Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1970 год
Формально, в соответствии с правилами, установленными самими путешественниками, экспедиция была завершена. Об этом были тут же посланы радиограммы в Англию. Херберт поздравлял с успехом тех, кто «руководил» экспедицией в Лондоне. Но хотя цель экспедиции была достигнута, путь еще не был завершен и таил впереди немало неожиданностей.
Среди поздравительных телеграмм, полученных экспедицией на другой день, была одна особенно примечательная и особенно теплая. Ее прислал англичанин, который недавно сам завершил свой «кроссинг». Робин Нокс-Джонсон стал первым яхтсменом, совершившим плавание в одиночку вокруг света без единой остановки и, таким образом, выигравшим гонку на приз газеты «Санди таймс». Робин радировал: «Фантастично! Предлагаю объединить усилия и пересечь планету по экватору пешком и под парусом. Там теплее».
Но и на 80° северной широты в начале июня уже довольно тепло. Лед таял под ногами участников экспедиции. Четыре упряжки бежали теперь прямо к ледоколу. По иронии судьбы сам ледокол стоял среди крепкого, устойчивого льда, о каком только и могли мечтать пешие полярники. А им самим приходилось по-прежнему пробираться сквозь ледяное крошево.
Между тем снова возникла сложная проблема финиширования. Не удовлетворенный тем, что произошло у Грифельной Доски, Херберт надеялся разыграть другой сценарий финиша.
«Мы заспорили о том, что делать дальше, — рассказывает Херберт. — Опираясь на свой опыт военного врача, Кен рассматривал вертолет как часть корабля и считал, что нам достаточно добраться до сферы действия ледокольной авиации. Признавая логичность подобного аргумента, я, как, впрочем, и Рой и Аллан, все же не считал такой финал достаточно впечатлительным. Нам хотелось во что бы то ни стало самим дойти до корабля. Рой даже настаивал на возможности выполнения первоначального нашего плана с финишем в Лонгйербиене. С 21 июня еще было время осуществить задуманное. Но «Эндьюранс» не мог ждать...»
Капитан «Эндьюранс» Питер Бьюканан каждый день беседовал с Хербертом по радио. Он настаивал на скорейшем «свертывании пожитков»: не позднее 25 июня ледокол должен был вернуться в Портсмут для подготовки к плаванию в Антарктике.
«Я буду чувствовать себя крайне разочарованным, даже убитым, если экспедиция закончится воздушной эвакуацией», — отвечал ему Херберт.
В течение двух дней радиосвязь между ледоколом и экспедицией не возобновлялась. Наконец 9 июня Херберт снова появился в эфире. В этот день координаты полярников составляли 80° 27" северной широты и 17° 30" восточной долготы. Между ледоколом и полярниками было еще 46 миль.
11 июня капитан Бьюканан отдал приказ снять экспедицию со льда. Завершился последний, 476-й день трансарктического пути.
На палубе «Эндьюранс» четверо безумно усталых англичан заново вспоминали опыт жизни в условиях цивилизации.
— Я соскучился по душу и хорошей кухне, — сказал Уолли в своем первом интервью, — но нас не покидает грусть при мысли о расставании с нашей спартанской жизнью. Мы уже привыкли к самым суровым условиям, а то, что нам предстоит, кажется таким чуждым. Был даже момент, когда я поймал себя на мысли: а не повернуть ли упряжку вспять, не махнуть ли обратно через полюс на Аляску?
Я бы хотел когда-нибудь вновь совершить нечто подобное. Но я не становлюсь моложе, да и все труднее найти на карте маршрут для первопроходного путешествия. Должно быть, кое-где еще остались неизведанные места, возможно в Южной Америке. Я, во всяком случае, не возражаю отправиться куда-нибудь потеплее.
— Ваши планы не изменились? По-прежнему тянет к экватору?
— Нет, не изменились, — отвечает Уолли. — По-прежнему тянет к полюсу.
Мы беседуем в небольшой лондонской квартире Херберта на первом этаже дома № 30 на Кадоган-плейс через четыре месяца после окончания экспедиции. Тихая квартира, тихая улица.
В двух шагах отсюда Слоун-сквер, Кингс-роуд — суетливый центр Лондона, известный на весь мир своими домами «Большой моды». Тротуары Кингс-роуд возвышаются как помосты для манекенщиц. В толчее меж помостов звезды поп-музыки, отпрыски нефтяных шейхов и преуспевающие парикмахеры прогуливают свои «мерседесы», «бентли», «ягуары». Если бы не было Южного полюса, следовало бы сказать, что этот зазывно орущий мир полярно противоположен суровому молчанию Арктики.
«Я не беглец от жизни, но в Лондоне мне дышится с трудом», — ответил Уолли одному корреспонденту, спросившему, не была ли для него идея пересечь полярный бассейн всего лишь способом убежать от действительности.
— Трансарктида была для вас делом жизни. Что вы чувствуете сейчас, когда она завершилась?
Наш вопрос не застает Херберта врасплох.
— Знаете, на меньшее я теперь не согласен. Хиллари меня предупреждал перед стартом: потом, мол, станет пусто. Пока не стало. Пишу книгу. Одну — «Через вершину мира» — уже издали. Но работать над ней пришлось второпях, чтобы уложиться в контрактный срок. Полный отчет потребует многих месяцев. Кроме того, готовлюсь переменить профессию — решил целиком посвятить себя киносъемке. Начну со знакомого — с полярных районов. Первая киноэкспедиция состоится уже будущим летом. В этом деле много простора для открывателя.
— Удовлетворен ли ваш аппетит к приключениям?
— Эта страсть ненасытна. Но, знаете, я не люблю, когда нашу экспедицию просто причисляют к приключениям. Мои спутники проделали титаническую научную работу. Специалисты были поражены, когда ознакомились с ее объемом. Мы ведь ни на день не прерывали наблюдений, как бы трудно ни приходилось. К тому же мы фиксировали каждый свой шаг, каждую минуту бодрствования и сна. Приключение?! Да! Но приключение ради науки. Не ради приключения как такового. Меня критикуют. Утверждают: экспедиция дорого стоила. Но ведь государственных средств мы не тратили. Так что налогоплательщики не в обиде. А те деньги, что брали в долг, мы или отработали, или отрабатываем. Я вот никак не могу вылезти из долгов. Висят и висят, просто камень на шее.
Расплатиться с долгами, пошедшими для уплаты за снаряжение, Уолли Херберту тем более тяжело, что экспедиция не получила так называемого рекламного резонанса. Обычно торговые фирмы соперничают между собой и поднимают гонорары за использование в своих зазывных объявлениях имен известных людей. Но Херберт и его спутники не приобрели ценности на «рынке имен». О них, о самой экспедиции вообще быстро замолчали с момента возвращения домой. Ни торжеств, ни наград, ни простого отзвука.
А ведь в обычаях Англии щедро венчать лаврами своих путешественников. Рыцарского звания «сэр» были удостоены Хиллари, Фукс, Чичестер, Роуз. Множеством разного рода регалий были отмечены успешное восхождение на Джомолунгму, пересечение Антарктиды на вездеходах, кругосветные плавания яхтсменов. Херберт не получил до сих пор даже медали. Хотя нельзя не согласиться с «Санди таймс», что в ряду других достижений английских путепроходцев четверке Херберта досталась, быть может, самая сложная задача, потребовавшая незаурядного мужества в течение 477 дней.
Причиной намеренного замалчивания экспедиции корреспондент «Санди таймс» Питер Данн считает разлад между участниками похода и их лондонскими опекунами. Разлад открыто проявился после несчастного случая с Джиллом. Но в его основе, указывает Данн, лежит различие социальных уровней.
Данн приводит характерный разговор между одним из патронов экспедиции и радистом Чёрчем.
— Вы, конечно, служили? — интересуется титулованный вельможа. — В авиации? Очевидно, командиром эскадрильи?
— Я серая скотинка, — отрезал Чёрч.
Комитет, созданный в Лондоне для руководства экспедицией, состоял сплошь из представителей генералитета, бывших чинов колониальной администрации, директоров старых банковских домов. На недослужившегося сержанта Херберта они смотрели свысока, равно как и на сына плотника Джилла, и сына докера Кернера.
Не просто свысока. Они рассматривали участников экспедиции как своих служащих, получивших почетное задание командования. По свидетельству Данна, Херберт был вынужден сносить такое обхождение, когда решалась участь похода. Но он ответил резкостью на окрик из Лондона, когда экспедиция была в разгаре.
Неповиновение Херберта, как видите, было материально наказано опавшей вокруг него завесой молчания. Первый англичанин на Северном полюсе стал просто «благородным мужланом».
— Я никому ничем не обязан, — говорит нам Херберт. — Вы знаете, когда мы беседовали в первый раз, тогда, в декабре, мне было трудно пожимать руки; пальцы непосильно болели от непрерывной работы на машинке. Я сидел за машинкой по 10—12 часов в день, отпечатывая сотни писем с просьбой о поддержке. Нет, их (несложно понять, кого он имеет в виду) расположение и опека мне не нужны.
