Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1974 год
Но и по Сашке начали стрелять. Значит, кто-то оставался на берегу прикрывать переправу огнем. Дрожь била Сашку, пока он менял обоймы. Но, как только припадал щекой к прикладу, дрожь стихала, и ему казалось, что он верно берет мушку. Однако выстрелы не попадали в цель, пока Сашка не догадался установить прицельную рамку выше, на деление «8».
От первого же выстрела головной всадник свалился в грязь. Но с задней подводы ударила пулеметная струя — Сашка не подозревал, что второй раз в жизни находится под выстрелами того же пулеметчика. Но на этот раз казачий подъесаул Иван Губанов сидел не в блиндаже и бил не по лодке с безоружными пловцами! Сашка долго целился в скрюченную в санках фигурку за пулеметным щитком. После Сашкиного выстрела пулемет смолк, лошадь рванулась и вздыбилась, «максим» и тело стрелка сползли в болото...
Потайная бровка приближала врагов к Сашкиной высотке и самолету. В каком состоянии летчик Шанин, тяжело ли ранили его эти бандиты? Неужто отец с дочерью так и не встретятся?
Прицел на одно деление ниже! Выстрел. Головной всадник рухнул. Теперь только запасные кони с вьюками мечутся по болоту и мчится к берегу уцелевшая подвода, санки-лодочкой. Сашка соображает, что это Стельцов. Вжался в сено на дне саней. Сашка жмет на спуск, стреляет, снова стреляет. Последний патрон! Неужели уйдет? До берега ездоку в санях остается аршин сто... Пятьдесят... Сашка стреляет!
Михаил Стельцов продолжает нахлестывать лошадь. Сашка, уже безоружный, вскакивает в ожесточении, срывает шапку с головы, топчет ее в полубеспамятстве... И вдруг совсем близко гремит пулеметная очередь. Сашка приседает, озирается дико... Друг или враг? Там, вдалеке, лошадь, уже было вылетевшая на берег, валится оземь, ездок выпрыгивает из саней и... тут же падает, сраженный новой очередью. Только когда все кончилось, Сашка сообразил, что помощь пришла к нему... из кабины самолета!
— Сергей Капитонович! Товарищ комиссар!
Эхо разносит Сашкин голос по болоту. Летчик из кабины слабо машет рукой и что-то кричит в ответ.
Прикрывать переправу с суши оставался на берегу капитан Павел Зуров. При себе он оставил только мальчика Макара.
Как только завязалась перестрелка, Зуров окинул взглядом поле боя и решил, что красные оцепили болото и взяли отряд в кольцо. Капитан недаром оставался на всякий случай в секрете! Он целится с колена по самолету на болоте и приказывает Макару тоже стрелять по врагу. Тот зажмуривается, винтовка в его руках рявкнула, больно стукнула Макара по скуле... Огневая поддержка отряду оказана! И командир, видя исход боя на болоте, покидает плацдарм вместе с маленьким адъютантом. Они бегом возвращаются к покинутому скиту и вновь преображаются в монахов-богомольцев. Капитан Зуров давно научился изображать слепца — искусство, уже спасшее его однажды при бегстве из Рыбинска в Ярославль.
— Дело идет о нашей жизни, Макар! Я слепец Никодим, ты мой поводырь Сергий. Возьми в карман эту бумагу, я ее давно приготовил. Собираем милостыню для престарелых священнослужителей в Ипатьевском монастыре. Здесь два дня... Повтори!
У обоих по нищенской суме. За пазуху вороненый браунинг, подарок отца... Посохи в руки... «Богомольцы» направляются к женским скитам, там едва ли нарвешься на красную заставу.
Верстах в трех от женских скитов услышали на занесенной лесной дорожке конское ржание. Впереди три конника. Вооружены!
— Не трусь! — злобным шепотом командует Зуров. — Иди прямо на лошадь. Заметят, что боишься, крышка нам!
Фальшиво, но громко затягивает первый псалом Давида: «Блажен муж, иже не гряде в совет нечестивых...»
Встречный окрик:
— Стой! Кто такие!
Слепец размашисто крестится, осеняет крестом и встречных конников. Макар узнает одного из летчиков — Ильина, деревенского партийного секретаря Мишку Жилина и пристанского матроса. Все глядят на взрослого, никто не обращает внимания на поводыря в долгополом подряснике.
— Идете куда?
— К чудотворной целительнице Анастасии, родимые. Старец здешний Савватий надоумил исцеление очесам у нее вымолить.
— Тогда заворачивайте оглобли. Ей теперь самой целители нужны: зарезали вашу святую...
Слепец в испуге закрестился.
— Все едино, веди меня туда, Сергий, месту святу поклониться...
Верховые уступили им дорогу...
У женской обители все население толпилось на берегу оледенелой Ключовки. Снег был разметен, еще стояли у берега лопаты, а скитницы обсуждали небывалое событие: Анастасию-целительницу подняли в небо на железном коршуне...
...Через три недели после трудного ночного марша в предгорьях Урала усталый Макар плелся следом за своим взрослым спутником. Зимняя тропа вела мимо оледенелых и обветренных скал и холмов, поросших ельником. После спуска в какую-то лощину тропа вновь пошла на подъем. И тут прозвучал окрик часового.
При свете ручного фонаря Макар узнал почти позабытые, возникшие будто из сновидения красные погоны на плечах усатого унтера, овальные кокарды на казачьих папахах. Тогда преобразился Макаркин спутник! Покровительственным баском обратился он к нижнему чину:
— Ну-ка, братец, доложи своему офицеру: капитан Павел Зуров из Ярославля, выполняя офицерский долг чести, перешел фронт. А ты, — обернулся он к Макару, и мальчика поразило презрительное выражение зуровского лица, — ступай-ка пока с нижним чином на кухню! Потом определю тебя куда-нибудь поближе ко мне. Может быть, моим вестовым будешь...
Когда Сашка и Сергей Шанин явились из-за Волги в яшемскую лечебницу, жизнь раненой еле теплилась. Женщина-врач пояснила им, что хирург произвел трудную операцию и малейшее волнение гибельно для больной. Не могу, мол, разрешить допрос!
— Никакие мы не следователи! — сказал комиссар Шанин. — Надо просто, доктор, чтобы... Тоня непременно жила! Мы готовы сделать для этого все, что мыслимо, и... даже больше!
Докторша поглядела комиссару в лицо.
— Не вы ли интересовались осенью судьбою двух гражданок, снятых с парохода? Значит, эта молодая монахиня и есть?..
— Да, да, — подтвердил Тонин отец. — Именно она и есть... И поверьте, что и мне, и вам, докторам, предстоит нечто более трудное в сражении за ее жизнь и душу, чем все наши боевые операции на заволжском болоте! И я, и Тонины настоящие друзья — все мы понимаем, какая осторожность и выдержка нужны в этом сражении! Сейчас нам предстоит выручать мой самолет из болотного плена, новый винт ставить и на крыло машину поднимать. Так вот деньков через десять мы и наведаемся снова — отец и жених, которых она полагает погибшими... Будем надеяться, что она к тому времени уже окрепнет немного, чтобы выслушать самые удивительные для нее новости!..
Эпилог
Годы протекли, сложились в десятилетия...
Осенним вечером на пристани Кинешма взошел на палубу старого парохода «Лассаль» долговязый пассажир в дешевом заграничном пальто. После отвала он долго стоял у перил, дышал сырым волжским ветром, прислушивался к пароходным шумам, глядел на темнеющие берега. Спросил у матроса имя капитана и, когда услышал, что того зовут Александром Овчинниковым, поднялся на мостик...
— Макарий Владимирцев? — удивился капитан «Лассаля», рослый волгарь с поседелой бородой. — Батюшки-светы! Вот это встреча! Ведь почитали погибшим! Знать, не мне одному воскресать из мертвых довелось? Входи, входи к нам в рубку!
Пассажир схватил протянутые ему обе руки.
— Александр! Господи! Саша Овчинников! Я еще с пристани что-то знакомое уловил, как только на мостике тебя увидел. Невозможным казалось опять кого-либо из той жизни повстречать. Ах, Саша, Саша, неужто я и впрямь опять в России? Едва к похоронам матери поспел...
Штурвальный матрос-стажер и седой лоцман с любопытством глядели на странного гостя. В речи его чуть ощущался чужой, иностранный налет. Капитан усадил его на скамью у задней стенки рубки. Гость спрятал лицо в ладонях.
— Ах, человек ты мой хороший, зла не попомнил, простил Макария Владимирцева, мальчишку обманутого...
— Злом мы тебя не поминали, — говорил капитан. — Жалели. Ведь будто в воду канул. Все полагали, что с бандой в болоте погиб.
— Саша, — тихо спросил Ма-карий, — а что же стало с Тоней твоей, обманом постриженной? Неужто не вылечили доктора после ножа злодейского?
— Ну коли не забыл ничего, что тогда здесь приключилось, придется, видно, кое-что досказать тебе... Старпом, принимай-ка вахту!
На палубе капитан и пассажир постояли у перил. Ночь тихонько пришла из Заречья, стерла краски берегов, позволила луговым и лесным туманам, пропахшим дымками осенних костров, перебраться на реку и не спеша принялась зажигать на ветвях прибрежных сосен первые неяркие звезды.
— Вглядись-ка получше вон туда, в левобережье, — указал капитан собеседнику. — Видишь, где луна над лесом... Там мы с тобой, брат, когда-то по волкам охотились. Дальше Козлихинская топь была, верстах в тридцати, помнишь? Теперь все стало заливом обновленной Волги. Так ты, Макарий Гаврилович, и не ведаешь, чем здесь наша война на болоте кончилась? Вот слушай!
