Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1974 год
Интерес Петра к восточным странам не угас. Капитану Ивану Унковскому, возглавившему в 1722 году дипломатическую миссию в Джунгарию, царь дал наказ разведать по пути, «где может найдена быть руда и коммуникация с Сибирью, особливо же водяным путем, и учиня тому чертеж и прочее, вернуться обратно...».
В голосе увлеченного рассказом Умурзакова послышались особо уважительные интонации:
— Дипломатическая миссия Унковского — случай в истории исследований Азии особый. Случай, когда ведущиеся «по пути» и мимоходные, по сути, изыскания имели прочную научную основу — в состав посольства были включены геодезисты, горняки и инженеры. Карта, явившаяся результатом этого хорошо организованного «случая», дала впервые в европейской картографии весьма подробное и в целом точное изображение озера Иссык-Куль с восточными протоками и окружающих его хребтов Тянь-Шаня. Главное же — самое главное! — миссия капитана артиллерии Унковского первой из русских экспедиций проникла в глубь «Киргиз-Кайсацкия Орды».
Эта загадочная область похоронила в веках немало неоправдавшихся гипотез, авторитетных заблуждений, мнимых открытий и несбывшихся надежд... Геродот утверждал, что к востоку от Каспия расстилается «равнина на необозримом пространстве». Птолемей наделил эти земли несуразным Имайским хребтом, протянувшимся с юга на север, — кто-то придумал для него этот Имай или спутал с реальным Уралом. Гильом Рубрук, ученый-францисканец, видел в Тянь-Шане продолжение Кавказских гор. Семену Ремезову, выдающемуся русскому географу времен Петра, Средняя Азия представлялась «безводной и малопроходной каменной степью» без каких бы то ни было горных образований. А знаменитый Александр Гумбольдт в середине XIX века вновь начертил на ее карте несуществующий хребет Болор — копию Птолемеева Имая. И наконец, даже такой осведомленный человек, как великий казахский ученый и путешественник Чокан Валиханов, который первым произвел физико-географическое районирование Тянь-Шаня, вынужден был признать, что территория Киргизии — «трудный научный ребус».
А между тем еще до Птолемея, великого космографа античности, разгадка «ребуса Киргизии» была известна многим — в первом, конечно, приближении. Знали ее купцы из сопредельных стран, миссионеры и паломники, разведчики завоевателей и дипломаты, сборщики дани с покоренного народа, чиновники почтовых ведомств и составители придворных хроник. В древнейших рукописях отыскались строки, точно и ярко характеризующие этот край:
«...страна слишком дождливая и холодная. На горах много хвойного леса. Усуньцы не занимаются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде... В их владении много лошадей, и богатые содержат их от четырех до пяти тысяч голов...»
Горы, поросшие тянь-шаньской елью и арчой. Необозримое равнинное приволье, обильное водой и травами — кормом для многотысячных отар и табунов. Так лаконично и исчерпывающе были описаны во втором веке до нашей эры главные признаки ландшафта Чуйской долины — самого густонаселенного района нынешней Киргизии.
— Самого густонаселенного... — повторил Умурзаков, бережно шелестя страницами старинной книги. — В таких местах к созданию ландшафта всегда причастен человек. Творя историю, он перекраивает лик земли и переписывает географию. Вот, для примера, та же Чуйская долина в VII веке нашей эры: «Почва благоприятна для красного проса, пшеницы и винограда; дикорастущие деревья тут редки. Так как климат холодный и господствует леденящий ветер, то жители носят одежды из валяной шерсти. На западе от Суйе несколько десятков независимых один от другого городов...» Ландшафт, как видите, уже иной.
Ландшафт действительно иной. Бывшие пастбища распаханы, цветут сады, кустятся виноградники. Лес, покрывавший некогда предгорья, вырублен — жителям «нескольких десятков городов» нужно отапливать свои жилища. Население, сменившее кочевников-скотоводов, занимается земледелием, ремеслами и торговлей. Не изменился только климат — холодно, ветрено, дождливо...
— С климатом тут, возможно, недоразумение. Думается, что оба путешественника писали все же не о климате, а о погоде.
Умурзаков достал еще одну книгу, быстро перелистал ее:
— Вот... «Равнинная часть Чуйской долины — наиболее теплый район во всей Северной Киргизии... Весна на равнине теплая и короткая... Летом стоят ясные, солнечные и почти безветренные дни... Осень обычно сухая и теплая... Зимой погода очень изменчива... Снег выпадает неоднократно, но из-за оттепелей, вызываемых теплыми сухими восточными ветрами, лежит недолго... Средние температуры июля колеблются от +20 до +25 градусов, января от —5 до —9...» Не так уж холодно, не правда ли? А о дождливости смешно и говорить, поскольку Чуйская долина — зона орошаемого земледелия. Хотя, конечно, — он пожал плечами, — все это, в общем-то, еще не доказательство... Это ведь климат, наших дней. А речь идет о климате средневековья.
Что ж, климат мог и измениться — времени прошло достаточно. И человек здесь ни при чем — климат пока от человека не зависит. А вот к ландшафту чуйского «приволья» люди, как уже говорилось, не раз еще прикладывали руки. И по-разному. В начале XIII века орды Чингисхана оперативно, с деловитостью перекроили облик местности. Вот что рассказывал об этом через сто лет историк Аль-Омари:
«В Туркестане теперь можно найти только развалины... Издали видишь хорошо построенное селение, окрестности которого покрыты цветущей зеленью. Приближаешься к нему в надежде встретить жителей, но находишь дома совершенно пустыми. Все жители страны кочевники и нисколько не занимаются земледелием».
— Я тут как-то подумал... — сказал Умурзаков, — вам это, видимо, покажется забавным... На основе сведений восточных хроник можно создать довольно полный учебник по географии Киргизии. Учтя, конечно, коррективы времени и заменив старинные названия на современные.
Он, разумеется, шутил — и доля правды в этой шутке, как ни забавно, все-таки была. Из древних рукописей вряд ли получился бы учебник, годящийся для современных школьников. Но учебник по географии средневековой Киргизии получился бы наверняка. В виду имеется, естественно, не государство (средневековая Киргизия как таковая в летописях не фигурирует), а территория теперешней Киргизской ССР. И в таком учебнике имелись бы ответы на очень многие вопросы, вокруг которых просвещенная Европа вела в течение столетий ожесточенные и зачастую бесплодные споры.
Немало сведений мог сообщить нам воображаемый «учебник», например, о «жемчужине Киргизии» — озере Иссык-Куль. Озеро это, пишет путешественник VII века, «длиннее в протяжении с востока на запад и короче с юга на север. Со всех сторон оно окружено горами и принимает в себя множество речек. Цвет воды зеленовато-черный, а вкус одновременно соленый и горький. Широкие волны то простираются огромными ровными валами, то вздымаются и стремятся с неудержимой силой...».
Озеро «простирается на двадцать дней пути, — добавляет в XVI веке упоминавшийся уже Мирза Хайдар, — и ни с какой стороны не имеет стока. Оно окружено горами. Вся вода, текущая в Иссык-Куль, пресна и приятна на вкус, но, как только она входит в озеро, она становится такой горькой и соленой, что ею нельзя пользоваться даже для умывания... Она замечательно чиста и прозрачна, так что если налить этой воды в китайскую чашку, то на дне не остается никакого осадка. Вода ручьев вокруг озера превосходна. Множество ароматических трав, цветов и плодовых деревьев; в окрестных горах и долинах много антилоп и птиц. Немногие местности в Могулистане отличаются таким приятным климатом».
Авторам этих описаний можно простить необязательную для научного труда цветистость слога — ведь география средневековья, хоть и овладевала уже математической методикой, тем не менее оставалась поэтичнейшим. видом изящной словесности. Этот вполне простительный недостаток не помешает нам оценить уровень географической квалификации описателей. При всей своей восточной эмоциональности они сумели очень точно отметить главное в характеристике уникального высокогорного бассейна — расположение в межгорной котловине, огромные размеры и протяженность озера в широтном направлении, бессточность его при множестве притоков и обусловленную именно бессточностью соленость вод с их редкостной прозрачностью, сумели также в нескольких словах дать представление о климате, флоре и фауне прибрежной полосы.
Озеро «не имеет стока» — для азиатского географа XVI века это не подлежит сомнению. А европейские картографы до середины XIX века изображают Иссык-Куль в виде неправильного четырехугольника с обязательно вытекающей из него рекой Чу. Сам Карл Риттер, крупнейший географ XIX столетия, не мог примириться с тем фактом, что из огромного водоема, принимающего сорок четыре притока, не вытекает ни одного ручейка... Впрочем, надо отдать ему справедливость, в своем «Землеведении Азии» он признает, что «о природе озера, кроме богатства его берегов железняком, нам ничего не известно и мы даже не знаем, заселены ли в настоящее время эти берега и какова, собственно, температура его воды, от которой получило оно свое название» (1 Иссык (киргиз.) — горячий, теплый.).
