Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год
Сколько Брок себя помнил, он, можно сказать, всегда был полицейским. Даже не обладая изощренной фантазией, любой полицейский сказал бы сейчас, что дела у его шурина, Уолкера, не ахти. Брок заставлял себя не думать об этом. Успеется, когда он соберет все факты. Единственное, от чего он не мог отделаться, это вопрос о возможных мотивах убийства.
Улица, по которой он ехал, была настолько грязной, что он невольно поморщился.
Могли бы, по крайней мере, убирать тротуары, подумал он, словно забыв о том, что еще несколько лет назад городские власти отказались от уборки улиц в Гарлеме.
Известие об убийстве уже достигло Гарлема. Те немногие негры, которые встретились Броку, смотрели на него с неприязнью. Но это его не трогало...
Приятели частенько подтрунивали над Броком, называя его «телефонной будкой» — он был высоченного роста и очень широк в плечах. Если бы его маленькие глаза на костистом обветренном лице не были такими холодными, Брока можно было бы принять за добродушного увальня.
Луки Вильямс жил в обшарпанном доходном доме на 11-й авеню. Выбитые стекла во многих окнах заменяли пожелтевшие газетные листы. Брок тщательно запер машину и вошел в дом.
В длинном коридоре не горела ни одна лампочка, пахло плесенью. Поставив ногу на первую ступеньку, он подумал: не лучше ли достать пистолет? А вдруг где-то за углом притаился черномазый, готовый проломить ему череп или перерезать горло?
Он поднялся на четвертый этаж и постучал. Дверь приоткрыли, но цепочку не сняли. На него смотрела негритянка, почти совсем седая.
— Вы, наверное, из полиции... Сейчас, когда его убили... — это прозвучало как обвинение.
Он достал из кожаного футляра служебный жетон, предъявил ей и проговорил неожиданно виноватым голосом:
— Вы правы... Я сержант Брок... А вы, наверное, миссис Вильямс. Вы позволите войти? Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она молча сняла цепочку и пропустила его в квартиру. Эта рано постаревшая женщина была хорошо знакома с нуждой и научилась ей не покоряться. Даже сейчас ее лицо выражало скорее ожесточенность, чем горе. Поверх синего шерстяного платья на ней была черная кофта.
Войдя в комнату, Брок быстро огляделся. Посреди комнаты стоял большой стол, на нем лампа и пепельница; несколько колченогих стульев прятались по углам, и только один стоял у стола. У стены против окна он заметил самодельную печурку, а рядом — старое кожаное кресло... В нем, наверное, часто сиживал убитый. Весь угол напротив двери занимала большая двуспальная кровать, покрытая малинового цвета шерстяным одеялом.
Женщина подошла к столу, зажгла лампу.
— Садитесь, сэр, — сказала она, устраиваясь на краешке кровати.
Брок сел за стол, положил шляпу на один из стульев, достал записную книжку и шариковую ручку. Посмотрел на женщину. Глаза ее чисты, следов слез нет; она сидела очень прямо, положив руки на колени. Все говорило о том, что это тяжелое испытание она встретила с мужеством.
Ему не пришлось задавать много вопросов, она почти все рассказала сама. О смерти мужа узнала из выпуска последних известий по радио, в одиннадцать часов утра. Позвонила сестре, чтобы та опознала его в морге: сама она не могла заставить себя пойти туда. Сейчас она ждет представителя фирмы, где работал Луки. Девятнадцатилетняя дочь работает продавщицей в ресторане-автомате на 72-й стрит, но ей она пока не звонила. Их восемнадцатилетний сын сейчас в армии, во Флориде; знает ли он уже о случившемся, ей неизвестно. Но когда узнает, конечно, приедет домой, чтобы поддержать, ее в горе. Где их семнадцатилетний сын? Где-то здесь, в Гарлеме. Он часто ссорился с отцом и убегал из дому.
— А не может он иметь отношение к убийству? — спросил Брок.
— Боже мой, нет! Он мальчик неплохой, хотя со странностями...
— Я на всякий случай все-таки запишу его имя.
— Мелвин Дуглас.
Пятнадцатилетняя дочь была сейчас в школе.
Двадцать лет назад, сразу после свадьбы, они перебрались в Нью-Йорк из одного из южных штатов. Все семеро детей родились в Гарлеме, трое из них умерло. Луки был хорошим, заботливым отцом, старался заработать где мог. Она время от времени тоже, нанималась на поденную работу— когда приходилось особенно туго. Луки в жизни не сделал ничего плохого, она может поклясться памятью покойной матери! Правда, до нее дошли слухи, что в последнее время его видели с другой женщиной...
— Вы знаете, кто она? — спросил Брок.
— Конечно. Зовут ее Беатрис Кинг, она прихожанка той же церкви, что и мы... Но можете мне поверить, к этому она никакого отношения не имеет, это я вам верно говорю. Вдова она, женщина одинокая...
Он записал адрес мисс Кинг и спросил:
— Вам хватало на жизнь того, что приносил Луки? Ведь зарабатывал он не так уж много.
— Конечно, когда собиралась вся семья, а Нэнси, старшая, еще не работала, приходилось туго. Но это у всех цветных так. Луки получает сейчас вдвое больше, чем когда мы поженились... Получал... Дети помогали друг другу чем могли. В остальном приходилось уповать на господа бога.
— Луки застраховал свою жизнь?
— Кажется, да. В своей фирме.
Броку стало ясно, что для этой семьи фирма «Шмидт и Шиндлер» стояла на втором месте после всемогущего бога.
Брок редко бывал подавлен: работая в уголовной комиссии, нельзя поддаваться чувствам. Но, побывав у миссис Вильяме и поговорив с ней, он был потрясен. «Что-то у нас не в порядке, — впервые подумал он. — Какое-то колесико в механизме нашего американского бытия прокручивается».
Он поехал по 11-й авеню в сторону 114-й стрит. Там вышел из машины и пешком поднялся на шестой этаж углового дома. Постучал.
Открыла ему толстая неопрятная негритянка в халате. Волосы у нее были накручены на бигуди. Он бросил быстрый взгляд в комнату и увидел широкую незастеленную постель со вмятинами на двух подушках.
— Миссис Дженкинс? — спросил он.
— Не-ет. Меня зовут Гусси. И никакая я не миссис Дженкинс. Вы небось из полиции?
Он кивнул.
— Боже правый, что он еще натворил? — Гусси театрально закатила глаза. — Вы его упрятали, да? А то он давно был бы уже дома.
— Насколько нам известно, он ничего не натворил. Но... он убит, — ответил Брок.
Жест возмущения получился у нее совершенно автоматически. Она была заранее готова изобразить возмущение, чтобы Сэм ни сделал. Но рука ее остановилась. Гусси словно окаменела в этой неестественной позе. Ее сравнительно светлая кожа посерела, на лице застыло выражение неподдельного ужаса. Женщина вдруг постарела лет на двадцать.
— У-уб-бит?.. — едва слышно прошептала она.
— Да...
— Но... Кто мог убить Сэма? Разве он кого-нибудь тронул? Он ведь никогда... Сэм только поболтать был горазд...
— Все это мы выясним. Можно мне войти?
Она впустила его:
— ...извините. Я прямо не знаю... Как это случилось?
Брок вошел в единственную комнату, огляделся вокруг — где бы сесть? Напротив постели стоял большой стол и два мягких кресла, а у спинки кровати — два стула. Но сесть было не на что: и на креслах и на стульях валялись беспорядочно разбросанные вещи. Заметив его взгляд, она освободила одно кресло. Брок сел, положил шляпу на стол.
— Расскажите все, что вам известно о Сэме Дженкинсе, — начал он, так и не ответив на ее последний вопрос.
Она рассказала ему много, но ни малейшего намека на мотивы убийства из ее рассказа Брок извлечь не смог.
Сэм — один из многих, кто живет без особых моральных устоев, время от времени по мелочам преступает закон, но никакой социальной опасности не представляет. И поэтому, уходя, Брок не испытывал такого чувства, какое было у него после посещения Вильямсов.
— До свидания. Спасибо, Гусси.
— Помогла я вам?
— Очень даже, — солгал он. — Можете вы опознать его труп в морге? Или у него есть в городе родственники?
— Ничего, схожу. Насчет родственников не знаю, про это он ничего не говорил...
Потом Брок поехал на квартиру Джимми Джонсона, живущего на углу 149-й стрит и Бродвея.
Он остановился перед шестиэтажным домом, облицованным светлой плиткой, довольно приличным с виду. Сразу было видно, что белые жильцы сравнительно недавно уступили свои жилища цветным. Ступеньки, ведущие к входной двери, были чистыми, все стекла в двери вымыты, ни одно не разбито. И лифт работал, хотя поднимался медленно.
На пятом этаже Брок постучал в дверь квартиры Джонсона. Ему открыл светлокожий негр, представившийся мистером Дезелиусом. Наморщив лоб, он пригласил Брока войти. Прежде чем проводить детектива в комнату, закрыл дверь на четыре замка.
Потом появилась миссис Дезелиус, хрупкая темнокожая негритянка в длинном черном платье из сатина. Следом за ней вошла ее тринадцатилетняя дочь, Синетта.
— Я не намерен вас долго задерживать, но я обязан задать несколько вопросов о вашем жильце Джонсоне.
