Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1987 год
Он отвернулся от киоска и собрался уходить, но тут рядом с ним остановилась белая легковая машина, и дверца с его стороны открылась. За рулем сидела девушка с восточными чертами лица, в серебристой одежде.
— У меня дома теплей,— произнесла она, нисколько не смущаясь тем, что именно так, как правило, начинают разговор проститутки.
Хачмен, уже собравшийся идти, инстинктивно покачал головой, но тут же передумал и схватился за дверцу.
— Похоже, я действительно замерз.
Он забрался в машину, пахнущую внутри кожей и духами, и его повезли в направлении сияющего огнями городского центра.
— У тебя дома есть что-нибудь пожевать? — спросил Хачмен.
— Нет.
Он достал из кармана пять фунтов и бросил бумажку ей на колени.
— Притормози где-нибудь у кафе и купи поесть.
Они остановились у закусочной, девушка выбежала и через несколько минут вернулась с охапкой свертков, от которых пахло жареной курицей. Еще через десять минут они оказались около ее дома. Квартирка была простенькая: белые стены, белый ковер, черный потолок в гостиной, незатейливая мебель.
— Сначала есть? — спросила девушка.
— Сначала есть.— Хачмен разложил свертки на столе, раскрыл и, пока хозяйка заваривала кофе в идеально чистой кухне, принялся за еду. Он немного нервничал, но в тепле несколько расслабился и даже успокоился. Они молча поели, и девушка убрала остатки на кухню.
— Послушай,— сказал Хачмен, раскладывая на столе пахнущие аммиаком листы.— Мне нужно закончить одно срочное дело для моей фирмы. Может, ты пока посмотришь телевизор?
— У меня нет телевизора.
Хачмен тут же понял, что это предложение было ошибкой: по телевидению наверняка дают объявление о его розыске.
— Ну тогда почитай что-нибудь или послушай музыку. Ладно?
— Ладно.— Она равнодушно пожала плечами и улеглась на диван, внимательно его разглядывая.
Хачмен расстелил на столе карту города и принялся запоминать, начав с главных дорог и прихватывая, сколько получалось, боковых улиц. Около часа он работал с максимальной сосредоточенностью, затем взял лист без названий улиц и стал заполнять карту по памяти. Тут же стало ясно, какие районы он изучил хорошо, а какие плохо. Последних пока было больше. Он вернулся к карте с названиями, просидел еще час и начал заполнять новый лист. Потом еще раз то же самое. Девушка незаметно задремала и где-то около полуночи проснулась, испуганно глядя на Хачмена, на секунду забыв, откуда он взялся.
— Похоже, мне потребуется больше времени, чем я предполагал. Может, тебе пойти спать?
— Кофе хочешь?
— Нет, спасибо.
Девушка, дрожа, поднялась с дивана и, с любопытством взглянув на разбросанные карты, ушла в спальню. Хачмен вернулся к работе. Часам к трем ему удалось наконец заполнить карту целиком. Хачмен, не раздеваясь, лег на диван и мгновенно провалился в сон.
С первыми проблесками зари он поднялся, тихо, чтобы не потревожить хозяйку, умылся и вернулся к столу в гостиной. Как и следовало ожидать, когда он попытался заполнить новую карту, обнаружилось еще несколько районов, где память его подвела. Потратив какое-то время на их запоминание, Хачмен вышел из квартиры.
По дороге до таксопарка ему не встретился ни один полицейский. На этот раз он вошел сразу в контору и обратился к дежурной в очках, сидевшей за столом с несколькими телефонами и микрофоном.
— Оливер на месте?
— Нет, он в вечернюю смену. У вас к нему что-нибудь личное?
Хачмен воспрянул духом.
— Нет-нет. Я отличный водитель и знаю Болтон как свои пять пальцев...
Через сорок минут он получил форму, состоявшую из фуражки и значка на куртку, и уже кружил по городу в горчичного цвета такси. Почти час он работал по-настоящему, доставив по радиовызову двух пассажиров, причем адреса он нашел без особых трудностей. Второй пассажир вышел в южной части города, и вместо того, чтобы вернуться в центр, Хачмен связался по радио с диспетчером.
— Это Уолтер Рассел,— представился он по имени, под которым его зарегистрировали в таксопарке, так и не потребовав водительского удостоверения.— Я только что посадил джентльмена, который хочет провести весь день в окрестностях Болтона. Какие на это правила?
— Плата за день — десять фунтов,— ответила диспетчер.— Вперед. Клиент согласен?
Хачмен подождал несколько секунд, затем ответил:
— Он говорит, что согласен.
— Хорошо. Освободишься, свяжись с диспетчером.
— Ладно,— Хачмен вернул микрофон на место.
Решив, что таксомотор с ограниченной скоростью будет выглядеть неуместно на скоростном шоссе, он направился на юг к Варрингтону с намерением проехать по менее приметным дорогам, связывающим маленькие городки. Вскоре он заметил трех девушек, голосующих на шоссе. Когда он затормозил и открыл дверь пассажирского салона, они Неуверенно переглянулись.
— Вам куда? — спросил Хачмен, стараясь выглядеть добродушно, хотя по мере приближения к полицейскому кордону он волновался все больше и больше.
— В Бирмингем,— ответила одна из них,— но у нас нет денег на такси.
— Для этого такси вам не понадобятся деньги. Я еду в аэропорт Рингуэй встречать пассажира и решил предложить вам прокатиться, но если вас это не устраивает, то...— Хачмен сделал вид, что закрывает дверь, и девицы с визгом бросились в машину, рассаживаясь на повернутых назад сиденьях. По дороге они болтали между собой, словно Хачмена рядом не было, и он понял, что они едут на демонстрацию протеста по поводу N... С удивлением он обнаружил, что уже несколько дней не вспоминал о разрушенном городе.
У кордона стояла довольно длинная очередь автомашин, но полицейские пропустили такси Хачмена вперед, лишь мельком взглянув на него и его пассажиров.
С поезда в Хастингсе Хачмен сошел уже после полуночи. Машиной он добрался до Свиндона и около полудня бросил ее на безлюдной стоянке такси. Оставить столь очевидный след ближе к своей цели он не решился. Оттуда Хачмен доехал поездом до Саутгемптона, пересел в направлении Хастингса, и остаток дня поделился у него между нервным ожиданием и изматывающе медленными переездами.
Сознание того, что осталось меньше тридцати шести часов до назначенного им срока, тяжело давило его, когда он наконец вышел из здания железнодорожной станции.
Он открыл входную дверь маленького темного дома, но остановился, охваченный странным нежеланием входить. Последняя черта, за которой нет возврата, за которой только черная кнопка, приводящая машину в действие... У него отнюдь не было подсознательного желания, чтобы кто-то посторонний увел его от намеченного курса — его жизнь стала настолько изломанной, чужой, что в возвращении к прошлому едва ли было больше смысла, чем в продолжении. Нет. Но, войдя в дом, в эту обволакивающую темноту маленького холла за закрытой дверью, он порвет последнюю связь с миром. Даже если его выследят теперь и кто-то попытается ворваться в дом, единственным результатом будет то, что он нажмет кнопку чуть раньше. Он достиг эпицентра...
Дверь разбухла от сырости, и, чтобы плотно прикрыть ее, Хачмену пришлось надавить плечом. В размытом свете уличного фонаря он нашел дорогу наверх. Свет не зажегся, когда он нажал кнопку выключателя, но он и так определил, что в комнату после него никто не заходил. Все осталось по-прежнему. То же зеленое кресло с гнутыми подлокотниками и компоненты его машины. Он снова спустился вниз, хлюпая промокшими ботинками, нашел распределительный щит под лестницей и включил рубильник. Ежась в мокрой холодной одежде, Хачмен прошел по всем комнатам, зажигая свет и опуская шторы. В результате его крошечное владение приобрело еще более унылый и угнетающий вид. Выйдя на крытый хозяйственный двор, где дождь беспрерывно стучал по стеклянной крыше, он заглянул в угольный подвал. Угля оказалось едва-едва на одно ведро, но нигде не было лопаты. Хачмен нашел старую клеенку, собрал весь уголь и отнес в камин. Клеенка горела плохо, и, даже когда он подбросил бумаги, уголь все равно не загорелся. Хачмен поколебался, а затем, удивленный своей собственной заторможенностью, принес ящик от кухонного стола, разбил его и скормил щепки в огонь. На этот раз уголь занялся, обещая маленькую порцию тепла по крайней мере на час.
Он снял с себя мокрую одежду, завернулся в покрывало с дивана — единственное, что он смог найти,— и приготовился ждать тридцать пять часов.
Утром, когда Хачмен проснулся, у него сильно болела голова и саднило горло. Каждый вдох врывался в легкие сгустками ледяного воздуха. Он сел, превозмогая боль, и оглядел комнату. В камине осталась всего лишь горстка серого пепла, а одежда была все еще сырая. Борясь с дрожью, он собрал мятые вещи, отнес на кухню, зажег духовку, все четыре конфорки, развесил одежду над огнем и сел рядом, чтобы хоть немного согреться. Очень захотелось чаю. Дешевого, крепкого чаю, горячего и с сахаром. Назойливая мысль о том, что горячий чай избавит его от головной боли, от простуженного горла и от ломоты в суставах, не давала покоя. Он обыскал всю кухню, но неизвестные домовладельцы не оставили там ни крошки.
