Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1986 год
Клянусь господом богом, что какой-то своей частью я знал, предчувствовал худшее, смутно понимал, что индеец собирается сказать мне правду, которая превратит мою жизнь в безумие. Я мог бы уйти, закрыть уши, приказать ему замолчать. Нет. Я не сделал ничего подобного. Но почему же, боже праведный? Сила духа? Нет, сын, нет. Совсем наоборот. Дух мой был сломлен. Я знал, что он собирался сказать мне. Не слова, конечно. Но суть. Он сказал мне лишь то, что, уверен, я должен был в конце концов узнать.
— Я приснился тебе, Гуоттарол. Инки, как и ты, тоже грезили о золоте. Вот и вторая причина. Золото, золото, золото! Они думали, что мы сделаны из золота, что золото течет в наших реках. Как и ты, они видели в своих снах Золотого Человека!
Признаюсь, на мгновение он показался мне дьяволом. Как иначе он мог узнать о моем сне? О том ужасном видении? Я так сжал холодный поручень, что пальцы хрустнули. Да будут благословенны малые знаки нашей бренности! Этот хруст привел меня в чувство. Когда индеец продолжил рассказ, я с облегчением отметил, про себя, что о сне он говорил метафорически.
— Золотой Человек. Таков был титул нашего короля Зипы. Не правда ли, сон обретает великолепие? Для инков он был, без сомнения, наваждением. Подобно ацтекам и испанцам, они были неизлечимо больны золотой лихорадкой. Я уже говорил тебе об озере Гуатавита — нашем святилище. Во время коронации Зипу несли туда на деревянных носилках. Люди пятились перед ним, подметая дорогу, по которой его должны были пронести... Рассвет. Вокруг поднимаются горы. Первый луч солнца окрасил гладь озера. Жрецы снимают с короля одежды. Они обмазывают его обычной смолой. Потом настает черед других жрецов. В одной руке они держат деревянные трубки. В другой — сосуды с золотой пылью. Жрецы дуют на золотую пыль из трубок. Пыль прилипает к смоле. Они дуют до тех пор, пока король не покрывается золотом с головы до ног. Преображение! Теперь король стал живым воплощением бога-солнца. Жрецы снова поднимают на плечи носилки с позолоченным королем и входят в воду. Золотой Человек! Чибча, облепившие берега, приветствуют своего Зипу. У каждого в руках жертвоприношение из золота. Жрецы преклоняют колени. Носилки плывут по воде. Как только солнце зажигает озеро Гуатавита золотым огнем, Золотой Человек встает, раскидывает в стороны свои позолоченные руки и ныряет... Глубоко, глубже, еще глубже. Много минут должен он оставаться под водой. Пока не смоет все золото. Вода в озере ледяная, но король выдержит холод. Он знает, если на его теле останется хоть одна золотая пылинка, жрецы скажут, что бог-солнце отверг его. И тогда — смерть. Говорят, ни один Золотой Человек не заслужил такой кары. У нас, горцев, широкая грудная клетка и большие легкие, мы можем довольствоваться разреженным воздухом. Наконец король выходит из озера. На нем ни следа золота. Жрецы кланяются ему до земли. Народ бежит навстречу. В озеро летят золотые безделушки. Золотой дождь. Слава Гуатавиты. Воды его сверкают и блещут. Настоящее зеркало бога-солнца. Озеро из чистого золота. Да здравствует Зипа! Да живет вечно! Могучий крик разносится с горных вершин и берегов озера. Бога-Солнца, короля чибча несут, ликуя, в его дворец. Он золотой! Золотой Человек!
Голос индейца дрожал от возбуждения, казалось, он видит то, что рассказывает, и все происходит сейчас перед его и моим взором. Неожиданно он умолк. Показал рукой на лунную дорожку в море.
— Вот она, правда.
— Я не понимаю.
— Что ты видишь на воде? Отражение лунного света. Что такое лунный свет? У луны нет собственного света. Ее лицо освещается солнцем. Так меня учили испанские священники.
— Ты хорошо усвоил урок,— сказал я.— Все это верно, по при чем тут твой Золотой Человек?
— Они похожи,— сказал индеец, переходя на шепот.— Инки, а позднее испанцы двигались в темноте. Они подобны луне. У них не было собственного света. Они пришли, как воры, украсть свет бога-солнца, золото чибча, славу нашего Золотого Человека.
Он повернулся. Посмотрел мне в глаза.
— В землях, когда-то принадлежавших моему народу, золотых приисков нет.
— Но ты сам говорил о золотой пыли...
— Если она и была, то ее покупали. Если у нас были золотые фигурки, то нам их кто-то продавал. Возможно, что чибча иногда обменивали коку на золото. Возможно, но маловероятно. Кока для нас священна. Золото же — прах. Золото не живет.
— Если у вас были фигурки, значит, твой рассказ о Золотом Человеке...
— Ты прав. Рассказ. Сказка. Сказка, рассказанная инками. Рассказанная ими ацтекатлям — народу, который ты называешь ацтеками. А теми рассказанная испанцам. И так далее, и так далее.
— Но что-то ведь было...
— Тебе необходимо верить в это?
— Разве луна придумала солнечный свет? — спросил я, цепляясь за образ, которым он воспользовался, чтобы описать путь своей странной истории во времени.— Не хочешь ли ты сказать, что солнца нет?
Индеец покачал головой.
— Бог-солнце выше издевательств. Он смеется над нами. Я говорю тебе все, что знаю, и все, чего не знаю.
Я не знаю, почему нашим врагам пригрезился Золотой Человек. Может быть, Зипу покрывали золотой пылью, купленной у других племен. Может быть, то, что наши священники выдували из своих трубок на его тело, было просто семенами какого-то дерева. Может быть, торговцы других племен наблюдали сцену коронации издалека и решили, что у нас много золота, а потом эта весть разнеслась по свету. Может быть, все это придумали торговцы, объевшиеся нашей кокой. Может быть, вообще ничего не было...
— Ничего? Что-то должно было быть, дружище!
Индеец мрачно усмехнулся.
— Потому что так считает Гуоттарол?
— Потому что Кортес нашел золото!
— Конечно. Но в империи ацтекатлей, в империи инков.
— Значит, золото должно быть и в других местах.
— Согласен. Но это неважно. Я говорю тебе то, что знаю. В горах моего народа золота нет. Ни крупинки, ни песчинки, ни пылинки. Нет и не было. И никогда не будет. Так решил бог-солнце. Никакого Эльдорадо.
— Я приехал искать не Эльдорадо. Я знал эту историю. И считал ее выдумкой. Но у меня были факты. Я привез из Гвианы образцы пород. В них было золото. Будь ты проклят вместе со своим Золотым Человеком! Где испанские прииски на Ориноко? Один был рядом с Сан-Томе, так? А другой — на горе Иконури?
Индеец медленно покачал головой.
— Я ничего о них не знаю.
— Ты лжешь. Кеймис привез с собой два слитка.
— Эти слитки испанцы купили.
— Кеймис привез и документы. Из дома твоего поганого хозяина Паломеке. В тех бумагах говорилось о добыче золота на берегах реки Карони.
— Уверяю тебя,— сказал индеец.— Паломеке не нашел ничего. Его люди искали в тех местах, которые ты назвал. И во многих других. Время от времени появлялся очередной пьяница, который вылезал из джунглей, чтобы сказать дону Паломеке, что он знает, где есть золото. И на следующее утро они отправлялись в путь. «Вон за тем холмом! В самом конце вон того ущелья — какая жалость, что уже темнеет!» Всегда в одном дне пути. Всегда завтра. А ночью накануне «завтра», хитрец, конечно, убегал, растворялся в темноте, исчезал. Если только не напивался вдребезги испанским вином. Участь перепивших была печальна. Паломеке распинал их на том месте, где они обещали найти золото.
Я молчал. Наблюдал, как наполняются ветром паруса. Потом спросил:
— Ты сказал Паломеке правду?
— Нет,— ответил индеец.— Не сказал.
Я вспомнил его рассказ о плетке Паломеке. Снова наступила тишина, которую нарушали только хлопки парусов.
— Я сказал тебе,— произнес индеец, когда мы вновь начали ходить взад-вперед по палубе.— Гуоттарол — единственный, кому я сказал всю правду.
— Почему?
— Я не знаю. Раньше думал, что знаю.
— Из-за гибели моего сына?
— Да.
— Из-за твоего крика?
Индеец понуро опустил голову. Едва заметно кивнул. Я пробормотал:
— А сейчас ты не знаешь... Я что-то тебя не пойму!
— Ты должен понять себя,— сказал индеец.— А меня... может быть, во мне и понимать нечего.
Он вздрогнул. Думаю, что причиной была не только ночная прохлада.
— Ты изменился,— заметил я.
— Да.
— Раньше ты казался уверенным в себе человеком.
— Я ошибался,— сказал индеец.— Да простит бог-солнце мою гордыню. Крик... Это единственное, что у меня осталось. Единственное, чем я мог ответить миру, в котором был чужой грезой. Я знал крик. Думал, что знаю его. Его смысл. Его источник. Его великую силу.
— Я слышал твой крик,— напомнил я ему.— Невероятный. Леденящий душу. Твои враги обезумели от него.
— Но он не свел с ума тебя, Гуоттарол. Я смотрел на него, не отрывая взгляда.
— И это означает, что я бог?
— Нет,— сказал он совершенно серьезно.— Это означает, что я человек.
