Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1974 год
В молодости Сэм записался в Общество зашиты пешеходов и там познакомился с Джейн; уже тогда людей, взгляды которых он разделял, не насчитывалось и десяти тысяч. Он женился на Джейн, потом на свет появилась Мери, потом сын. Когда дети подросли, Сэм повел их на собрание общества, внес в списки, и им выдали книжки пешеходов. Соседи смеялись над ним, в полночь гудели клаксонами под окнами, швыряли в сад старые автопокрышки, а в стекла — гайки и болты. Время от времени притаскивали к дому какой-нибудь бракованный автомобиль. Семейство терпеливо очищало и вскапывало сад, собирало болты вместе с осколками стекол, отвечало на глупые вопросы журналистов. Сэм думал, что эта «спокойная жизнь» будет тянуться до самой его смерти, но ошибся. Пешеходов осталось совсем мало, и сенат издавал специальные законы против них. Первой не выдержала Джейн — его жена. Ей тогда не было и 35 лет. Однажды вечером перед их домом блеснули фары машины «Каравелла де люкс». Джейн похитил какой-то плешивый владелец бензостанции: она уехала с ним, даже не простившись с детьми. Сэм отказывался поверить в это, даже когда прочел в газетах, что «миссис Фуллер бежала с владельцем бензостанции «Пьяная Рысь».
Как-то вечером исчез и его сын. Сэм терпеливо ждал, надеясь, что ночью хлопнет дверь, а утром, осматривая комнату сына, заметил, что чековая книжка исчезла. Через два дня он получил по почте на имя Фуллера-младшего квитанцию фирмы Бентли — свидетельство о покупке автомобиля. Сэм разорвал ее в клочки, бросил в корзинку и заплакал. Теперь у него оставалась только Мэри, и он берег ее как зеницу ока. Ее увезли утром. Возвращаясь с десятиминутной прогулки, он заметил перед домом две черные машины, готовые вот-вот сорваться с места. Охваченный дурными предчувствиями, он бросился к ним, на ходу вытаскивая револьверы из карманов, но не успел: машина с Мери исчезала за поворотом. Он еще слышал крики дочери и в ярости наобум разрядил вслед две обоймы. Он так и не понял, как это произошло: машина потеряла управление, ударилась о высокую стену гаража и перевернулась. Она горела всю ночь, и при ее свете по окнам Сэма стреляли картечью. Он. однако, предвидел это и ночевал в маленьком противоатомном укрытии, купленном на десятилетние сбережения.
Выходить из дома становилось все опаснее. Однажды утром, когда Сэм просматривал газету, большие буквы на первой странице привлекли его внимание Он прочел: «Сенат проводит закон об уничтожении пешеходов и о разгоне общества их защиты». Ниже буквами помельче было напечатано. что учреждаются специальные премии для водителей, вызвавших наибольшее количество дорожных происшествий с гибелью пешеходов, и что пешеходам, добровольно сдавшимся не позже чем в 24 часа, немедленно будет выдано по три автомобиля, как полагается всем гражданам штата, а они должны будут платить налог и накручивать километры, необходимые для подтверждения их гражданства.
Прошло еще несколько месяцев, и от всего общества осталось только трос: .Миллер из Ойлема — пятидесятилетний чудак, не боявшийся ходить пешком даже по шоссе № 10005, Рон Бенсон, ненавидевший автомобили за то, что они погубили всю его семью, и Сэм. Он связывался с ними только по радио, и два дня назад они решили идти пешком в столицу просить у президента отмены закона против пешеходов на одни сутки, чтобы без риска для жизни покинуть страну.
Сэм начал настраивать рацию и услышал хрипловатый голос Бенеона.
— Хелло, старина! — крикнул Бенсон. — Где ты? Я уже дошел до окраин Палм-сити.
— Хелло, Рон, — ответил Сэм Фуллер. — Я продвигаюсь по автостраде «Быстрых ангелов». Нужно найти место для ночевки. Вызови меня утром, но следи, чтобы охотники тебя не засекли. Сэм снова завертел верньеры и поискал волну Миллера. Старик не отвечал. Фуллер подождал минут десять и. не дождавшись ответа, снова связался с Бенсоом. Когда Сэм спросил, что случилось с Миллером, голос у Рона задрожал
— Я не хотел говорить тебе, старина... Миллера раздавили часа четыре назад. В нескольких милях отсюда, на шоссе № 10004. Ну, как бы то ни было, мы пойдем дальше. Ищи себе место для ночлега.
Сэм выключил радио Спускались сумерки: над автострадой засветились яркие фары мощных машин. Это вышли охотники на пешеходов. Они наверняка засекли рацию и теперь ищут его. «Выследят как зайца», — подумал Сэм.
Он укрылся в груде старых, поломанных автомобилей, в пяти милях от Палм-сити. Забрался в кабину «Файрлайн форда» и попытался уснуть. Ему снились кошмары: молодежь играла вокруг и пыталась въезжать на своих машинах на эту груду лома, они разгонялись и сталкивались. От загоревшихся машин стало светло как днем.
Утром Сэм проснулся еще до восхода солнца. Он вылез из груды металла и двинулся на восток. Вдали уже возникали многоярусные эстакады и многоэтажные гаражи Палм-сити. Он хотел связаться с Роном и начал искать его волну; наконец ему удалось найти ее и услышать его хрипловатый голос:
— Ну как спалось, старик?
Сэм начал рассказывать ему о своих кошмарах, но вдруг услышал рев машины. Ему показалось, что она наезжает на него, и он прыгнул в сторону. Потом он явственно услышал удары по металлу и предсмертный крик Рона. Закрыл глаза, а когда открыл, то в наушниках раздавалось только монотонное жужжание рации.
Он снова двинулся по автостраде, но уже не знал, куда идти, и сел прямо посередине.
...Он так и не увидел машины, бесшумно приблизившейся к нему, машины с острым рылом и человечком на щитке, перечеркнутым жирной черной чертой.
Перевела с болгарского З. Бобырь
Дорога на девлох
C местным краеведом мы уговорились встретиться у кинотеатра «Памир». У меня оставалось до отъезда несколько дней, и Рази обещал поводить меня по городу, а если получится, то и по окрестностям.
Рази пришел не один: с ним был застенчивый мальчик лет двенадцати.
— Керимчик, племянник мой, — представил Рази. — Из района приехал.
— Салом! — сказал я, протягивая руку.
— Здравствуйте, — отвечал Керимчик.
Рази был озабочен.
— Понимаешь, тебе наобещал, а в музей комиссия приезжает, не знаю, что и делать. Совсем зашился. Да сестра еще сына прислала — учебники покупать, да теперь его обратно на летовку отвозить надо!
— Куда? — не понял я.
— На летовку. Скот на лето в горы перегнали. Муж сестры чабан, а она там обед варит...
Рази махнул рукой и примолк, как бы соображая, как выкрутиться из тяжелого стечения обстоятельств. Я тоже молчал, ибо ничего путного посоветовать не мог.
И вдруг Рази посветлел лицом.
— Слушай, — сказал он, — а если мы одним, как говорится, ударом двух зайцев прихлопнем, а? У тебя еще дня три, да? Отвезешь Керимчика на летовку, туда завтра с утра машина с продуктами пойдет, побудешь там денек и назад на попутке?
Так в шесть утра на следующий день я оказался в крытом кузове грузовика, забитом ящиками и мешками. Продукты везли, к сожалению, на другую летовку, но нас обещали высадить совсем недалеко от нашей. В одном углу уселись мы с Керимчиком — я на мешке, он на стопке книг, а в другом — маленькая старушка, прикрывавшая рот уголком платка. Старушка сидела на полу, вытянув ноги и зажав между коленями высокий и узкий деревянный сосуд, из которого торчала палка.
Такие сосуды я видел в музее, куда водил меня Рази. Сосуд назывался гуппи и служил маслобойкой. В него наливали заквашенное кислое молоко и сбивали мутовкой. Палка, торчавшая из гуппи, и была мутовка. Я точно знал, что кончается она тяжелым крестом из твердого дерева: в музее их накопилось немало.
Старушка молчала, только в самом начале пути спросила меня: «Девлох?»
— Девлох, — отвечал я. Это значило «летовка».
На летовку таджики перегоняли скот, когда появлялись на полях первые зеленые побеги. Раньше у каждого кишлака было свое пастбище, которое к тому же подразделялось на несколько участков: свой для каждой махалля, кишлачного квартала. Участки в те далекие времена отделялись стенками из дикого камня, и, не дай бог, чтобы овцы зашли на чужую площадь! Иногда доходило до побоищ, и бывало, вражда продолжалась и внизу — махалля неприятельствовала с махаллей годами.
Сейчас многие колхозы, особенно те. у которых немало скота, держат стада в долинах только зимой. Весной и осенью скот пасется в предгорьях, а летом — на высокогорных пастбищах. Обычно там строят дом, где живут пастухи.
Ехали мы долго — часов шесть или того более. После — не знаю, которого уже по счету, — поворота, подъема и спуска машина остановилась. Неуверенно держась на затекших ногах, я выпрыгнул из кузова. Керимчик передал мне стопку книг и спрыгнул сам.
