Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год
После первых неудачных — в сотни самолетов — налетов американцы построили у почти таких же скал похожий мост и долго отрабатывали бомбежку. Все вроде бы то же, кроме одной неучтенной детали: у этого бутафорского сооружения не было верных защитников, которые, примостившись у скал, отвечали огнем на сыплющиеся с неба бомбы, мины и ракеты. Огневая завеса была непроницаемой. В историю обороны Хамжонга мрачным анекдотом вошло пари опытнейшего американского пилота Дентона. Он должен был по личному приказу бывшего министра обороны США Макнамары уничтожить Хамжонг. Заключив пари с одним, тоже очень опытным, летчиком, который уже вернулся несолоно хлебавши от «Пасти дракона», подполковник Дентон вылетел с полным комплектом бомб, чтобы — по условиям пари — уничтожить Хамжонг с одного захода. И не вернулся.
Сейчас дорогу № 1, связывающую Север и Юг, зовут дорогой Единства. Буйная растительность еще не закрыла всех разрушений войны, но строители укрепляют насыпь, прокладывают запасные пути, разъезды на станциях.
«Волга» стоит у переправы, ждет своей очереди. Рядом строительная бригада — девушки, женщины. Белые блузки навыпуск, свободные брюки, конические «нон» — шляпы из пальмовой соломки. Удобная эта шляпа «нон»! Она прикрывает лицо от обжигающего солнца, в ливень вода скатывается по ее конусу; шляпа широкая, защищает даже плечи. Вот одна из девушек присела на корточки, разложила в шляпе бананы, ест, оживленно болтая с подружкой. После обеда можно той же шляпой зачерпнуть воды и напиться. Вьетнамские друзья подарили мне шляпу, сделанную в провинции Хюэ, с широкой розовой лентой — девушки кокетливо подвязывают ее под подбородком. Она такая прозрачная, что, даже когда девушка закрывается ею от смущения, все равно виден румянец на щеках.
Мой вьетнамский знакомый Вьет, окончивший политехнический институт, воевавший, поработавший на фабрике, словом, человек с солидным жизненным опытом, очень уважительно говорил мне о стойкости, верности, трудолюбии вьетнамских женщин. Он показывал мне, как женщины, вытянувшись цепочками друг за другом, таскают землю на дамбу.
Женщины переносят груз, циновки, траву, уток или рыбу на упругой палке-коромысле с подвешенными, как у медицинских весов, плетеными круглыми чашами-корзинами. Называется это сооружение «куанг гань». Как бы ни была тяжела ноша, девушка идет, словно балерина, в каком-то танцевальном ритме. Так, вероятно, удобнее таскать груз на большие расстояния, пружиня шаги в такт коромыслу. С «куанг ганем» женщины идут десятки километров под палящим солнцем, от деревни к деревне, подчас босиком.
Когда подправляют дамбы, чистят водоемы, приходится копать землю в жиже выше колен. Поэтому штаны закатывают и надевают на ноги нечто вроде высоких, до бедер, полотняных чулок. Воду вычерпывают вдвоем плетеным ведром, к которому по бокам привязана веревка. Если работает один, то плетенку с длинной ручкой подвязывают на веревках к кольям, составленным «козлом».
Женщины незаменимы на поле. Поэтому в традиционной мифологии душа риса, хлеба насущного вьетнамцев, девушка Тхан Люа — покровительница урожая. Вся жизнь земледельца связана с землей, не случайно во многих деревнях могилы предков помещают в центре рисового поля.
Мы ехали полевой дорогой, когда встретили похоронную процессию. Хоронили женщину. Покойная была в преклонном возрасте и трудилась до самой смерти. Она заслужила право лечь в землю, которую обрабатывала всю жизнь. Односельчане, родственники шли за гробом в белых траурных повязках на голове, белых накидках-капюшонах. Звучала резкая музыка, грохотали барабаны. Впереди процессии несли в чашах рис, бананы, ананасы. Те плоды земли, которые выращивала женщина всю жизнь...
На дороге № 1 нам встречались девушки в зеленой военной форме, в пробковых шлем ах со звездой (кстати, эта благородная одежда удобна, прочна, очень распространена и, можно сказать, в моде у вьетнамцев). Еще чаще девушки были в домотканой крестьянской одежде, окрашенной синей или коричневой растительной краской. Любая одежда была им к лицу, девушки были неизменно опрятны и изящны. Каждую работу они делают ловко, экономно тратя силы, скупыми движениями и красиво. Они кротки и приветливы. Грация у вьетнамок прирожденная, и это особенно видно в танце — мне запомнилась танцевавшая на эстраде тоненькая большеглазая девушка в длинном халате с разрезами — «ао зай», гладко причесанная, с алой лентой в руке.
Влюбленные, на европейский взгляд, ведут себя удивительно сдержанно, вроде бы не обнаруживая своих чувств. Сидя на багажнике велосипеда, девушка не держится за кавалера, искусно сохраняя равновесие. И когда двое идут по аллее, то их пальцы едва соприкасаются.
...После переправы, где девушки-строители, словно танцуя, тащили на коромыслах землю, нас задержало стадо буйволов, неслышно шествующих по дороге в облаке пыли. Темно-серые, дымчатые, розовые, они степенно шли, задумчиво поводя головами с серповидными рогами. Сзади верхом на буйволе ехал мальчишка: закинув назад босые пятки, он дергал правой рукой веревку, пропущенную через ноздри животного, — управлял. Буйволы не торопились. У них был степенный и независимый вид. By Суан Хонг не выдержал, выпрыгнул из машины. Невысокий, худенький, он громким криком, резкими движениями в минуту очистил середину дороги. Как-то на переправе он ловко подхватил у пожилой женщины коромысло с тяжеленными плетенками. Увидев мое удивление, Хонг лукаво улыбнулся, прищурив миндалевидные глаза: «Я же из деревни, все умею». Он окончил Московский институт иностранных языков имени Мориса Тореза...
Тронулись дальше. По стеклу мазнула капля, другая. Хлынул дождь, ливень. Поток воды бил как из брандспойта в упор по ветровому стеклу. Мы двигались в сплошной молочной мгле. Вода клубилась на машине и асфальте дороги. За десяток метров ничего нельзя было разглядеть. Стихло все так же внезапно, как и началось. Засверкали, как лакированные, листья пальм и бананов. После утренней духоты легко дышалось, промытый воздух стал чистым и прохладным.
Затерянный мир Кукфыонга
Незаметно кончились светло-зеленые пятна рисовых участков, вдоль полевой дороги закудрявились кукуруза и бататы. Машина выехала на широкое пространство долины. У горизонта, увеличиваясь и множась, появились странные холмы. Они возникли, словно зеленые взрывы на ровном, как стол, плато.
...Мы оказались в прекрасной и таинственной стране Кукфыонг, первом, пока единственном, государственном заповеднике. Дорога вьется у подножия холмов, густо заросших внизу кустарником, а выше — стеной деревьев, увитых лианами. Мелькают рощицы бамбука всевозможных оттенков — от зеленого до нежно-голубого. Такой голубой бамбук я впервые увидел во Вьетнаме. За веерами пальмовых листьев виднеется цементной глыбой слон, лениво шевелящий ушами. Из вольеров выглядывают пятнистые олени, разных пород медведи, дикобразы.
Шофер выключает мотор, разливается спокойствие мирного летнего дня. Воздух напоен пряными ароматами тропических цветов. Теплый свет заливает курчавые холмы, тихую дорогу у их подножия; пронизывая плотную зелень листвы, дробятся солнечные лучи.
Вокруг свист, щебет, курлыканье странных ярких птиц.
Нас приглашают в небольшой изящный павильон к накрытому чайному столику.
— Угощайтесь, чай выращен нашими сотрудниками, — радушно улыбается директор заповедника Чинь Дин Тхань, наливая в крошечные чашечки душистый и терпкий зеленый чай.
У клумбы, с расточительной щедростью расшитой пестрыми цветами, я замечаю покореженный сигарообразный снаряд.
— Что это?
— Запасной бензобак. Американец сбросил. Если бы не ребята из отряда противовоздушной обороны, заповеднику пришлось бы туго. Самолеты не раз выискивали тут свои цели. Один сбили, летчик приземлился недалеко. Неисчислимый вред причинили агрессоры нашей стране, ее природе. Ведь они и сюда могли кинуть «оранжевую» отраву (1 В химической войне в Южном Вьетнаме американцы применяли в гигантских дозах (в 10 раз больше, чем дозы, применяемые в сельском хозяйстве) химикаты, так называемые «дефолианты»: «оранжевый» (эфир 2-Д; эфир 2, 4, 5-Т); «белый» (пихлорам); «синий» (какодиловая кислота), а также газы. — Прим. авт.). То, что они сделали в Южном Вьетнаме. Там «химической обработке» непрерывно подвергались все провинции. Было поражено около половины посевной и лесистой площади. Тропические леса, где росли сотни растений, остались без лиственного покрова, с мертвыми, высохшими деревьями. Во многих районах, проезжая десятки километров, нельзя было увидеть ни одного живого деревца, исчезли птицы, даже насекомое трудно найти.
Директор заповедника замолкает. Перед моими глазами встают фотографии, увиденные в Ханое, вспоминается рассказанное вьетнамскими учеными.
