Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь
И вот подлетаем к Новолазаревскому.
Я закрываю шторку со своей стороны, имитируя сгущение облаков. Второй летчик смотрит как обычно — для подстраховки. Заходим на посадку, снижаюсь до 60 метров. Открываю шторку — полоса по курсу, как надо. Отлично!
Без такой системы при отсутствии видимости у нас был „рубеж возврата“: не долетая километров 400 до аэродрома, связывались с диспетчером, узнавали погоду и принимали решение — лететь дальше или возвращаться, потому что если выйдешь ближе к аэродрому, а он закрыт облаками, то на обратный путь топлива не хватит. Так что эта система нас здорово выручает, хотя мне, слава богу, возвращаться не приходилось ни разу.
Расскажу еще об одном испытании.
У нас в Антарктиде одиннадцать станций. Мы в Новолазоревское привозим груз для всех, а они уже на маленьких турбовинтовых самолетах развозят по своим станциям. Но есть станция на высоте 3500 метров, где полярники, двенадцать человек — бурильщики, гляциологи, синоптики, живут под снегом. Под снежным покровом вырыты ходы и на глубине трех-четырех метров находятся домики, комнаты в которых обогреваются и освещаются движками, работающими на солярке.
Лето в Южном полушарии начинается в конце ноября. Декабрь, январь, февраль — антарктическое лето с температурой -35°-36°. Зимой температура часто снижается до -80°. В 1986 году там был зафиксирован рекорд самой низкой температуры на Земле -89,3°.
Поэтому горючее для полярников — это жизнь.
А как оно доставлялось? На станцию Мирный, на восточном побережье Антарктиды, приходил корабль, выгружал бочки с соляркой, их грузили на сани, и дальше санно-тракторным путем обоз тащился на расстояние в 1400 километров. Поход этот занимал 45 дней. По дороге трактора ломались, их бросали, и из 115 тонн горючего довозили едва половину.
Стоял вопрос — что делать?
Я предложил метод десантирования. Коллеги в Москве засомневались, возможно ли. Я говорю — возможно, а почему нет? Давайте попробуем.
Выхожу на наших десантников-парашютистов и начинаем с ними эксперимент. Они ставят на платформу с парашютной системой четыре бочки.
Я им говорю: „Маловато, рассмотрите вариант с большим количеством бочек“. Они возражают — так никто не делал, вес очень большой. А я: „Мало ли, что никто не делал. А мы сделаем“. Через месяц едем с главным конструктором ильюшинской фирмы в Киржач. Там у ребят вышка, на высоте около девяти с половиной метров стоит платформа с шестью бочками и с системой амортизации, рассчитанной так, чтобы от удара при падении на бетон бочки остались целыми.
Бросили. В бочках был даже не керосин, а вода, она тяжелее. Хлопнулось все о бетон — бочки целы. Эксперимент удался. А нам бросать придется даже не на бетон, а на снег. Это же спасение для людей.
И вот в начале декабря 2005 года я забираю эти парашютные системы, платформы, пять человек парашютистов-десантников, и мы летим в Кейптаун. Бочки туда привезли кораблем, и, пока я делал два рейса из Кейптауна в Новолазаревское и обратно, ребята подготовили 28 платформ по шесть бочек на каждой. Мы их погрузили в самолет и вылетели в Антарктиду на аэродром Новолазоревское, а оттуда уже в центр Антарктиды.
Летим, всюду только горы, скалы, лед. Почти четыре часа летели. Вышли на связь с полярниками, снижаемся. Они сделали площадку прямо за станцией. Мой штурман заволновался. Говорит — над станцией заходить нельзя. Не дай бог, парашюты не раскроются, а бочки — это же бомба! Или вдруг промахнемся, станция-то рядом.
Сделали заход с другой стороны. Начали сбрасывать платформы с высоты 400 метров. Все удачно. Но вот на предпоследнем броске не открываются два парашюта, и все — груз ушел под снег.
Я расстроился — так красиво все сделали и такой финал. Вернулись в Новолазаревское, нас все поздравляют, такая эйфория, а я недоволен.
На следующий день улетели в Кейптаун, а нам звонят в гостиницу — бочки достали, вытащили с глубины 4,5 метров.
Вот такая непростая наша работа с открытиями, радостями и огорчениями».
В сентябре 2010 года самолет ТУ-154 вылетел из Якутии в Москву. Примерно через три с половиной часа полета на борту полностью отказала система электропитания. Тем не менее, пилоты сумели посадить самолет на полосу, необустроенную для посадки самолетов такого типа. Срубая деревья, лайнер выкатился в тайгу на несколько десятков метров. К счастью, никто из пассажиров и членов экипажа не пострадал.
Поднять самолет и доставить его на завод в Самару — задача не из легких. И ее предлагают решить Рубену Есаяну и его прославленному экипажу.
Рассказывает Рубен Татевосович:
«Три дня сидел я и рассчитывал по графикам и формулам. Подключил наши научные кадры, аэродинамиков и сказал им, что если мои и их расчеты совпадут, значит верно считаем. Совпали! И только тогда я ответил директору компании „Алроса“, что мы беремся поднять ТУ-154. И подняли. Эту машину, всю помятую, побитую доставили на заводской аэродром в Самару.
При подъеме нас снимало телевидение, называя героями, и я им говорю, что это не героический поступок, а точный расчет.
И ученикам своим, летчикам-испытателям всегда говорю: „Знаете, ребята, в Жуковском есть кладбище с аллеей летчиков-испытателей и, чтобы не оказаться там раньше времени, надо к каждому полету подходить сначала теоретически. Продумать все возможные варианты, просчитать все до мелочей“.
А два года назад в январе в Антарктиде побывала делегация Государственной думы во главе с Артуром Чилингаровым, и он встретился там со своим другом — князем Монако Альбертом II, который оказался человеком храбрым, не боящимся экстрима, прилетев на Южный полюс на маленьком самолете. Не каждый полярник на такое отважится. Там, на нашей полярной станции, мы и познакомились. Альберт II сказал, что слышал обо мне и рад, что обратно полетим вместе. Во время полета князь попросился в кабину и живо интересовался всеми подробностями в нашей работе. Подарив мне серебряную медаль княжества, он пригласил меня в Монако в качестве личного гостя».
В 2006 году за испытания новой авиационной техники, в частности, самолетов Туполева, Ильюшина и самолета-амфибии Рубену Татевосовичу было присвоено звание Героя России. Кстати, в 2002 году на самолете-амфибии БЕ-200 Есаян, вылетев из Таганрога в Армению и приводнившись на озере Севан, установил мировой рекорд, так как ни одна амфибия не садилась на воду на высоте 1930 метров над уровнем моря. На озере за 24 секунды его самолет взял на борт 12 тонн воды и взлетел.
При тушении пожаров этот самолет очень эффективен, а искусство пилота заключается в том, чтобы на скорости 190 километров в час успеть выпустить заборники воды, набрать ее и взлететь, а потом, сбросив воду на очаг пожара, вновь вернуться за новой порцией.
В 1980-е годы Рубен Есаян работал в Африке в качестве личного пилота министра обороны Анголы. В Анголе шла гражданская война. Советский Союз помогал этой стране, и Есаяну постоянно приходилось летать в зону боевых действий. Три года за его самолетом охотились партизаны, которых поддерживала ЮАР, так как на нем летали высокопоставленные военные чиновники из Анголы, Кубы и из СССР.
Вспоминает Рубен Татевосович:
«Однажды в район города Лубанга привезли ангольскую делегацию, а оттуда надо было забрать кубинскую военную инспекцию — пятнадцать человек. Сразу после взлета на высоте 50 метров в самолет попал снаряд. Стреляли прямо из джунглей. Снаряд попал в правый двигатель, мотор охватило пламя. Включив все системы пожаротушения, я сделал быстрый круг и сел обратно на взлетную полосу. Кубинцы, которые провожали делегацию и видели с земли все происходящее, признались, что не надеялись на благополучный исход. Несмотря на то, что двигатель полностью выгорел, мы все остались живы.
А в 1984 году, когда я вернулся в Армению и стал работать начальником летного отдела управления гражданской авиации, меня вызвали в Москву для награждения орденом Дружбы народов».
В настоящее время Рубен Татевосович — руководитель летно-испытательного центра Государственного НИИ гражданской авиации. Институт занимается испытанием техники и поддерживает летную годность гражданских самолетов, как отечественных, так и зарубежных, находящихся в распоряжении наших авиакомпаний. Но он не бросает и летное дело.
Пожелаем ему и дальше покорять воздушную стихию, а в спутницах всегда иметь стабильную удачу, которая для летчика-испытателя ох как нужна.
Олег Солдатов
Телешоу
Раз включаю телевизор: передача про семью.
Что такое? Пригляделся и соседку узнаю:
Разоделась, вся в помаде и напялила парик;
Тотчас я дела забросил, к телевизору приник.
И Карпушкина Татьяна, закурив крутой табак,
Всем поведала с экрана, что давно она — маньяк,
Клеит бороду густую, с нею пышные усы,
Носит брюки, портупею и семейные трусы.
Лишь сгустится тьма ночная, надевает сапоги;
У неё, едва ль не с детства, сорок пять — размер ноги;
Прячет волосы под шляпу и выходит на бульвар,
Где весёлые девицы полируют тротуар.
Выбирает помоложе и ведёт к себе домой,
Раздевается в прихожей, ну, а дальше… боже мой!
В общем всякое такое, много сказочных затей,
Так что сами жрицы секса зачастую платят ей.
А ещё она сказала: ненавидит мужиков,
Всё бы им поотрывала начисто, без дураков.
«Надоели как зараза!.. Нет давно от них житья!
Через них я пострадала! Жизнь загублена моя!»
«Муж, — кричит, — меня покинул и оставил трёх детей!
С этих пор себя не помню, стала пить и нюхать клей.
Он подлец, каких не мало! Все такие, как один!»
И с экрана призывала подсыпать мужьям стрихнин.
Вот те раз! Я так и охнул. Признаюсь: не ожидал…
Это ж надо? Чтоб я лопнул! Если б раньше это знал,
Не чинил бы ей проводку, ну, а в спальню — ни ногой,
И не стал бы есть варенье и ватрушки с курагой.
Что нога у ней большая, это, братцы, — ерунда,
И детей в её квартире я не видел никогда;
Не курила, знаю точно. И зачем ей нюхать клей?
Ведь давно уж пожениться мы планировали с ней.
Но теперь и сам не знаю. Может, это сгоряча?
Может, ей не мужа надо, а хорошего врача?
После жуткой передачи я едва не поседел.
Как же, думаю, я сразу сам её не разглядел?
Вот пришла она под вечер, я сурово: «Отвечай!
Что скрываешь? Признавайся! Покалечу невзначай».
А она с улыбкой: «Что ты! Десять долларов за час!
Мой знакомый для работы приглашает вместе нас».
Что ж, за эти деньги можно даже голым проскакать,
И не только извращенца, кенгуру изображать!
Что ж такого? Мы по чести. Не воруем у страны…
Нам бы долларов по двести, мы готовы снять штаны!
Примечания