Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 08
Такую же несокрушимую веру прочитал я и в сочинении Олега Пеева — кстати, единственном от руки написанном — мелким таким, осторожным «пружинящим» почерком. Очень думающий мальчик. Его (хотелось бы, чтобы таких становилось больше!) «на козе» истерического очернительства истории не объедешь. Ему сейчас слово.
ОЛЕГ ПЕЕВ
«Я задумался: какой же силой воли нужно было обладать человеку, голодному, ослабленному, для того чтобы морально победить фашиста-коменданта… Казалось бы, человек, относящийся к русским как к рабочему скоту, заставлявший их делать нечеловечески трудную работу, — но даже он понял, что храбрость и сила воли Соколова, простого солдата, оказалась сильнее его силы. Именно благодаря таким, как Соколов, Великая Отечественная война закончилась для СССР победой. Немцы сначала были лучше оснащены, у них была отличная боевая техника, блестящие военные планы. У немецких военачальников были все основания считать, что война с русскими будет для них „лёгкой прогулкой“. Но они главного не учли — неколебимую и непостижимую русскую душу».
Олег Пеев, кстати, едва ли не единственный, кто особо обратил внимание на художественную выразительность рассказа. «Шолохов называет его (Андрея Соколова. — Г. Г.) глаза „мёртвыми“… Душа этого человека — как сталь, закалённая в огне тяжелых испытаний…» Мне сразу вспомнилось знаменитое «чёрное солнце» из «Тихого Дона». Молодец Олег, заметил такую важную художественную деталь!
Но вернёмся к началу разговора. Вот и Олег Пеев в ответе на вопрос о будущей судьбе Соколова и маленького Ванюши отделывается общими, клишированными фразами типа: «Можно только догадываться…», а завершает и вовсе плакатно: «Его внуки и правнуки — те люди, которые сейчас заботятся о том, чтобы человечество не забыло о военном подвиге, совершённом воинами Красной Армии».
Если бы всё было так… Если бы… И подумалось ещё вот о чём: видимо, до сих пор во многих семьях «оберегают» своё потомство от горькой правды наших дней, когда не только на Западе (там эта задача практически решена), но и у нас в России всё больше людей (молодых в особенности) убеждены, что победу над фашистами и фашизмом одержали США, Англия и их союзники. Уж тут не до того, «чтобы человечество не забыло…» Тут главное — не допустить, чтобы отняли у русского и других связанных с ним историческими узами народов самое драгоценное — нашу всенародную Победу.
Приведу теперь текст ещё одного сочинения, что не даёт мне покоя, бередит сердце; написано оно в виде ответов на вопросы, связанные не с одной «Судьбой человека», но и с оценкой творчества М. А. Шолохова в целом. Мне кажется, текст достоин того, чтобы привести его полностью.
АЛИНА КИСЛУХИНА
1. Вопрос: Как, по-твоему, помогла нашему народу «наука ненависти» к захватчикам, которую открыл Шолохов?
Ответ: Ненависть к захватчикам стихийна, ей нельзя научить, она просто есть.
2. Вопрос: Имеем ли мы право называть роман «Они сражались за Родину» независимой эпопеей, равной по своей художественной силе «Войне и миру»?
Ответ: Я думаю, мы вообще не имеем права сравнивать два столь самостоятельных и самобытных произведения только потому, что они оба посвящены войне.
Приведите, пожалуйста, пример «зависимой» эпопеи. Каждое литературное произведение, кроме откровенного плагиата, в той или иной степени независимо. Что касается сопоставления с «Войной и миром», то и оно кажется лишённым смысла, так как всё это зависит от субъективного восприятия лишь самого читателя. Не стоит превращать «Войну и мир» в некий эталон, аршин, которым измеряют, в некое «прокрустово ложе», в которое загоняют другие произведения и смотрят, дотягивает или не дотягивает. «Они сражались за Родину», как минимум, самостоятельное произведение, и кто-то, возможно, сочтёт, что оно, а не эпопея Толстого, лучше помогает понять, что такое война.
3. Вопрос: Голодный, бессильный Соколов одержал бесспорную моральную победу над фашистом, пытающимся сломить его волю к жизни, любовь к Родине. Как вы думаете, что этот человек может совершить для страны и народа потом?
Ответ: Одной из основных идей литературы так называемого соцреализма была поэтизация подвига, надрыва, борьбы за идею и отказа от личных интересов. История показала, что эта идеология — мертворождённая. Человек не может ВСЁ ВРЕМЯ совершать подвиги. У него должно быть время и для заботы о семье, для личного счастья, просто для того, чтобы побыть наедине с собой.
Поэтому я думаю, что голодный и бессильный Соколов, вернувшись с войны, станет обычным человеком, и это лучшее, что он может сделать. Есть время собирать камни и время разбрасывать камни. Время забыть обо всём, собрать волю в кулак и совершить подвиг — и время кропотливо и прочно строить дальнейшую, счастливую и спокойную жизнь. Если только его после войны не посадят «за измену Родине», за которую он проливал кровь.
Да-а… Вот это всплеск искренности совершенно иной закваски. Но недаром говорится, что чаще всего наши недостатки являются продолжением достоинств. Алина во всём — иногда чрезмерно — противопоставляет свой небанальный критический взгляд суждениям трафаретным, стереотипным, диктующим заведомо «благоприятный» (для отвечающего) ответ. Ну а если через год придёт другой учитель?.. Ну в самом деле: «Наука ненависти» Шолохова (равно как и «Русский характер» Алексея Толстого) задела за живое тысячи и тысячи бойцов Красной Армии — будущих победителей. И в этом, духовном смысле рассказы Шолохова и Толстого помогали ковать Победу. Но только в этом смысле! Преувеличение, как и недооценка, — путь к ошибке. «Ненависть стихийна», — говорит Алина. Ненависть подпитывается воспитанием, литературой, искусством, политикой, но не тождественна им, — думаю, что именно здесь, посередине стихийности и «педагогики» искусства, пролегает верный путь к истине.
Алина отвергла путь общепринятых и кажущихся бесспорными ответов — и заслуживает за это высокой похвалы. Но она, совершенно в духе нынешней «деидеологизации» высоких идей и понятий, абсолютизирует стихийность, впадая, только уже с другой стороны, в соблазнительный грех односторонности.
Второй вопрос, заданный Алине и её друзьям, мучает меня всю жизнь. И в молодости, и до сих пор я придерживаюсь такого мнения: с эпопеей, равнозначной «Войне и миру», у советских, а тем более у современных писателей, увы, пока не вышло… Осторожничаю, говорю «пока» — каких только чудес не бывает на свете! Ведь молодой Лев Толстой создал свою эпопею более чем через 50 лет после победоносного вступления храбрых русских войск в Париж. «В Париже росс!» — восклицал великий патриот А. С. Пушкин. Толстой развернул этот «литературный ген» нашего гения в беспримерный роман о доблести, мужестве и человечности русского человека. Эстафету принял Михаил Шолохов; всё меньше остаётся угрюмых и упрямых «литературоведов», пытающихся принизить и сам роман (подумаешь — русская Вандея начала ХХ века!), и в особенности его автора.
Но «есть ещё океан»! — как говорил Александр Блок. Такая война, как Великая Отечественная, не могла остаться «безголосой», не воспетой и не обдуманной. Я утверждаю, что почти за 50 лет, прошедших после 22 июня 1941 года, советская литература, и прежде всего русская, сумела создать коллективную широкоформатную эпопею о великих муках и подвигах нашего народа, как минимум, равнозначную «Войне и миру». Я всегда, где возможно, повторяю снова и снова: снимайте с книжной полки военные книжки Леонида Леонова и Юрия Бондарева, Василия Быкова и Евгения Носова, Виктора Астафьева и Ивана Стаднюка… Как говорится в таких трудных случаях: «и т. д., и т. д.» Вспоминаются великие слова Достоевского о романе «Дон-Кихот» Сервантеса: человечеству достаточно предъявить Господу на Страшном суде одну эту книгу, чтобы надеяться на снисхождение и прощение. По-моему, русскому народу достаточно будет предъявить «Горячий снег» Бондарева, «Последний поклон» Астафьева или гениальный рассказ о цене Победы Евгения Носова «Шопен. Соната № 2». И, конечно же, рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека», который будет вечно сиять как жемчужина в ряду литературных достижений ХХ века!
Те же слова в полной мере относятся и к незавершённому автором роману «Они сражались за Родину». Безусловно права Алина Кислухина, отвергая деление эпических произведений литературы на «независимые» и «зависимые». Но почему-то её тут же тянет в болото новой однобокости, когда якобы «всё зависит лишь от субъективного восприятия самого читателя». Почему, Алина? Разве ты полностью отрицаешь наличие объективных критериев оценки литературных произведений? Полностью отрицаешь возможность научного анализа художественного процесса? Судя по всему, так оно и есть. Худо это, и придётся оспаривать твои «неоспоримые» хлёсткие суждения, навеянные, по-моему, мнимым бесстрашием литизвращенцев типа Вик. Ерофеева или Вл. Сорокина. Называю эти одиозные имена не случайно. Вик. Ерофеев, посредственный, но продувной и нахальный литератор, «прославился» поистине геростратовым заявлением о «мертворождённости» советской литературы и метода соцреализма с его апологией революционности, поэтизацией подвига и «битвы идей».
