Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 2007 год
Живя в Индии и наблюдая окружающую жизнь, автор «Хожения» поневоле собирал ценнейший материал для своей книги. От его взгляда не укрылось, что знать этого государства — сплошь пришлые люди, мусульмане и в большинстве своем — иранского происхождения («хорасанцы»). А индусы, которых Афанасий называет «гундустанцами», — подвластное, покоренное «хорасанцами» население. Это вполне соответствует исторической правде: Бахманиды взяли власть на юге Индии в 1347 году, после распада другого султаната — Делийского, крупной империи, основанной в начале XIII века исламскими завоевателями из Афганистана, Ирана и Центральной Азии.
О жизни мусульман Афанасий пишет мало и скупо, хотя и хорошо разбирается в их вере и обычаях. А вот с индусами, которых прежде в сердцах честил «злодеями», путешественник неожиданно сошелся поближе: «И жил я здесь (в Бидаре. — Ред.) до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни об иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать». Вот одно из важнейших сведений «Хожения»: чтобы избежать притеснений, Никитину пришлось придумать себе новое имя и наверняка выдавать себя за мусульманина. В самом этом имени просматривается целая легенда: слово «хорасани» в ту эпоху было идентично «персу», следовательно, наш купец и говорил на фарси, и Иранскую бытовую культуру знал настолько хорошо, что мог подчас успешно изображать «хорасани» в обществе других «хорасани». Некоторые ученые даже предполагали, что тверич на деле принял ислам, но это все же ошибка. В записках он постоянно упоминает о своей преданности православию, сетует на то, что не может соблюдать посты и отмечать церковные праздники. Если бы Афанасий действительно стал искренним мусульманином, ему была бы навеки закрыта дорога на Русь, где вероотступников казнили, а поскольку принятие ислама предполагает обрезание, то скрыть этот факт представлялось бы невозможным...
И еще одно частное наблюдение: то, что индусы не стали прятать от Афанасия своих жен, свидетельствует, как полагают ученые, о том, что русич был уже немолод или выглядел пожилым. Вместе с индусами-паломниками Афанасий совершил путешествие в знаменитый и поныне храм Малликарджуны на горе Шришайлам (232 километра от современного Хайдерабада), где тоже действовала «ярмарка», которая «пять дней длится». Храм (автор «Хожения» называет его персидским словом «бутхана») запомнился ему своей величиной и богатейшей резьбой по камню. «Бут» на фарси означает «идол», «статуя бога», но Никитин называет бутами и самих индуистских богов — Вишну и Шиву. В особых тонкостях индуистского культа Афанасий не разобрался — в его описании черты одного бога накладываются на облик другого. Вообще, люди интересовали купца все же больше, чем камни. Он подробно повествует о том, какие обряды совершают индусы в своем святилище, как молятся «на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю». Индуизм предписывает верующим, особенно из высоких каст, соблюдать строгие правила ритуальной чистоты и по возможности избегать контакта с членами низших каст, что тоже заметил наш соотечественник: «а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся».
Правда и вымысел
Ошибок и неточностей в «Хожении», как любом подобном сочинении, немало. Такой текст по определению не может не быть субъективным: ведь все, что видел в далекой стране автор, неизбежно накладывалось на его представления и предрассудки. Например, разве могли жители южной Индии не казаться путешественнику «нагими», если их одежда состояла лишь из цельных кусков ткани, обернутых вокруг нижней части тела (ткань эту Никитин называет «фатой»). Афанасию не нравится вегетарианская пища, которую к тому же едят руками, раздражает отсутствие вина и меда. С другой стороны, купец не осуждает индусов за то, что они «верят по-иному», описывает их обряды и храмы спокойно-нейтральным тоном. Представьте, даже мусульманам, пишет он далее, «Мухаммедова вера годится». Конечно, для Афанасия важно сохранить свою веру, но именно потому, что она для него — синоним принадлежности к Русской земле. Индусы же и магометане живут в земле другой, и для них следовать другим обрядам непредосудительно. Что касается столь характерной для Средневековья «фантастики», то ее у тверича очень немного: «князь обезьяний», который ходит «с ратью своею» и разоряет дома тех, кто нанес обиду его подданным; сказочная птица «гугук», выпускающая огонь изо рта и предвещающая смерть человеку, на чей дом она сядет... «Сказки» о них Афанасию наверняка рассказывали на постоялых дворах и базарах: причем истории первой «группы», вероятно, навеяны «Рамаяной», где действуют государь обезьян Сугрива и его мудрый министр Хануман. Так что в отличие от разнообразных «географий» того времени и «историй о чудесах» у автора «Хожения» Индия — невыдуманная, в ней есть прекрасное и безобразное, великолепие дворцов и нищета лачуг. А главное, несмотря на всю экзотику (слоны, дворцы, храмы), путешественник постоянно сравнивает эту страну с Русью. Вот, мол, там, как и на родине, «сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты». И, подобно русским, индийские «князья и бояре» ведут между собой кровопролитные войны, разоряют города, режут и «уводят в полон» жителей. Русь ничего не знала о записках Никитина многие века, а уж Индия не знала и подавно — только ученые время от времени цитировали «Хожение», в 1856 году переведенное на английский язык известным русским любителем словесности Михаилом Виельгорским. В Бидаре, возможно, и жили какие-то легенды: когда в середине ХХ века советский индолог Вячеслав Крашенинников расспрашивал там местных краеведов, ему ответили: «Где он жил, точно никто не знает… Торговал помаленьку. Говорят, женился на индуске и имел от нее детей. А когда собрался в обратный путь, то оставил ей большую часть того, что сумел накопить. Кто знает, может, и сейчас в жилах иных бидарцев текут капли русской крови». Настоящий же взлет интереса к Афанасию совпал с романтическим периодом советско-индийской дружбы. Тогда опубликовали прекрасное сувенирное издание «Хожения» с оригинальным текстом, переводом на современный русский, английский и хинди (недавно в Мумбае стараниями Русского культурного центра его переиздали). В 1958 году на экраны сразу в двух странах вышел совместного производства фильм «Хождение за три моря» (на хинди он назывался «Пардеси» — «Чужестранец»). В роли героя выступил Олег Стриженов, а индийская звезда Наргис, известная нашей публике по легендарному «Бродяге», сыграла девушку Чампу, влюбившуюся в путешественника (он, по воле авторов, отверг эту любовь, храня верность оставленной в Твери невесте). Главным же врагом Никитина в фильме выступает португалец Мигел, который стремится первым «открыть» Индию и строит русскому всякие козни. С индийцами же у Афанасия — тесная дружба. Они, в конце концов, провожают его песней на хинди, в припев которой вплетено русское «до свидания». Так и началась новая жизнь тверского путешественника. Он вернулся и на родину, и в Индию, он оказался востребованным. На родине ему поставили памятник, назвали в его честь сорт пива и пассажирский поезд. А в Ревданде (так теперь называется Чаул, где Афанасий впервые высадился на индийский берег) 17 января 2002 года на участке земли, специально выкупленном местными энтузиастами, ему была торжественно открыта мемориальная стела. Кроме того, время от времени предпринимаются попытки повторить маршрут купца. Последняя из них имела место в ноябре—декабре 2006 года. Группа журналистов, ученых и бизнесменов из Индии решила пройти по пути Афанасия на джипах. Путешественников, слава богу, никто не грабил (по российской земле автопробег сопровождался кортежем ГИБДД), напротив — в приволжских городах их развлекали экскурсиями, разнообразными творческими вечерами и индийскими танцами русских девушек. И все равно маршрут оказался компании не под силу и закончился в Иране! Многие участники пробега, видимо, знали о России не намного больше, чем Афанасий, направляясь в их страну, знал о ней. Слишком утомительными и непривычными оказались езда по российским зимним дорогам без специальных шин, славянская еда, мороз и ранняя темнота, да и бюджет путешественники не рассчитали. Так что, выходит, русский купец проявил большую выносливость, чем путешественники XXI века, избалованные современным комфортом.
Памятник Афанасию Никитину работы скульптора Сергея Орлова открыли на высоком берегу Волги в Твери (тогда — Калинине) в 1955 году
Море третье, черное
