Журнал «Млечный Путь» - Млечный Путь, 2012 №02
— Ничтожный выродок! Ты надеялся, что останешься свидетелем моего унижения? Ты рано радовался! Кто унижает божьего слугу, тот унижает самого Бога, тому нет прощения ни в земной жизни, ни в загробной. Молите же небо о скорой смерти, ибо те громы и молнии небесные, которые днесь обрушатся на вас, суть кара за ваши грехи!
— Ну, сейчас, начнется… — стоявший около меня Шунбром инстинктивно поежился. — Ты бы хоть подстраховался как или…
И началось. Но не у нас, а у них, на корабле. Необъятное поле космодрома вдруг огласили вопли и стенания, ругань и скрежет зубовный, молитвы и проклятия.
— Да что они все с ума посходили? — изумился экс-директор.
— Страховка сработала, — ответил я. Сердце мое переполнило ликование, ибо я знал, что сейчас из складок настоятелевой хламиды на волю вырвались с десяток миниатюрных каракатиц, которые тут же принялись резвиться, прыгать и кувыркаться, играть в ловитки на звездолете, наполняя его удушливым газом, от которого у благочестивых пиратов полезли на лоб глаза, завязались бантиками уши и обед попросился обратно. И не было от этого газа никакого спасения, кроме одного.
— Вызываю святейшего отца! — сказал я по рации. — Предлагаю вам единственное действенное средство вернуть себе нормальную атмосферу: подняться в безвоздушное пространство и продуть помещения струей чистого кислорода. Люки при этом следует оставить открытыми.
Что святые разбойники и совершили к немалому удовольствию всех присутствующих. Старт звездолета вся колония встретила взрывом ликования. А тем временем сгущавшиеся на горизонте тучи приблизились, и мы различили летящие стройными рядами роты вулканщиков, батальоны ржавоболотников и полки чащобников. А потом они стали пикировать вниз, и мы увидели, что впереди них на своем турболетике летит мой папаша и показывает мне кулак с оттопыренным большим пальцем.
— Все в порядке, сынок, — заявил он, приземлившись. — Эти ребята согласились помочь нам, но при одном условии, что мы поможем им смонтировать геотермальную станцию.
— И приобрести звездолет, — добавил подлетевший к нам угольно-черный с лоснящейся кожей вулканщик.
— Вам — звездолет? — изумились мы с Шунбромом. Не столько тому, что услышали, сколько тому, что это было произнесено на довольно сносном интерлинге, правда, с некоторым обилием дифтонгов.
— Конечно, — подтвердил вулканщик. — Неужели вы думаете, нам не холодно в открытом космосе без ничего?
— Так, значит, вы умеете управлять звездолетами?
— Наши корабли не столь примитивны, как ваши, но и на ваших можно добраться до родных мест.
— А как же Филумбридж?
— Наши дети полетели сюда на экскурсию, но случайно отбились от группы, потерпели крушение и, как ведите, до сих пор не в силах были ничего предпринять. Нам пришлось ждать, пока они повзрослеют.
— Но почему же вы сразу не открылись людям? Мы бы с радостью.
— С радостью? — иронически переспросил вулканщик. — Да вы с такой алчностью набросились на эту ртуть, что позволили себе заморочить голову самым смешным и ничтожным драбаданам. Ну мы, естественно, и решили, что и вы из их числа…
— Простите, — влез в разговор медленно приходящий в себя Ламермур. — Из чьего числа? Кто такие у вас драбаданы?
— Видите ли, — с возможной мягкостью объяснил ему вулканщик. — На экскурсию в этот сектор галактики отправились несколько групп из различных школ. Так вот, драбаданы — учащиеся спецшколы…
— Не может быть! — завопил Ламермур, ежась под уничтожающими взглядами окружающих.
— Неужели нормальные люди, будучи в здравом уме и твердой памяти, станут заявлять об исключительности своего народа перед другими? — И под взглядом больших округлых изжелта-багровых глаз вулканщика все присутствующие понурили головы.
Тем временем приглашенные моим папашей племена одним могучим ударом стукнули по драбаданам так, что те бросили и поселок, и прикарманенные ими аккумуляторы, помчались в дальние леса и долго оглашали окрестности своими стенаниями. Все это произошло настолько быстро, что когда Ниф-Ниф вернулся из стратосферы, где он заботливо собирал своих чад (все до единого успели удрать с проветриваемого звездолета), — он обнаружил, что остался последним драбаданином в городе. Но я его в обиду не дал, предложил поселиться у себя и с той поры и по сей день он проживает в моем палисаднике.
На следующий день в консульстве собрались лучшие люди города, руководители комбината и лабораторий, ученые и производственники; собрались, чтобы поглядеть Ламермуру в глаза и обсудить восстановление нормальной жизни в поселке и на планете. К моему другу вернулась былая самоуверенность. Он не отрицал своей вины, но и не посыпал главу пеплом. То, что филумбриджийцы сами оказались пришельцами на планете и не предъявляли на нее никаких претензий, по его словам, оказалось громадной удачей.
— Только не надо раздувать шум из этой дурацкой истории с хабарийцами! — нервно восклицал он. — Если бы вы знали, какое сейчас напряженное внешнеполитическое положение у планет Интерспейса… В конце концов, никто ведь не пострадал, кроме меня, так что будем считать, что я уже понес заслуженное наказание.
— А Гольц с Баськой?! — рявкнул Шунбром. — Это они Зеленому мозги набекрень скрутили!
— Ах, оставьте, — поморщился Сигельский. — Увольте своего зама за развал работы, а я свою секретаршу — за аморальное поведение, вот и будет им вечная кара по гроб жизни. Меня волнует другое: как нам быть со статусом независимой территории?
— Его нам ни в коем случае терять нельзя! — зашумели собравшиеся.
— В конце концов, в независимом государстве такие дела можно творить…
— Одни уже натворили.
— Так то ж нелюди.
— А люди, думаешь, лучше?
— Надо избрать президентом человека, в котором каждый из нас до конца уверен.
— А у нас есть такие люди? Покажи мне!
— Во всяком случае, я знаю человека, в чьей отваге, честности и порядочности я совершенно не сомневаюсь, — заявил Сигельский и поглядел на меня.
— Ого, да за этого парня весь комбинат, как один, отдаст голоса! — воскликнул Шунбром и стукнул меня по плечу.
Я встретился взглядом с Конни и, смутившись, опустил голову.
— Все это прекрасно, — вежливо, но твердо заявил Ламермур, — но не забывайте, что у нас не так давно уже были выборы. И избирать нового человека при всем моем уважении к моему другу Эдди Тотсу нельзя, пока жив старый президент. В противном случае это будет расценено как мятеж, переворот, бунт… Ведь данные на него уже отправлены в метрополию, и там прекрасно знают, что президентом планеты Филумбридж нами единоглавно избран Этот-С-Прозеленью…
— Брюнет тридцати лет, — дрогнувшим от волнения голосом произнесла Конни, — коренной житель Филумбриджа, холостой, среднее, из рабочих… с брюшком… — при этих словах она зарделась и потупила взгляд.
— Но ведь он человек! — воскликнул Ламермур.
— А где написано, что коренным жителем Филумбриджа должен быть обязательно шестиног? — возразил Шунбром. — Тем более, как выяснилось, они тут существа пришлые. Какое им дело до наших проблем? А Этот-С… Вернее я хотел сказать, Тотс прозелень… тьфу ты! Что я говорю? Я хотел сказать, наш Тотс, Эдди Тотс, а вовсе не… Братцы! — замогильным шепотом произнес он. — Ведь у них даже фамилии совпадают, Эдвард Тотс и… не хватает лишь маленькой приставочки, дописки в паспорте…
Все взоры обратились на меня.
— Нет, — сказал я твердо. — Я не позволю пачкать свой паспорт этой гнусной приставкой. Да, я Тотс, но никакой не Прозеленью! Вам ясно?
— Мне ясно, — встрял тут мой папаша. — Мне абсолютно ясно, что ты круглый дурак. А я лично давно хотел получить какую-нибудь фамилию поцветистее. Александр Павлович Тотс-Прозеленью. И ты, паршивец этакий, тоже автоматически позеленеешь, если не хочешь, чтобы я тебя проклял!
— Нет! — воскликнул я в отчаянии. — Никогда, вы слышите? Никогда не соглашусь я носить эту отвратительную, эту ужасную фамилию! — И бросился к двери.
— Постойте, Эдди! — хрустальный голосок Конни зазвенел мне вослед. — А что, если… кто-нибудь… разделит с вами часть этой тяжелой ноши и тоже возьмет себе ее… я имею в виду эту фа… фамилию…
— Тогда… — пробормотал я, делая шаг к ней, — тогда я, конечно, постараюсь к ней привыкнуть… хоть это, конечно, будет нелегко…
— …С тех пор, — заключил свой рассказ наш новый знакомец, — прошло уже свыше тридцати лет, у нас трое детей и пятеро внуков, но ни я, ни Конни так и не смогли привыкнуть к этой дурацкой фамилии. Сами понимаете, простым смертным легче сменить фамилию, чем нам, политикам. Эта дурацкая кличка уже сидит во всех официальных протоколах и договорах…
— Силы небесные! — воскликнул Акакий Евграфович Борзой. — Уж не хотите ли вы сказать, что были избраны президентом планеты?
