Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1981 год
Но уплыли недалеко. Не достигли даже тех широт, где прошлый раз повернули назад. Опять преградили путь густые льды.
Теперь они подготовились к путешествию лучше. Не только устраивали на всякий случай в разных местах склады провианта на берегу, но и взял Челюскин с собой нарты с собаками. Послали на этих нартах с опытным каюром на разведку по льдам геодезиста Никифора Чекина 1. Вернувшись, Чекин доложил, что дальше пути нет. Все море сковали непроходимые стоячие льды.
1 Кажется, это было впервые в истории полярных исследований.
Был уже конец августа. Консилиум решил — встать на зимовку. Но пошли для этого не в устье реки Оленек, остановились гораздо севернее — в Хатангском заливе. Правда, пристать возле своего склада в Конечном не смогли: уже помешали льды. Челюскин объездил все берега залива и нашел другое подходящее место — где было стойбище безоленных тунгусов, как тогда называли эвенков. Тут и встали на зимовку, построив избы из плавника.
С эвенками подружились и советовались, намечая план дальнейших исследований. Решили, прежде чем начинать новое плавание, времени весной не терять, провести несколько санных походов, чтобы разведать, сколь же далеко на север простирается эта дикая ледяная земля.
Лаптев приказал всем по примеру местных жителей питаться неотказно строганиной. Больше у них в отряде не было ни одного смертного случая от цинги. Становились они опытными полярниками. Этому бы порадовался Прончищев. Покойный командир незримо продолжал путешествие вместе с ними. Его часто вспоминали в разговорах.
И все яснее становилось, что Василий Прончищев, Мария и другие участники экспедиции отдали свои жизни хотя и слишком рано, в самом начале трудного пути, но недаром. Их гибелью был оплачен неоценимый опыт познания Севера, приносящий теперь «многоразличные и наиважнейшие пользы». Он помогал Лаптеву и Челюскину вести своих людей все дальше на север.
Правда, новый командир многим показался после Прончищева слишком крут и властен. Кое-какие приказы Лаптева вызывали ропот среди команды. Как записали в шканечном журнале, слышались от некоторых солдат «нерегулярные и неистовые слова»... Лаптев поступил по уставу: «Кто будет непристойно рассуждать о указах от начальника, на теле наказан будет».
Но в общем зимовка прошла успешно. Чтобы скоротать время, любознательный Лаптев стал вести свой особливый журнал, куда записывал «для известия потомкам» всякие любопытные сведения:
«По сей тундре, а паче близь моря лежащие находятся мамонтовые роги, большие и малые, також и другие от корпуса кости... А на иных реках здешней тундры из берегов вымывает и целые звери мамонты, с обеими рогами; на них кожа толщиною в 5 дюймов, а шерсть и тело истлелые; а прочие кости, кроме помянутых рогов, весьма дряблые... Сей зверь мамонт есть, мнится быть, и ныне в море Северном, на глубоких местах...»
Мамонта Харитон Прокофьевич считает морским зверем, еще и сейчас обитающим где-то на глубинах. Как молода наука!
Интересовали Лаптева и местные жители. Отметил, что понравились они ему «мужеством и человечеством и смыслом». Все изучал и записывал, и то, что видел собственными глазами,— весьма точно:
«Шаманство их состоит разными манерами: иные ножами режутся и кричат, иные скачут и в бубен бьют и поют, иные замышляются и тихо говорят, потом придет в такое безумие, что в беспамятстве якобы видит дьявола и говорит с ним, чего от него требует. Оное шаманство от них происходит не инако, как нарядяся в особливое к тому платье страшное, на котором множество звонцов медных и разных штучек железных на тоненьких плетенках...»
Ранней весной, еще в конце марта, отправили в далекий поход отважного Никифора Чекина с якутом-каюром Никифором Фоминым и солдатом Антоном Фофановым. Они вернулись с очень важными вестями: открыли Таймырское озеро и прошли от него вдоль реки Таймыры до самого моря! Начал геодезист составлять уже и карту побережья к западу от ее устья, но успел пройти всего сотню верст. Помешали жестокие морозы и сильные ветры, а главное — голод. Было у них на троих всего по пуду муки и крупы и совсем мало корма для собак. Отметив место на берегу, куда успели дойти, каменной пирамидой, решили возвращаться. И еле добрались целы «с крайнею нуждою» — пешком, потеряв от бескормицы всех собак и бросив нарты.
Вот снова подвиг, еще герои, и опять ничего о них мы толком не знаем! Никаких биографических сведений о Никифоре Чекине — даже отчество неизвестно. Лишь докопались недавно историки-краеведы, что был он вроде из мелких дворян Тульской губернии. А от спутников его остались в истории только имена и фамилии. Многим другим, как мы знаем, повезло еще меньше...
Предусмотрительный Лаптев отправил в устье Таймыры двух промышленных и несколько эвенков, чтобы устроили там жилище, набили оленей и наловили за лето побольше рыбы. А сам сильно надеялся, что на сей год удастся наконец пробиться туда сквозь льды вдоль побережья, нанести все на карту.
Но не получилось. В августе прошли почти до тех пределов, какие достигли в первом плавании под командой Прончищева. А потом ветер переменился, льды наглухо закрыли все полыньи, и «Якутск» оказался в ловушке. Вокруг «подобно горам» громоздились стамухи.
Льдины сжимали суденышко все крепче, плотнее. Тщетно пытались отталкивать их веслами, бревнами. Затрещали борта, выломало форштевень. В трюм хлынула вода.
Пытались заткнуть пробоины мешками с мукой, всю ночь вычерпывали воду ведрами. Но она все прибывала. Дубель-шлюпка, «изнеможа продолжать плавание», легла на правый борт. Стали выгружать на лед все, что можно, пытаясь облегчить и спасти судно: пушки, якоря, провиант. Люди тоже сошли на лед. А разводья еще не затянуло свежим льдом. Проваливались в эти полыньи.
— Оружие береги! Порох! — срывая голос, командовал Челюскин.
— Не спасти шлюп, Харитон Прокофьевич,— сказал он Лаптеву.— Надо уходить на берег. До него, чаю, миль пятнадцать. А то унесет в море... И торосить, наверно, начнет. Ветер жестокий и все крепчает.
Лаптев только молча кивнул.
Челюскин, покинувший судно последним, записал в журнале: «Видя уже неизбежную гибель его, командир... решил спасать команду, и все сошли на стоячий лед».
В ту ночь никто, конечно, не спал. Устало, тяжело дремали, сбившись в кучу, чтобы хоть немного согреться. Тревожно прислушивались, как трещит вокруг лед. Каждую минуту ждали: вдруг разойдутся льдины — и утонут они в ледяной воде...
Как писали в те времена: «Легче будет себе представить печаль и уныние сих несчастных людей, нежели оное изобразить словами». Но бог миловал, обошлось. И за ночь мороз закрыл многие разводья тонким ледком. Утром пятнадцатого августа пошли цепочкой в ту сторону, где должен был находиться берег. Нагрузили нарты провиантом — он был дороже всего. Толкали, помогая собакам. Остальное, что смогли, тащили на себе.
Челюскин с Чекиным шли впереди, то и дело сверяясь с компасом, выбирали кратчайший путь среди коварно прикрытых непрочным ледком разводьев.
А ветер опять дул встречь, в лицо, с берега и отгонял льды в море. Снова началась гонка со смертью...
Шли весь день без останову, но все равно ночные сумерки застали их еще далеко от берега. Хорошо стал он вроде уже виден. Опять пришлось ночевать прямо на льду, не поевши горячего. Это в их-то одежонке и обуви! Одеревенели все так, что ни рук, ни ног не разогнешь.
И опять всю ночь прислушивались, как трещит, громоздится вокруг торосами, как колышется, вздрагивает под ними непрочная льдина. Похоже, уносит ее куда-то все дальше от суши...
Утром первым делом кинулись смотреть, раздирая смерзшиеся ресницы,— виден ли берег? Виден, не пропал! Хотя вроде и вправду отнесло от него немного...
Снова двинулись в путь. Шли, несмотря на неимоверную усталость и тяжкую ношу, все ускоряя шаг. Тяжело дыша, чуть не бежали.
А к вящему несчастию ветер вовсе погнал лед в море. Дорогу им преградила широкая полынья. Вот когда нужен был ялбот! Но они уже давно плавали без него...
Стали переправляться через полынью на льдинах, словно на плотах, отпихиваясь шестами. Соскользни с качающейся под ногами льдины — и все, обратно уже не взберешься. Да еще и товарищей утопишь, если будешь цепляться за льдину. А вода ледяная, в ней и минуты не проживешь.
Но уцелели, все уцелели! Голодные, промокшие, чуть живые выбрались, выползли наконец на прочный, надежный берег. Долго лежали без сил, отдыхали. Потом насобирали плавника, разожгли костер. Немножко обогрелись, пожевали сухарей. И, разбившись на две партии, взялись за работу. Одни под командой Лаптева спешили построить дотемна две полуземлянки-юрты из плавника. Других, кто посмелее, Челюскин повел обратно по льдинам на корабль спасать уцелевшие продукты.
Перетаскивали их на берег целых две недели — понемножку, сколь могли. Путь среди разводий с каждый днем удлинялся: корабль оттаскивало все дальше. И все же «Якутск» не тонул, поддерживаемый льдами. Стали уже разбирать его на дрова: мало на берегу нашлось плавника. Дров хватало только для костра, а юрты и обогреть нечем. Люди промерзли до костей, еле двигались. Некоторые падали и не хотели вставать:
