Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1990 год
Собирая средства для проведения судоподъемных работ, Енсен и Каист обратились за помощью к британской радиотелевизионной компании Би-би-си, а также к телекомпании США Эн-би-си. Англичане не смогли дать запрошенную сумму. Зато американцы охотно согласились, но с условием передачи в их собственность значительной части поднятой со дна моря добычи.
Не станем гадать, будет ли поднята со дна моря субмарина U-534 и обнаружат ли в ее отсеках водолазы (или уже обнаружили?) что-либо важное и ценное. Океаны, моря, горы, леса и озера хранят еще немало тайн, подобных тайне U-534. Напомним, что еще далеко не все из 20 гитлеровских субмарин, потопленных в проливной зоне, обнаружены. Еще не найдены ценности, награбленные и спрятанные гитлеровцами в «Альпийской крепости», не обнаружены и по сей день многие уникальные ценности, вывезенные с территории нашей страны...
И. Быховский, Г. Мишкевич
Странствующий певец
Впервые журнал «Вокруг света» написал о путешествии Константина Бальмонта в 1913 году. Известный поэт, неутомимый странник, еще в 1905 году побывавший в Северной и Центральной Америке, вернулся тогда из длительной, почти годовой, экспедиции. Маршрут: Лондон, побережье Южной Африки, Тасмания, Австралия (Аделаида и Мельбурн), Новая Зеландия, группы островов Тонга, Табу, Самоа, Фиджи, снова Австралия (Сидней и Брисбен), Новая Гвинея, Индонезия, Цейлон, Индия, Марсель...
Во время подготовки к путешествию в «южные страны» Константин Дмитриевич Бальмонт переписывался с Дмитрием Николаевичем Анучиным — основателем и директором Музея антропологии Московского университета. Бальмонт получил от известного ученого ряд ценных сведений и рекомендаций. В одном из писем Анучин попросил поэта привезти для музея какие-либо этнографические предметы. Потом, в «Русских ведомостях», Анучин писал, что Бальмонт «вывез из посещенных им стран много интересного, потратив на то немало средств». Так благодаря творческому сотрудничеству Бальмонта и Анучина Московский университет стал хранителем более ста этнографических предметов из Австралии, Океании и Индонезии.
Путешествие Бальмонта продолжалось с 1 февраля до 30 декабря 1912 года. В письме Анучину поэт сетует: «Слишком мало все же. Это было скорее не большое путешествие, а разведочная поездка. Конечно, будучи любопытствующим писателем и довольно опытным путешественником, я умел в несколько минут заметить многое, чего другой глаз, быть может, не увидит в гораздо более долгий срок, но для того, чтобы вполне освоиться с любой страной, нужна известная длительность, которой я был лишен. Впрочем, до поездки я мысленно путешествовал по этим странам через книги, что продолжаю делать и теперь».
Бальмонт отправился в путешествие из Парижа, куда он уехал после революции 1905 года. Новые страны не уменьшали его тоски по родине.
Многое из виденного поэт невольно сравнивал с Россией. В одном из писем Анучину с Явы он писал: «Мне хочется сказать Вам, что 7 лет тому назад, когда я вернулся в Россию, взметенную бурей, из долгого путешествия по Мексике, Майе, Калифорнии, во мне загорелась неугасимым костром моя бывшая ранее скорее спокойною любовь ко всему Русскому и ко всему Польскому. Есмь славянин и пребуду им. С тех пор я прочел все, что касается русских былин, преданий и вымыслов. «Все» это преувеличение, но много. И одновременно я полюбил все народы земли в их первотворчестве. Я не напрасно исходил и изъездил Бретань и Египет, Испанию и Балеанские острова (Балеарские. Здесь и далее сохранены авторское написание географических названий и народов, а также орфография и пунктуация.— Н. Н.). Но лишь теперь увидев страну Зулю и изумительный край Гавайики с его последними Маори и вольных Самоанцев, и угрюмое Фиджи, и улыбчивое Тонга, и сказочный Целебес, и оглушительно яркую ликующую Яву, я понимаю, почему Миклухо-Маклай, с детства меня пленивший, так возлюбил Папуа и был ими возлюблен. Я думаю, что сейчас на всем земном шаре есть только две страны, где сохранилась святыня истинной первобытности: Россия и Новая Гвинея. И вы пишете мне о Миклухо-Маклае, а я думал о нем, когда ступая как по святой земле, я шел в селение Анабада, на деревьях же скучивались каркающие вороны, точно я шел к русской деревне. Так встречаются души. Если куда мне хочется вернуться, так это к Папуа».
Что же заинтересовало путешественника из предметов быта и культуры папуасов на Новой Гвинее? Это — пояса из древесной коры, украшенные резьбой, заполненной белой известью и красной краской. На некоторых из них — стилизованные изображения человеческого лица. Такие пояса носили молодые мужчины, неестественно туго перетягивая ими туловище. Это — резные раскрашенные гребни, в создании которых, быть может, более всего проявились умение и фантазия папуасов. Тщательное украшение гребней говорит о том, что их надевали на больших празднествах и во время визитов в соседние деревни. Это — богато орнаментированные резные ложки, сосуды из скорлупы кокосового ореха, калебасы для хранения извести, курительная трубка, музыкальные инструменты, головные уборы из перьев, оружие... Всего на Новой Гвинее Бальмонт приобрел для коллекции более сорока предметов.
В многочисленных, подчас восторженных записях, посвященных путешествию, Бальмонт мало и совсем в другой тональности говорит об Австралии. Он сравнивает ее положение с положением Тасмании: «Неуютная Тасмания. На этом острове английские поселенцы бесчеловечно истребили всех тасманийцев. И проклятие как бы застыло здесь в воздухе».
«То же самое сделали Белоликие англичане с Черными туземцами Австралии. Отобрав у Черных земли и превратив царство черных в пастбище для баранов и в фабричные города, англичане систематически истребили туземцев и свели их действительное существование на нет. Согнав уцелевших туземцев на определенные стоянки, англо-австралийские власти заботятся теперь об этих вымирающих,— совершенно так же, как с безоглядной жадностью истребив несчетные стада кенгуру, они теперь заботятся, чтобы этот редкий зверь, оставшийся в скудных числах, не вымер окончательно».
В стихотворении «Черный лебедь» поэт с горечью замечает:
Нет Австралии тех детских наших
дней, Вся сгорела между дымов и огней.
Рельсы врезались во взмахи
желтых гор, Скован, сцеплен, весь
расчисленный, простор.
Там, где черные слагали стройный
пляс,— Одинокий белоликий волопас.
Там, где быстрая играла
кенгуру,— Овцы, овцы, поутру и ввечеру.
Поэт путешествовал по юго-восточной Австралии, в области, прилегающей к реке Муррей. Земли эти уже давно и основательно были заселены европейцами. Там Бальмонт приобрел для коллекции пять предметов австралийских аборигенов: палицу, наконечник остроги, ожерелье и два бумеранга. Это большие (74—76 сантиметров длиной) тяжелые бумеранги; один из них орнаментирован резными овалами, которые как бы переходят один в другой и заполнены резными линиями. Второй бумеранг украшен резными изображениями кенгуру, прямоугольниками и параллельными дугообразными и прямыми линиями. Хотя этот бумеранг относится к сравнительно позднему времени, истоки изображений, возможно, уходят своими корнями в сюжеты петроглифов, связанных с тотемическими животными или животными, на которых охотились. Такие бумеранги благодаря украшениям становились, по представлениям аборигенов, надежными, бьющими без промаха.
Плачевное положение аборигенов заставило Бальмонта написать, что в Австралии он видел «лишь горсть черных жемчужин, лишь малую малость уцелевших Черных туземцев. Чтобы увидеть их снова, нужно, порвав линию движения на Юг, подниматься к Северу, посетив Новую Гвинею, Соломоновы острова, острова Фиджи».
Новая Зеландия круто изменила настроение поэта, знакомство с маори привело его в восторг. Он поражен искусством этого народа: «Великолепные резчики по дереву, они строили и еще строят себе резные дома-храмы, где в причудливых узорах изображают свои отвлеченные представления, свои легенды, поэтическую летопись своей души. Любя татуировку, они достигли в этом искусстве такого совершенства, как ни один народ в мире, и сложный узор их лиц есть целая художественная наука. Любя мореплавание, они создавали ладьи, которые, как образец художественного достижения, наполняли всю их жизнь ощущением красоты. Любя красоту в самой битве, Маори вырезали свои палицы из тяжелого дерева, из китовой кости, из ценного камня зеленчака, и каждая такая палица,— по-майорийски мэ-рэ,— есть узорная поэма изящества и силы».
Поэт сделал снимки коллекций местного музея. Из Новой Зеландии он привез пять предметов: украшения и ритуальные палицы с резьбой и инкрустацией из перламутра.
А дальше Бальмонта ждали острова Самоа. В своих путевых записках поэт рассказывает о посещении самоанского вождя. «Вот мы входим к одному вождю в его круглый дом. Нас встречают как почетных гостей и старых знакомых. Скрестив ноги, мы сидим на свежеразостланных циновках, мужчины и женщины. Самоанцы любят красноречие. Я забыл, что, едва мы вошли и сели, нам предложили пьянящего напитка, он называется кава. Его приготовляют из корней особого растения перцовника. Приготовление его — целый ритуал, и когда готова первая чаша,— большая чаша, сделанная из кокосового ореха,— эту первую чашу предлагают самому почетному гостю, возглашая его имя. Легкое опьянение от белесоватой кавы совершенно не затемняет сознания, а лишь делает его более обостренным, но не хочется двигаться, хочется быть в блаженной сосредоточенности. Мы еще сидим, говорим, встаем, уходим. Мы приходим в селение Афенга, там собрались все окрестные вожди со своими женами и дочерьми. Мы снова сидим в созерцательном круге. Жены и дочери вождей пляшут для нас.
