Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №02
Когда наступила ночь, мы слышим сообщение по союзническому радио, которое повергает нас в ужас. Диктор объявляет, что дуче только что прибыл в Северную Африку на борту итальянского военного корабля, ускользнувшего из порта Специи. Пережив первое потрясение — неужели и на этот раз мы опоздали? — я беру морскую карту и приступаю к подсчетам. Поскольку я знаю точно, в какой час часть итальянского флота покинула Специю, то быстро понимаю, что даже самое быстроходное судно не может достичь африканских берегов к моменту объявления этой новости. Следовательно, это обычная «утка», чтобы ввести в заблуждение немецкое командование. Мы ничего не станем менять в нашем распорядке. Но с этого дня я воспринимаю сообщения из союзнических источников с осторожной сдержанностью.
Высадка
На следующий день — в воскресенье, 12 сентября 1943 года — в пять утра мы отправляемся на аэродром, где выясняется, что планеры прибудут приблизительно в десять. Я воспользовался отсрочкой, чтобы лишний раз проверить снаряжение моих людей. Каждый получал последние пять дней «парашютный паек». Когда я доставил несколько ящиков свежих фруктов, в бараках установилось радостное оживление. Конечно, любой мог чувствовать напряжение, неизбежное даже у самых отважных перед броском в неизвестность, но мы старались рассеять нервозность сразу же, как только она зарождалась.
Однако в половине девятого итальянский офицер не явился. Я отрядил лейтенанта Радля в Рим, приказав привезти итальянца во что бы то ни стало и как можно быстрее. «Делайте что хотите, лишь бы он остался жив». Каким-то образом Радль ухитрился разыскать нашего малого и запихать в его же автомобиль. А на аэродроме за него, с моей помощью, взялся генерал Штудент. Мы наскоро объяснили итальянцу, что это желание фюрера — чтобы лично он помог нам предотвратить, насколько возможно, кровопролитие при освобождении дуче. Генералу явно польстило, что сам фюрер заинтересован в его содействии, и он обещал сделать все, что в его силах, — и я почему-то надеялся, что это дает нам неоценимый козырь в предстоящей игре.
К одиннадцати наконец стали приземляться первые планеры. Довольно быстро заполняются горючим баки самолетов, которые послужат буксирами, и сразу же каждый со своим планером на хвосте занимает определенную дорожку взлетного поля, согласно плану, разработанному еще до нашего появления здесь.
Между тем генерал Штудент собирает всех пилотов и напоминает о строжайшем запрете приземляться из пике: единственный разрешенный способ посадки — из планирующего полета. Затем я набросал на грифельной доске карту местности и указал пункты приземления для каждого планера. И наконец вместе с офицером разведки, участвовавшим в нашем рекогносцировочном полете, сверяю основные детали: хронометраж пути, высоту, направление и так далее. Поскольку, кроме меня и Радля, он единственный, кто представляет, как следует подлетать к горному плато, то по плану должен занять место в первом самолете-буксире и вести всю эскадрилью. По подсчетам, на то, чтобы пройти несколько сотен километров, потребуется ровно один час. Следовательно, нам нужно подняться в воздух точно в тринадцать ноль-ноль.
Вдруг, в полпервого — воздушная тревога! Появились вражеские бомбардировщики, и вот уже первые взрывы — на подступах к аэродрому. Мы разбежались врассыпную и засели в укрытиях. Какая досада, эдакая малость — и в последний момент могла все испортить! За несколько минут до часа дня сирены прогудели отбой.
Я прохожу на главную полосу: цементное покрытие изрядно пострадало от множества бомб, но машины невредимы. Мы можем отправляться. Я отдаю приказ: «По местам». Что до итальянского офицера, то его я беру в третий планер и помещаю аккурат перед собой между ногами, на ту самую узкую штангу, которую мы все оседлали один за другим, набившись как сельди в бочке. Едва есть куда девать руки. Итальянец, судя по всему, уже горько сожалеет о своем обещании, и скрепя сердце бредет за мной к машине. Тем хуже для него — размышлять о его душевном спокойствии я уже не могу — у меня на это просто нет времени!
Не отрывая глаз от циферблата наручных часов, я поднимаю руку: час дня. Моторы взревели, самолеты покатились по полосе, и я ощущаю, как мы отрываемся от земли. Медленно, выписывая огромные загогулины, мы поднимаемся вверх, наш караван выстраивается по порядку и направляется на северо-восток. Погода для такого предприятия кажется идеальной: громадные белые кучевые облака повисли на высоте трех тысяч метров. Никакому ветру не рассеять эту массу туч, и, следовательно, у нас появляется шанс достичь цели, даже не будучи замеченными, а затем резко нырнуть вниз прямо на нее.
В транспортном планере царит удушающая жара. Сбившимся в кучу людям, да еще со всем снаряжением в руках, практически невозможно шелохнуться. Итальянский генерал бледнеет на глазах, и скоро цвет его лица почти сравним с серо-зеленой униформой. Похоже, воздушные путешествия вряд ли когда-либо давались ему с особой легкостью, и уж во всяком случае не в числе его любимых развлечений.
Пилот сообщает координаты, я сверяю его данные с картой. Судя по всему, мы пролетаем над Тиволи. Из кабины никак нельзя разглядеть пейзаж внизу. Узкие боковые оконца закрыты целлофаном, чья прозрачность близка к нулевой; что же касается смотровых щелей, то они слишком малы, чтобы можно было опознать то, что я, собственно, через них вижу. Определенно, транспортный планер — весьма устарелая машина. Несколько стальных труб образуют его каркас, плюс матерчатая обтяжка — вот и весь аппарат.
Чтобы набрать высоту в три с половиной километра, мы направляемся в густое облако. Когда же снова выныриваем в чистое небо, пилот нашего самолета-буксира внезапно объявляет по бортовому телефону:
— Самолет 1 и 2 пропали. Кто возьмет командование?
Новость не из приятных! Что могло случиться с двумя самолетами? В этот момент я еще не знал, что за нами идут вовсе не девять планеров, как должно быть, а всего семь. Во время взлета два из них, напоровшись на воронки, образовавшиеся от бомбежки, перевернулись. Я передаю пилоту нашего буксира: «Беру командование на себя до самой цели». Затем размашистыми ударами перочинного ножа пробиваю в материи справа, слева и под ногами большие дыры, чтобы через них различить, по крайней мере, основные черты пейзажа. Несмотря ни на что, у примитивной конструкции этих планеров есть свои достоинства. Благодаря некоторым узнаваемым деталям местности — мост, пересечение дорог, — мне удается сориентироваться. Я облегченно вздыхаю — слава Богу, это еще не та помеха, чтобы отменить всю операцию. Хотя теперь при посадке у меня не будет прикрытия, что должны были обеспечить люди с исчезнувших планеров — я об этом не задумываюсь.
За несколько минут до часа Икс мы пролетели над долиной Аквилы. На дороге я ясно различаю грузовики парашютного батальона, быстро катящие по направлению к станции канатной дороги. Следовательно, им удалось преодолеть все препятствия, и они атакуют точно в подходящий момент. Хорошее предзнаменование — значит, нам тоже, тоже все удастся!
Внизу уже появилась цель — горный отель Гран-Сассо. Я отдаю приказ своим людям закрепить ремни и командую:
— Отцепить от буксира!
И в следующую секунду нас окружает внезапная тишина; ухо не может уловить ничего, кроме шума ветра под крыльями. Пилот вывел планер на вираж и стал выискивать, волнуясь, как и я, годное для посадки место посреди слегка наклонного луга. Черт возьми, ну и ветер! Я с первого же взгляда нахожу луг треугольной формы, только совсем не «слегка наклонный» — он уходит вниз, как крутой скат, даже еще круче — как лыжный трамплин!
Сейчас мы оказались гораздо ближе к плато, чем во время разведывательного полета; кроме того, в нашем тогдашнем штопоре рельеф поверхности представился гораздо более плоским. Высадка на такой откос невозможна, и я неотвратимо это осознаю. Пилоту явно приходит в голову та же мысль, и он поворачивается ко мне. Сжав зубы, я вступаю в сражение с собственной совестью. Неужели и вправду я должен беспрекословно выполнять все приказы моего генерала? Следуя им в данном случае, мне придется изменить весь ход операции и попытаться достичь на планирующем полете дна долины. С другой стороны, если я не хочу отступать от своего собственного проекта, то буду вынужден рисковать и приземляться здесь во что бы то ни стало, то есть строго запрещенным способом — из пике. Я быстро решаюсь:
— Садимся из пике! И как можно ближе к отелю.
Без малейшего колебания пилот вводит планер в штопор, заносит левое крыло вверх и бросается в безумное пике. На какое-то мгновение у меня сжимает сердце: неужели планер выдержит подобную скорость? Но тут же отбрасываю страх: не время задаваться подобными вопросами. Свист ветра усиливается и перерастает в вой как раз в тот момент, когда перед глазами появляется земля. Я вижу, как лейтенант Мейер выбрасывает тормозной парашют — бешеный толчок, что-то трещит, ломаясь; инстинктивно я закрыл глаза — новый удар, еще сильнее — ну вот, мы коснулись земли, и машина, последний раз подскочив, неподвижно замирает на месте.
