Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1989 год
Город пальм
Когда-то, свидетельствуют историки, по этой дороге всадник мог проехать, не покидая тени деревьев. Сегодня вдоль шоссе от Дамаска до Пальмиры не увидишь ни кустика. Изумруд в золотой оправе пустыни, оазис — так называли Пальмиру римляне за ее обширные пальмовые рощи. Теперь Пальмира — Город пальм — давно уже не слышит шелеста листьев и шуршания зеленой травы. Песок, сбившийся в плотную растресканную корку, безраздельно царит в древнем обезлюдевшем городе.
Монотонный безрадостный пейзаж за окнами автомобиля часами укачивает путешественника — и вдруг дремота улетучивается, будто ее и не было. Как мираж, возникают среди пустыни стройные ряды колонн, горделивые арки, упрямо стоящие на своих фундаментах остатки древних зданий... Это и есть Город пальм, вошедший в историю благодаря таланту своих архитекторов и честолюбивым деяниям правителей. Место паломничества ученых и путешественников, памятник, признанный ЮНЕСКО бесценным достоянием всего человечества.
Туристы, приезжающие в Пальмиру, предпочитают сперва пойти в музей и познакомиться с историей этих мест. Отсчет ее ведется с третьего тысячелетия до нашей эры, с поселения, называвшегося когда-то Тадмор, с племен, живших здесь во времена царя Соломона, с Навуходоносора, с ассирийских завоеваний.
Расчехляя фотокамеры, экскурсанты направляются к благородным развалинам — храму Баала, огромному святилищу площадью почти 50 тысяч квадратных метров с колоннадами, искусными барельефами, нарядными лестницами и алтарем для жертвоприношений. Далее — к театру, построенному во II веке и расположенному, в отличие от античных театров в других сирийских городах, не на окраине, а в центре. Рядом — башенные и подземные усыпальницы некрополя.
Самых упорных влечет к арабскому замку Калаат-ибн-Маан, воздвигнутому относительно недавно, около трех веков назад. Его величественные укрепления, венчающие каменистый холм, труднодоступны — путь к ним преграждает глубокий ров. Однако те, кто преодолеет препятствие, получают возможность увидеть сразу всю Пальмиру с шестисотметровой высоты.
Агора — площадь для публичных собраний, построенная во II веке, и сегодня самое популярное место в руинах Пальмиры. К Агоре подходит Главная улица, которую следовало бы называть улицей Колонн — вдоль нее пальмирские зодчие расставили коринфские колонны. На каждой, примерно на половине ее десятиметровой высоты, высекли консоль, а на консолях расположили бронзовые бюсты выдающихся горожан. Увы, вандалы различных эпох похитили бюсты, ни одного из них найти не удалось, но многие колонны с консолями прекрасно сохранились, по-прежнему поражая стройностью линий и изяществом орнаментов. Небольшое усилие — ив воображении встают примостившиеся у колонн мастерские ювелиров, стеклодувов, оружейников, лавки купцов, искушающие покупателей китайскими шелками, индийской слоновой костью, персидскими коврами... Тут же хозяева караванов, следующих через Пальмиру, закупают пресную воду, нанимают проводников, ведут торг со знаменитыми пальмирскими лучниками — единственной надежной защитой в пустыне от грабителей.. Но вдруг стихает гомон торговли, склоняют головы и лавочники, и покупатели, и воины. От храма Баала, проследовав под торжественно-строгой триумфальной аркой, на Главную улицу выходит процессия. Впереди нее за едва приоткрытой шелковой занавеской паланкина, мерно покачивающегося на плечах носильщиков,— сама царица Зенобия.
Как историческую фигуру Зенобию сравнивают с Нефертити, царицей Савской, Семирамидой, Клеопатрой.
Красивая, образованная, волевая, она стала женой правителя Пальмиры Одената, которому Рим за заслуги пожаловал титул императора и провозгласил «восстановителем Востока», В одном из сражений Оденат погиб, и Зенобия взяла регентство над малолетним сыном. Однако Рим отказался передать титул Одената его наследнику, и Зенобия решила положить конец вассальному положению своего царства. Она пошла войной на Малую Азию и Египет, находившиеся под контролем Рима, завоевала их, а затем провозгласила собственную державу независимой. После этого Зенобия объявила своего сына Августом, а себя — Августой, таким образом посягнув на исключительную привилегию римских императоров, и даже начала чеканить собственные монеты с изображением себя и сына. Шел 271 год, III век, кризисный для Римской империи, но Рим был еще достаточно силен, чтобы покарать непокорного вассала. После нескольких решающих сражений войска царицы, захватившей почти неограниченную власть над колоссальными пространствами Востока, были разбиты, а Пальмира — средоточие богатства, искусств, науки — разграблена и разрушена солдатами императора Аврелиана. Саму же Зенобию, как сообщают хроники, пленили и заковали в золотые цепи. Босую, простоволосую, бывшую императрицу провели по Риму вслед за колесницей триумфатора, а затем сослали на виллу в Тиволи, где Зенобия и окончила свои дни.
В последующие века Пальмиру отстраивали, разрушали и снова восстанавливали. Языческие храмы превращали в христианские церкви, а церкви — в мечети и опять предавали огню и мечу, с равной безжалостностью уничтожая и жителей, и здания, и пальмы...
Если остатки древнего великолепия напоминают о былом расцвете Пальмиры, то залогом ее будущего можно считать городок Тадмор. Он вырос на окраине руин в середине нашего столетия благодаря пресноводному источнику и индустрии туризма. К услугам туристов и самодеятельные гиды, которые за умеренное вознаграждение покажут все учтенные и неучтенные достопримечательности Пальмиры, и печальный белый верблюд в роскошной упряжке — на его горбу, на фоне античных развалин, сфотографировалась не одна тысяча посетителей, и роскошный отель «Меридиан» с кондиционерами, банями, прохладительными напитками — рукотворный оазис в песках.
А что руины? Они терпеливы. Древние стены и колонны полторы тысячи лет ждут, когда человечество, восхищенное Пальмирой, найдет средства и силы, чтобы вернуть Городу пальм былое великолепие.
Пальмира — Дамаск
Григорий Темкин
Киви — птица или фрукт?
— Это ягоды из Новой Зеландии? Какая странная тара. Вскройте-ка!
Таможенный инспектор так и обмер: внутри ящика тускло блестели коричневато-зеленые корпуса сотен гранат незнакомой конструкции. Мигом опустевший склад был оцеплен полицией. Специалисты по борьбе с терроризмом в два счета перенесли опасный груз в бронемашину и умчались на полигон — взрывать. Впопыхах — на дворе 1976 год, только и слышишь о террористических актах! — никто не стал вглядываться в «гранаты». А между тем надпись на ящике не врала: это были обыкновеннейшие киви.
Теперь уже такая находка на таможне невозможна: экзотические ягоды из далекой Новой Зеландии успели побывать в хозяйственных сумках многих англичанок. Пора им, наверное, побывать на наших страницах. Хотя мы прежде писали только о растениях с устоявшейся репутацией — знакомых человечеству сотни и тысячи лет. Киви рядом с ними выглядит безродным выскочкой: ягода была выращена всего несколько десятилетий назад и в наших словарях и энциклопедиях еще не обрела своего места рядом с ананасом и фейхоа.
На вид плод вроде бы несъедобен. Но под твердой кожицей прячется ароматная, тающая во рту чуть терпкая кисло-сладкая мякоть. Сочный киви можно есть кусочками или, разрезав пополам, черпать ложкой. По вкусу он напоминает одновременно и землянику, и банан, и арбуз, и ананас. Половинка плода выглядит очень непривычно: от ядра кремового цвета исходят бело-золотистые широкие лучи, в которых чернеют мелкие семена. Но самое главное: изумрудная плоть словно просвечена солнцем. Новозеландцы говорят, что в каждом плоде киви спрятано по солнечному зайчику.
Тернистую историю киви начал новозеландский садовод-любитель Александр Эллисон, санитар по профессии. В 1904 году приятель привез ему из Китая семена «михутао» — обезьяньего персика. Плоды этого растения мелкие, невзрачные, жестковатые — на большого любителя. На новой почве вкусней они не стали. Но Эллисону, а затем его соседям-садоводам михутао приглянулось: в пору цветения оно одевается в импозантный белый наряд, в остальное время привлекает внимание огромными листьями-опахалами. Именно эти особенности издавна воспевались китайскими поэтами — по меньшей мере с VIII века нашей эры.
Неизвестно, попадал ли обезьяний персик на стол императоров Поднебесной, зато крестьяне в долине Янцзы не привередничали — исстари обирали кусты дикого михутао. И сейчас «персик» нет-нет да встретишь на китайских рынках.
Практичные новозеландские фермеры рьяно взялись совершенствовать чужеземца. (Прививали, подрезали, отчаивались, но не отступались.) Через тридцать лет заморского гостя было не узнать: деревянистые лианы прогибались от массивных ягод — с утиное яйцо и крупнее. Изменились и вкус, и внешний вид. Новый сорт назвали китайским крыжовником (научное наименование — актинидия китайская). Его почти не продавали на сторону — выращивали для себя.
