Журнал «Если» - «Если», 2005 № 03
— Замечательно! — просиял наставник. — Кто это сказал? Встань, дружок, не стесняйся, ты задал отличный вопрос. Молодец ун-Клейн!
Ты совершенно верно подметил — задачи похожие. Все это легко объяснимо — борьба за жизнь и сохранение вида является основным законом природы. Но одно дело, когда эти задачи ставит перед собой нордическая раса, которой волею Судьбы дано повелевать миром, и совсем другое, когда схожие задачи ставят перед собой хитроумные и злобные животные. Согласись, было бы неприятно жить под властью… э-э-э… скажем, горилл? Верно? Так вот, поверь мне на слово, под властью евреев жилось бы еще хуже.
Еще вопросы?
— Славяне, они тоже неполноценны, наставник? — спросил отличник ун-Габер.
Доктор Херцог благостно покивал.
— Второй неплохой вопрос, — сказал он. — Мне приятно, что вы относитесь к занятиям вдумчиво и серьезно. Как вы уже знаете из моих лекций, исход Ариев из Тибета и ставших пустыней плодородных равнин Гоби осуществлялся на протяжении нескольких поколений. Арии двигались на запад, частично оседая по пути своего путешествия, в некоторых случаях ассимилируясь среди местного населения. Но вследствие того, что арийская кровь превосходит по силе славянскую, трагических и неисправимых последствий не происходило. Другое дело сами славяне. Как все азиаты, они являются недочеловеками — существами, не дошедшими в своем развитии до уровня действительно разумного существа. Они полуразумны. В этом их отличие от евреев и негров, ведь те представляют собой совершенно иной тип существ — это человекообразные животные, обладающие разумом различной степени развитости. Поэтому, если негры и евреи подлежат безусловному вытеснению из среды обитания арийских рас, то славяне являются дружественными существами и могут быть использованы в решении задач строительства и благоустройства великого рейха. Вы знаете великую идею фюрера — превратить территорию восточных протекторатов в житницу и природную кладовую рейха. Это невозможно без развития транспортной инфрастуктуры, бывшую Россию всегда отличало полное бездорожье. Сейчас славяне под управлением немцев строят великолепные автобаны — уже сданы в эксплуатацию трассы от берегов Буга до каспийского побережья и в верховья реки Волги. Кстати, о восточных реках, вы, конечно, знаете, что на Волге и Днепре сейчас закладываются грандиозные каскады будущих гидроэлектростанций. Так вот, на этом строительстве тоже успешно трудятся и восточные, и южные славяне.
Как вы знаете, в странах Европы представлены одни и те же расы. Благодаря политике фюрера, рейх по количественным показателям доли нордической расы марширует далеко впереди всех народов. Именно поэтому мы лидируем в политике, военном деле, искусстве и науке.
Сегодня мы не станем останавливаться на этом, но следующее занятие будет посвящено расам немецкого народа. Этот раздел вам придется изучить самостоятельно, я хочу выяснить степень вашей подготовленности и умения мыслить.
* * *Ун-Клейн показал себя хорошим товарищем.
Его кровать стояла рядом с кроватью Ганса, у них была общая тумбочка, даже учебные марки, выдаваемые за прилежание, они тратили вместе. Иногда после отбоя они лежали на своих кроватях и шепотом делились воспоминаниями о детских домах, в которых воспитывались до бюргера. Детский дом, где раньше жил ун-Клейн, располагался в Северном протекторате рядом с Варшавой.
Оказалось — ун-Клейн помнил. Не все, конечно, и родителей своих настоящих он помнил очень смутно.
— Мать плакала, — шептал ун-Клейн. — Отец, кажется, молчал. Мать была маленькая, а отец высокий. Помню комнату. В ней кровать. В углу маленькая кроватка — наверное, моя. Рядом игрушки. Кукла с острым носом в матерчатом колпачке. А потом меня привезли в больницу, и доктор принялся измерять мою голову, рост и все остальное. А потом у меня брали кровь из пальца. И доктор сказал, что я не должен плакать, потому что мне предстоит стать солдатом, а воины не плачут. — Он был прав, — сонно заметил Ганс. Парень немного завидовал ун-Клейну. Сам он не помнил ничего.
— А потом меня привели к вагону. Там было еще десятка два мальчишек. И три девочки. Девочек отправили в другое место. А нас привезли в детский дом. Там нас встретил герр Липски и сказал, что мы сироты, а первая задача рейха — заботиться о грядущих поколениях. Но ведь он соврал, я же знаю, что мои родители были живы, когда меня забирали. И еще… — ун-Клейн понизил голос, и его стало почти не слышно: — Я помню, как меня звали…
Ганс приподнялся на локте.
— И как тебя звали? — свистящим шепотом спросил он.
— Только никому не говори, — приблизил к нему голову ун-Клейн. — Говорят, что это нельзя помнить. А я помню — меня звали Сташеком.
Ночью Гансу приснилась тоненькая, похожая на фею женщина с печальным лицом. Лицо словно находилось в тени, черты его были почти неразличимы.
— Мути? — спросил Ганс.
Женский силуэт растаял среди звезд.
— Все они врут, — сказал ун-Клейн. — Ты хороший камрад, Ганс. Ты умеешь хранить тайну?
— Ты же мой друг, — рассудительно сказал Ганс.
— Мне тут попала в руки одна книга, — ун-Клейн испуганно оглянулся. — Не спрашивай, откуда она взялась. Она разработана Департаментом образования Главного управления СС.
Называется «Расовая теория СС». Там сказано, что если у родителей одинаковые наследственные задатки, то дети считаются расово чистыми. А если задатки различны, то в результате появляется метис, которого в книжке называют ублюдком. Ты не думал, откуда берется приставка «ун» к нашим фамилиям? Она означает, что мы все расово неполноценны. Мы — ублюдки, Ганс! Кто-то из родителей был немцем, но второй был носителем славянской крови. То, что чистокровному немцу дается с рождения, мы с тобой можем только заслужить!
— Ерунда, — авторитетно заявил Ганс. — Пусть даже все, что ты говоришь, правда, это касается только негров. Не забивай себе голову, камрад. Перед нами открыты все двери, надо лишь точно определить, куда мы хотим шагнуть.
— Да? — ун-Клейн печально засмеялся. — А я не хочу быть солдатом. Я хочу заниматься наукой. Кто меня пустит в науку?
— Сначала надо отдать священный долг рейху, — твердо сказал Ганс. — Мы с тобой немцы, рожденные вне фатерлянда. Право на Отечество надо заслужить!
— И ты никогда не хотел увидеть свою мать? — недоверчиво поинтересовался ун-Клейн.
Ганс растерялся. Простодушное и печальное лицо товарища заставляло сомневаться.
— Не знаю, — с легкой запинкой произнес он. — Просто нас всегда учили, что мы дети рейха и всем в своей жизни обязаны фюреру и Германии. Ты плохо думаешь, камрад. Учителям такие мысли не понравятся.
Ун-Клейн замолчал.
* * *Ублюдок!
Ганса ун-Леббеля мучили сомнения. Нет, ему не хотелось знать, кто были его родители — они остались где-то в прошлом, среди развалин и бродячих собак. Сам Ганс этого не помнил, но хорошо знал по рассказам дядюшки Пауля, и ему совсем не улыбалось вместе со славянским сбродом разравнивать песок и гравий на автобанах, которые по повелению фюрера пересекали необозримые пространства Восточного протектората. Он был горд, что его избрали, что в нем текла немецкая кровь.
Ун-Клейн ошибался, иначе не могло быть.
На индивидуальном уроке правдивости он поделился сомнениями с камрадом Вернером.
— Глупости, — улыбнулся тот, и у Ганса отлегло от сердца. — Все воспитанники здесь — люди немецкой крови, хотя и ослабленные чужеродными примесями. Вас готовят в великое братство СС, а это орден высших арийцев. И приставка «ун» означает совсем иное, она означает, что вы уже вступили на дорогу, по которой идет немецкий народ, но в отличие от коренных имперцев вы просто не готовы к путешествию. Закончится подготовка, и вы пойдете рука об руку со всеми немецкими расами, равные среди равных. Иначе не может быть, Ганс, можешь мне поверить.
Ты сам все это придумал?
Ганс молчал.
— Мой мальчик, — участливо сказал камрад Вернер. — Чтобы лечить болезни, надо знать их первопричину. Сомнения — это болезнь. Ты уже читал «Майн кампф»?
— Честь… — пробормотал Ганс.
— Понимаю, понимаю, — покивал головой камрад Вернер. — Я не заставляю тебя, ни в коем случае ты не должен поступать против своей воли. И против чести — как ты ее понимаешь. Но сказано ведь: рейх и фюрер. Остальное не в счет.
— Быть верным товарищем, — вспомнил Ганс.
— Верно, Ганс, — сказал камрад Вернер. — Но не оказываешь ли ты медвежью услугу тому, кто имеет сомнения и стесняется поделиться ими с наставниками? Пока он еще не ушел далеко в своих сомнениях, пока он не пророс зернами неверия так, что его уже нельзя будет спасти. Это ли не плохая услуга?
И Ганс выложил камраду Вернеру все.
