Журнал «Если» - «Если», 2012 № 12
— Когда я считаю необходимым что-то узнать, я задаю вопросы.
Андреа вспомнила свое ухающее сердце, кровавые ладони. И как радостно было сознавать, что в крошечных пальцах она держит плоть взрослого бокайца. Того, в ком прежде души не чаяла.
— Когда я находилась во власти этого… даже не знаю, как назвать… ощущения были превосходными.
— А потом?
— Потом очень хотелось покончить с собой. Всякий раз, как вспоминала… Этот допрос в самом деле необходим?
Кормилец Узников будто не услышал.
— В дальнейшем вы когда-нибудь убивали разумных существ?
К сожалению, правдивый ответ был утвердительным. На весь остаток детства Корт получила эквивалент тюремного срока. Пару раз она была вынуждена принимать чрезвычайные меры против людей, отвечавших за ее охрану, но обращавшихся с подопечными детьми как самые настоящие чудовища.
— На такие вопросы я предпочитаю не отвечать.
— Это молчаливое признание вины?
— Нет, уважаемый господин, это молчаливое проведение черты между тем, о чем можно меня спрашивать, и тем, во что совершенно незачем совать нос. Если вы всерьез убеждены, что я намеревалась причинить вашему ребенку вред или что само мое присутствие представляет для него опасность, объявите меня персоной нон грата, выдворите с планеты, а впредь присматривайте за дочкой получше, чтобы вечерами не убегала из своей комнаты и не натыклась на бродящих по вашим владениям людей.
Кормилец Узников вылез из петли, медленно прошелся по кругу и снова посмотрел на Корт.
— Мы не обвиняем вас в попытке причинения физического ущерба ребенку.
— Тогда в чем проблема?
— Проблема связана с упадком нашей цивилизации. Так как мы крайне малочисленны, вся надежда на оставшуюся горстку детей. Каждый из них с младенчества понимает, что ему предстоит особая служба. Ваша беседа с ребенком, как бы она ни была невинна, могла внести в нашу задачу новые переменные, достаточно серьезные, чтобы сорвать процесс подготовки. Вот что нас беспокоит, советник… О чем вы говорили с Первой Данью, можно узнать?
Андреа была уже сыта этим допросом по горло.
— Я пребывала в плохом настроении, его причина вас тоже не касается. Она спросила, почему я плачу. Я ответила, что мои слезы — пустяк. Потом мы представились друг другу, и она сказала, что рада встретить человека, с которым можно подружиться. Я не сочла необходимым ее разубеждать. Дальше этого наша беседа зайти попросту не успела. Если при этом я повлияла на процесс обучения, прошу меня извинить, хоть и ума не приложу, как такая ерунда может повредить чему-то.
Кормилец Узников снова описал кружок.
— Возможно, понадобится коррекция воспитания, но если между вами больше ничего не было, то вряд ли нанесен непоправимый ущерб. Возможно, я даже позволю Первой Дани снова поговорить с вами. Вы вернетесь в посольство при условии, что не покинете нашу территорию, пока мы не решим, как быть дальше.
От такого ультиматума Андреа не пришла в восторг. Незаконченных дел на этой планете набиралось от силы на день. Торчать среди презирающих ее дипломатов, пока зинны решают, казнить или помиловать, — не самый лучший способ потратить время с толком. Но протестовать, судя по всему, бесполезно.
Она выпрыгнула из петли и процедила:
— Пока я здесь, постараюсь, чтобы бесед о пустяках больше не было.
Если Кормилец Узников и уловил сарказм, то не подал виду.
— Мы высоко ценим ваше содействие.
* * *Непреднамеренный дипломатический инцидент — штука неприятная. А для его виновника — вдвойне. Потому что отвечать приходится дважды: сначала перед оскорбленной стороной, потом перед собственным начальством.
Андреа Корт доставили шаттлом в посольство Конфедерации, подвергли часовой пытке ожиданием в ее квартире, а после препроводили в посольский кабинет для надлежащей выволочки. Там за столом восседала Вальсик, подперевши голову кулаком и все свое внимание сосредоточив на ростовом голографическом портрете мужчины в интерьере импровизированной тюремной камеры, которая находилась здесь же, в посольстве.
Изображение было записанным, а не живым, и оно не двигалось. Основательно устаревший портрет прибыл из полицейского архива. Снимок был сделан тринадцать лет назад, в день ареста. С тех пор внешность преступника, конечно же, претерпела изменения.
Андреа видела перед собой рослого, крутоплечего мужчину с редкой порослью соломенных волос и слегка асимметричными челюстными мышцами, растянувшими его рот в кривую ухмылку. По виду на воплощение зла он не тянул, а больше смахивал на безобидного «тормоза»: такой в любом разговоре отстает на полминуты и, чтобы не потерять нить вовсе, пускает в ход единственное доступное средство, то есть с мягким юморком корит себя за тупость.
С Саймоном Фарром ей пришлось выдержать не одну малоприятную беседу, пока дипломаты добивались от него согласия отдаться в руки зиннского правосудия, и она знала, сколь обманчив этот невинный облик. Фарр был далеко не дурак, и самоуничижением он не грешил. Никто из ее знакомых, принадлежавших к категории преступников, не был достоин титула «воплощение зла» больше, чем этот субъект. К той же категории слишком многие на протяжении долгого срока относили и ее саму, и не сказать, что по недомыслию.
На медленно вращающуюся голограмму Вальсик глядела так, будто выискивала в рельефных плечах или наметившемся животике Фарра некие признаки гнили, не подчеркнутые бездумной камерой. При этом посол ногтями задумчиво выстукивала на голой столешнице какой-то бравурный ритм. Дробь звучала вплоть до той секунды, когда Вальсик, не глядя на вошедшую, заговорила:
— Ведь ты в курсе, что сейчас ведутся исключительно важные торговые переговоры?
— Посол, я беседовала с ребенком.
Вальсик пропустила возражение мимо ушей.
— Зинны держатся из последних сил. Ни дать ни взять побежденный народ, готовый исчезнуть с лица космоса из-за культурного шока. Однако в части технологии они опережают нас на тысячелетия и соглашаются передать свои знания нам, а взамен требуют вот этот жалкий мешок с дерьмом. — Она указала на портрет Саймона Фарра. — Мы рассчитываем получить экономическое и военное преимущество, которое позволит нам на протяжении веков быть впереди всех. На протяжении веков! — с пафосом повторила она.
— И все-таки, — хмуро проговорила Андреа, — я ничего плохого не сделала. Просто пообщалась с девочкой.
Посол упрямо не смотрела на нее.
— Здесь твое присутствие понадобилось только для того, чтобы на долгожданном документе появилась печать. Ты подтвердишь уже изъявленное Фарром согласие, проверишь условия его будущего содержания и санкционируешь окончательную передачу. Все прочее, включая болтовню с туземной ребятней, к твоей прямой задаче не относится.
— А торчать на бесполезных приемах — это моя прямая задача? И получать головомойки за то, что ко мне обратился ребенок, а я повела себя самым естественным образом? Полагаю, что мои обязанности все-таки лежат в иной плоскости. Сдается, проблема не в том, что я сделала. Вопрос в том, кто я вообще такая.
В первый раз за весь разговор Вальсик встретилась с ней взглядом.
— Советник, да у тебя самая настоящая мания преследования.
— Обычное дело для того, кого преследуют всю жизнь.
Посол выпрямила спину, но взгляд не дрогнул, не потеплел ничуть.
— Отчасти по этой причине я сообщила в Новый Лондон, что считаю тебя абсолютно непригодной для данной задачи.
Такая запоздалая честность, пожалуй, пришлась Андреа по душе. Кто другой на месте посла ударился бы в риторику, блуждая вокруг да около темы и уделяя ей лишь косвенное внимание — так небесное тело, двигаясь по эллиптической орбите вокруг невидимого массивного объекта, самой своей траекторией подтверждает факт его существования.
Ну, раз пошел разговор без обиняков…
— Вы и в самом деле считаете, что я не способна поставить какую-то паршивую печать?
— Ну, для этого-то ты более чем профпригодна. Тебя ждет прекрасное будущее, если сумеешь как-нибудь совладать со всеобщим предубеждением. Вот только сейчас мы находимся в крайне щекотливой ситуации, и честное слово, я не верю, что твоим выдающимся способностям найдется достойное применение здесь. Ума не приложу, почему дипкорпус выбрал именно тебя. Будто мало других юристов, куда более опытных. Наверное, выбор пал на твою особу только по причине дрянной биографии.
Андреа напряглась.
— А как вы получили должность посла? Тоже анкета не идеальная?
— Давай без фантазий. Я с тобой говорю откровенно и не унизить хочу, а предупредить. Тот гнус, чьи интересы ты защищаешь, здесь находится только потому, что зиннам захотелось держать у себя в клетке образчик человеческого зла, и они готовы платить невообразимую цену. Учитывая твое прошлое — а в других обстоятельствах я бы очень хотела, чтобы оно и осталось прошлым, — следует задуматься, не присовокупило ли наше начальство тебя в качестве дополнительного приза.
