Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год
— Я, конечно, не очень сведущ в таких делах, — произнес Лейконен, — но, по-моему, название улице дают те, кто первым поселился на ней. Вот мы и назовем.
Взял кусок неструганой доски, положил на стол и, мусоля химический карандаш, вывел:
ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ
Полюбовался на свою работу и спросил:
— Возражений нет?
Доску торжественно прибили к лиственнице. Собрались все приехавшие с первой партией и одобрили название и выдумку ленинградцев.
И отправились прорубать в тайге просеку, чтобы поставить на проспекте первый дом.
Глава четвертая, в которой доказывается относительность сроков строительства и вообще рассказывается о буднях «самостоятельной» бригады
В бригаду «самостоятельных» шли охотно. Сначала строители рубили лес. Потом вели линию электропередачи от дизельной к обогатительной фабрике. Ставили осветительные фонари, тянули линию связи.
Лютовали морозы, с ветрами и без ветров. От мороза распухали руки, трескались губы, слезились и воспалялись глаза.
— Бывало, что уезжали люди. Бежали. Диванные романтики...
Орлов усмехнулся.
...Я пришел в гости к Михаилу Павловичу неожиданно. Он только что прилетел из Якутска с пленума обкома партии. Пока щепетильный хозяин приводил себя в порядок, я смотрел семейные фотографии и памятный альбом делегата XXII съезда КПСС. Видел снимок и самого Орлова в Георгиевском зале Кремля. На фото — человек, неловко чувствующий себя перед объективом. А поскольку в таких случаях форма одежды парадная, то на лацкане темного пиджака четко выделялась Золотая Звезда.
Я спросил Орлова, какие объекты строила его бригада.
— Ну, например, фабрику. Первую, — сказал Орлов. — Мы ее реконструировали.
Замечу, что «реконструкция» — слово в данном случае весьма условное. Эту фабрику, вернее сарай с примитивными грохотами, я видел в первый приезд. А сейчас первая фабрика — огромное здание, высотой в четыре этажа. Бригада Орлова построила ее заново за 92 дня, а по плану полагалось за семь месяцев. Фабрика вступила в строй и была освоена не к концу промывочного сезона, как намечалось, а к началу. (Обогатительные предприятия алмазограда работают пока сезонно — летом.)
— У нас при реконструкции фабрики, — улыбнулся Орлов, — досадный случай произошел. То ли при перевозке, то ли где еще потерялся редуктор классификатора. Без него алмазы будут уходить в «хвосты», то есть в отвалы. Всё перерыли — нет редуктора. А деталь не маленькая — этак с табуретку. Решили мы с Лейконеном вместо редуктора тройную передачу сделать для классификатора. Двое суток рассчитывали передачу, поставили все-таки. Работала. Два года работала, пока все оборудование на фабрике снова не сменили.
Это было в те дни, когда Орлов, секретарь комитета комсомола стройки, вступил в кандидаты партии и создал комсомольско-молодежную бригаду слесарей-монтажников. Она стала первой бригадой коммунистического труда в городе, А зимой шестидесятого, после успешного завершения монтажа горнообогатительной фабрики, вместе с большой группой работников цветной металлургии Орлову было присвоено звание Героя Социалистического Труда, а Лейконена наградили орденом Ленина.
Состав бригады Орлова текучий. Переходишь на другой объект — меняется профиль работ, приходится заново создавать коллектив. Неизменным оставался только костяк бригады: Михаил Лейконен, Петр Сыроваткин, Николай Михайлов да еще несколько человек. Многие из бригады Орлова получили высокие разряды и сами стали во главе бригад.
Хорошо помнит Орлов, как впервые появился в бригаде Гилязов, который, по мнению многих, был человеком тяжелым...
В замусоленной кепчонке, в пальтишке, вытертом до основы и напоминавшем мешковину, он подошел к Орлову и, ухарски цыкнув сквозь зубы тонкой струйкой, спросил:
— И ты не возьмешь?
— Куда?
— На работу.
— Люди нам нужны, — с расстановкой ответил Орлов.
— Они везде нужны. Только вот я не нужен, видно.
— Как зовут-то?
— Роман. Гилязов.
— Холодно, поди, тебе, Роман. Зима на дворе.
— Жалостливый, — протянул Гилязов. — Ты мне про работу.
— Я про работу. Пальто тебе нужно. Вот что.
Был обеденный перерыв. Монтажники грелись, тесно набившись в избушку.
— Справлю, коли заработаю. А может...
— Что может?
— Пропью.
— Не пропьешь!
— Это почему же? — задорно спросил Гилязов. Огляделся, видимо, снова приспичило сплюнуть, но сдержался. И еще его удивили улыбки парней. Откуда тогда Роману было знать, что бригадира понимают с полунамека.
— Скинемся, ребята? — сказал Орлов.
Зашумели монтажники. Петр Сыроваткин положил на стол шапку.
— Дело! Это так! Эх, мало из дома взял... Ничего! Наберем
Орлов собрал деньги. Пересчитал:
— На, Роман. Топай в магазин. Купи одежонку и завтра — на работу. Понял?
— Да ты знаешь, кто я? — Гилязов удивленно ткнул себя пальцем в грудь.
Орлов пожал плечами:
— Скажи.
— Я двенадцать лет сидел...
— Не убежал же. Отсидел.
— Я за дело сидел! За дело!
— Тем более. Понимаешь.
— Да я...
— Брось, — оборвал Орлов. — Ты в магазин идешь?
— Ну, иду...
— Работать у нас будешь?
— Буду.
— Ну, и отправляйся в магазин. У нас перерыв кончается.
Гилязов с недоверчивостью посмотрел на орловцев. Может, милостыней хотят отделаться? Вроде нет.
Мужчины деловито застегивали ватники, натягивали ушанки, варежки.
— А деньги за что?
— Отдашь в получку. Не Христа ради собрали. Заработаешь.
Мимо Гилязова проходили люди, улыбались, подмигивали...
— Где теперь Гилязов? — спросил я у Орлова.
— Как где? В Мирном. В другой бригаде работает. В гости заходит. Женился. Где же ему быть?
Глава пятая, из которой станет ясно, что ручей Ирелях — это не река Нева
По утрам бригадир встречается со своими монтажниками на автобусной остановке. Расписания у транспорта Мирного еще нет. Приходится выходить загодя и ждать. Толпа рабочих вглядывается в сиреневый морозный туман.
Вот и автобус. В нем потеплее. А может быть, кажется. Пока едут — идет «планерка». Времени вполне хватает, если говорить только о деле. Остановка, другая. Часть рабочих выходит. Сейчас орловцы трудятся на трех объектах сразу. Работами ведает совет бригады. Он намечает графики монтажа и сам за ними следит. Как же иначе — не разорваться же бригадиру. Да и всем от этого новшества спокойнее и увереннее: сами постановили, сами и выполняют.
Новая фабрика строится на берегу того самого ручья и, пожалуй, на том самом месте, откуда шесть лет назад после восьмилетних поисков геологи послали веселую радиограмму: «Закурили трубку мира. Табак отличный».
На ручье паруют наледи. Вода еще борется с морозом.
От конструкций фабрики тянет холодом прокаленной морозом стали. Студеные сквозняки гуляют меж гигантских грохотов и отсадочных машин. Полутьма помещения озаряется голубым огнем сварки. Дрожат на стенах жесткие тени и жесткий свет.
Пахнет пригорелым металлом. В стерильном воздухе запахи особенно резки.
Под ударами молотков сталь звенит до странного высоко. Она словно в недоумении, что в такой холод с ней еще что-то делают.
Но вот сдвинул на затылок ушанку Юрий Русинов — жарко. Скинул рукавицы Петр Сыроваткин. Хоть на минутку. Надо проверить, хорошо ли выровнены отсадочные машины. Техника обогащения кимберлитов сложна. Она требует безукоризненной отладки всех агрегатов.
Перекур. Вернее, обогрев в палатке, где свирепо рычит печь. По дороге к палатке киваю на дымящийся ручей:
— Не Нева, Михаил Павлович. Орлов неожиданно говорит:
— Между прочим, еще один человек так же сказал про этот ручей. А потом искупался в нем в половодье. И меня с собой прихватил.
— Кто ж это?
— Да Миша Лейконен. Насос спасали.
Случилось это весной. Затяжной, северной, когда снег играет в прятки с солнцем, хитрит, изворачивается.
Быстрее всего снимают зимнюю шубу комли деревьев. Они первыми начинают прогреваться, и у корня расцветает аккуратная круглая лунка, на дне которой — земля. Затем снег убегает на северные склоны сопок и хитро поблескивает там, синий и ноздреватый. Потом белые островки остаются лишь в ложбинках, рытвинах, глубоких и крутых распадках. И только когда тайга зазеленеет, придержит листвой и хвоей тепло у земли, тогда пропадают, словно уходят под землю, в вечную мерзлоту, снежные последыши.
Из-за вечной мерзлоты весна на севере водообильная, бурная. Некуда деваться талой воде, как по камню, скатывается она по склонам. Враз переполняются русла еще не вскрывшихся ручьев и речек. Паводок бежит по льду промерзших до дна водоемов. Бурливый, словно горный поток.
