
— А как она это делает? — спросила Алёна и присела перед клеткой на корточки.
— Она выполняет желания, — объяснил Владик, сам уже не понимая, шутит он или говорит серьезно. — Нужно загадать желание и скормить ей монетку. И желание сбудется.
— Да? Она ест деньги? А у меня как раз появилось одно желание. Мне сейчас приснилось, как будто бы мы с тобой путешествуем по всему миру…
— Погоди, — сказал Владик. Он сорвался в комнату и принес оттуда австралийский доллар семьдесят первого года. Редких зарубежных монет у него в коллекции не было, он считал себя коллекционером отечественных дензнаков. Но для такого случая явно требовалось что-то заморское.
