Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год
С Уаттом было еще трое парней. Улыбки не сходили с их лиц.
— Джо, Уильям, Пол, — стал представлять Уатт. — Все — Калифорния.
Скоро подошел Заур-бек со своими друзьями. Он, как и остальные, был наряжен в черкеску, на поясе висел кинжал. Ему очень шло это одеяние — настоящий джигит. Калифорнийцы не отставали от Заур-бека и его друзей, они с детским восторгом прикасались к кинжалу, пробуя пальцами острие лезвия.
— Что это? — спрашивал Уатт, показывая на газыри.
— Здесь прятали порох, — объяснял Заур-бек. — Ну, это раньше, а теперь просто украшение. Сейчас и стреляют-то на праздниках холостыми патронами...
Когда мы шумной толпой подошли к дому Заур-бека, в небе все еще светила луна и полыхали костры на сторожевых башнях.
— Мы думали, пожар, — сказал Уатт, показывая на костры, — горит...
— Так в горах сообщали о приближении врага, — пояснял Заур-бек. — Теперь в горах врагов нет, и так мы оповещаем о праздниках....
Веселье в доме было в разгаре. Музыканты, завидя новых гостей, обратились в нашу сторону и заиграли еще сильней. Великого тамаду уже оповестили о том, что на торжестве присутствуют гости из Калифорнии. И как только закончился танец, он степенно поднялся, дал знак рукой — музыканты притихли. Вслед за ним встали и остальные.
— Слушай, а великий тамада совершенно трезв, — удивлялся Мавродий. — Ну и старик. Я ведь сам видел, что он пил со всеми на равных.
— Он будет трезв все три дня, — сказал я. — Он великий тамада.
— И другие старики держатся.
— И они будут трезвы все три дня и последующую жизнь.
— Как же им удается?
— Они садятся за стол, чтобы посостязаться в красноречии, мудрости — сильнейшим гордится род. Как тут опьянеешь? Голова работает. Не теряют ее.
Великий тамада уже начал свою здравицу в честь гостей. Кажется, луна и звезды слушали его.
— В Калифорнии я не был, — говорил великий тамада, держа на уровне газырей рог вина.— Но был на Аляске. До революции многие уезжали туда на заработки. Мы там дорогу железную прокладывали. Тогда я немного вашему языку научился. Особенно запомнилось мне слово «бизнес». Его часто произносили на Аляске. Ну и решили мы с приятелем им заняться. Купили на заработанные деньги бильярд. В ту ночь я во сне себя миллионером видел. А утром просыпаемся — нет бильярда. Украли. Попробуй найди вора. Аляска велика. Не получился у нас бизнес. Но, как видите, я не умру бедняком. Простите за длинный тост. Вы наши гости, в горах гость — это праздник. Поднимаю бокал за праздник.
Великий тамада под застольную песню опорожнил рог, передав его через плечо седоусому виночерпию, который, конечно же, годился ему в сыновья.
Калифорнийцам от имени великого тамады уже преподнесли наполненные вином роги.
— За великий тамада, — подняв высоко над головой рог, произнес Уатт. — За плохой бизнесмен — хороший человек!
— За хорошего человека! — поддержали остальные.
Сидевший рядом с великим тамадой сухопарый старец с кустистыми бровями, из-под которых живо мелькали веселые глазки, что-то спросил у великого тамады. Тот поднял руку. Виночерпий тут же поднес сухопарому старцу наполненный рог.
— За гостя из Болгарии, — начал он, обратившись в нашу сторону. — Меня там ранили весной дважды — первый раз турки, второй раз девушка-болгарка. Прямо в сердце. Она меня вылечила от раны турка, но не излечила от той, которую нанесла сама. Она любила другого. Пью и за эту девушку.
Заиграла музыка, старый вояка выпил до дна. Потом растроганный Мавродий ответил стихами Омара Хайяма:
Горе сердцу, которое льда холодней,
Не пылает любовью, не знает о ней.
А для сердца влюбленного — день, проведенный
Без возлюбленной, — самый пропащий из дней!
Сухопарый старец обнял Мавродия.
— Ай, молодец, правильно сказал, — улыбался старец. — Пропащая моя жизнь... Пропащая...
— Восемь внуков у тебя, — успокаивал сухопарого старца стоявший рядом виночерпий. — И жена славилась красотой...
— Но любил я болгарку, — не сдавался старик. — У нее было красивое, верное сердце.
— У твоей жены тоже.
— Но любил я болгарку...
Не успел великий тамада поднять руку в знак того, чтобы начать танцы, как появился на кругу мальчишка с кинжалами.
— Ацамаз, — вспомнил я. — Внук великого тамады.
Ацамаз, приталенный сплошь кинжалами, вышел на середину круга на носках. Музыканты ускорили темп.
— Смотри, он держит зубами кинжал, может порезаться, — забеспокоился Мавродий. — Смотри, уже три кинжала в зубах...
— Он будет строить пирамиду из десяти кинжалов, — сказал я. — Потом будет вонзать их в землю. Каждый вонзенный кинжал — будущий сын молодоженов.
— А если вонзит все десять?
— Десять сыновей, — сказал я.
— А если ни одного?
— Значит, дочки. У кобанцев такая примета...
Музыканты заиграли еще быстрее, но Ацамаз успевал за ними. Великий тамада держал рог наготове, чтоб после танца произнести здравицу в честь будущих детей молодоженов.
Три кинжала были вонзены в землю. Теперь уже музыканты поспевали за танцором.
— Матадор, — восхитился Мавродий, когда Ацамаз воткнул девятый кинжал. — Как коррида.
Десятый кинжал Ацамаз торжественно преподнес великому тамаде. Музыканты притихли. Великий тамада начал тост, держа в одной руке рог вина, в другой — кинжал.
— Тот, кто получит от него рог, — стал пояснять Сано, — будет в Кобанском ущелье в таком же почете, как сам великий тамада. Кому он передаст десятый кинжал, будет танцевать с невестой.
Когда великий тамада закончил тост, Ацамаз подошел к Мавродию и жестом руки пригласил его к старцу.
— Пей до дна, — дал напутствие Мавродию Сано — Я тут помочь не в силах.
Мавродий, приняв рог, поклонился великому тамаде.
За мгновеньем мгновенье — и жизнь (промелькнет...
Пусть весельем мгновенье это блеснет!
Берегись, ибо жизнь — это сущность творенья.
Как ее проведешь, так она и пройдет.
За счастье молодоженов, — добавил к рубай Омара Хайяма Мавродий и под застольную песню осушил рог до дна.
Потом к великому тамаде подошел Уатт.
— Пусть охраняет кинжал счастье молодоженов и будет средством защиты, а не нападения, — с этими словами великий тамада передал кинжал Уатту.
— Гостю танец с невестой! — провозгласил великий тамада.
— О"кэй! — отозвался Уатт. Как только заиграла музыка,
под руку с огненно-рыжим шафером появилась невеста. Все расступились. Виночерпий дал знак Уатту, когда под музыку плавно выходила на круг невеста.
— О"кэй! — и Уатт выскочил в круг. Кинжал в зубах он не удержал и тогда приталил его к ремню джинсов, не переставая лихо отплясывать, переходя с лезгинки на твист. Потом неожиданно для всех выскочил в круг сам жених Заур-бек, приведя в замешательство сидевших за столом старейшин.
— Не ожидал, — удивился и Сано, глядя на танец друга. — Что скажет великий тамада? Остановит музыкантов.
Но великий тамада, на удивление всем, спокойно и даже с некоторым одобрением смотрел на сдержанный, красивый танец жениха. И в ту минуту, когда огненно-рыжий шафер приготовился к заключительному танцу с невестой, вышел великий тамада. Даже музыканты, повидавшие много чудес, замерли на какой-то миг от неожиданности. Но великий тамада дал знак рукой, и они тут же заиграли «Танец приглашения». Великий тамада танцевал, как и положено великому. Невеста была в танце сдержанно величава, благородна.
Заур-бек не смог скрыть своей радости, когда великий тамада снова дал знак музыкантам, приглашая на этот раз всех на общий танец «симд». И на круг стали выходить парами, мужчины под руку с женщинами, гости со всего Кобанского ущелья, калифорнийские друзья. Ну и, конечно, не удержались старейшины, пример великого тамады вдохновил их.
Луна уже таяла в небе, когда мы заканчивали танец «симд». Утренний луч солнца был весел. Костры на сторожевых башнях, Кобанского ущелья продолжали полыхать, возвещая о празднике.
Руслан Галазов, наши спец. корр.
Северная Осетия. Кобанское ущелье
Берег скелетов
Окончание. Начало в № 3—7
Стайн молчал. Иоганн пошевелился и снова затих. Джим, одетый лишь в рваные шорты, управлял лодкой.
— Где пристать? В каком месте, хозяин? — закричал он мне, когда лодка врезалась в первые прибрежные буруны.
— В любом, где хочешь! — крикнул я в ответ.
Теперь, когда берег был близок, я мог разглядеть, что из песка там и сям торчали обломки скал, отполированных ветром и водой.
Джим слегка отвернул в сторону: он заметил гребень огромной волны, образовавшейся ярдах в двадцати от нас по правому борту, и в следующее мгновение мы, словно на крыльях, понеслись к берегу, высоко возвышаясь над окружающим нас морем. Анна съежилась и закрыла глаза, ухватившись рукой за борт.